Глава одиннадцатая. СПРУТ (1)

Ельцин замужество одобрил. (Бытует версия, что жениха для дочери присмотрел он сам.) Сразу после регистрации новой семье выделили двухкомнатную квартиру, молодой муж резко пошел в гору: стал летать на международных авиалиниях. (Это опять-таки к вопросу о треклятых привилегиях.)

В общем, за старшую можно было особо не беспокоиться. То ли дело – Татьяна. Она жила вдалеке от родительских глаз, в чужой, негостеприимной Москве: такая непрактичная, доверчивая, беззащитная; одно слово – мать-одиночка. У отца с матерью просто сердце кровью обливалось от тревоги за судьбу любимицы.

И когда в 1985 году Ельцина перевели в Москву, первое, что сделал он, – мгновенно забрал дочь к себе.

В то время Татьяна служила программистом в отделе баллистики оборонного института: КБ «Салют». В том же КБ трудился и ее избранник – конструктор Леонид Дьяченко.

Это был типичный служебный роман: о какой-то бурной и яркой любви говорить здесь явно не приходится. Татьяну не смущало то, что будущий муж был моложе ее на три года; а Леонида – наличие ребенка от первого брака.

Муж Дьяченко оказался очень удачным приобретением. Он охотно смирился с тем, что Татьяна стала главной в семье. Не возражал он и против того, что жить им пришлось вместе с тестем и тещей – думаю, женатые мужчины понимают, о чем это говорит…

В эпоху Ельцина одним из секретарей московского горкома работала некая Низовцева. Иногда вместе с мужем ей приходилось выходить в свет, и супруг ее при знакомстве представлялся исключительно следующим образом: муж товарища Низовцевой.

Так вот, Леонид Дьяченко был мужем Татьяны Борисовны, и этим все было сказано…

В одном из немногих своих интервью, еще в период совместной жизни с Дьяченко, Татьяна самокритично признавалась: «Все считают, что в семье должна быть нормальная жена, которая заботится о муже, о детях, готовит обеды, все убирает. Домашняя любящая женщина, которая всегда ждет. У нас… не то что наоборот, но близко такого не было».

Уход Ельцина в оппозицию родные переживали нелегко. Тяжелее всего им было расставаться с многочисленными номенклатурными благами, с которыми свыклись они за долгие годы; а Борис Николаевич так еще и заставлял их теперь демонстрировать аскетичную скромность юродивых : ходить в обычные магазины, посещать районную поликлинику.

Отговаривать его они, естественно, не пытались: это было абсолютно бессмысленно. Напротив, семья всеми силами старалась помочь своему главе, поддержать в нелегкую минуту. Татьяна даже пробовала участвовать в его выборах, тайком приходила на встречи с населением, но тогда это лишь вызывало у отца раздражение.

«Нечего ей здесь делать. Тоже мне политик великий», – бурчал Ельцин всякий раз, завидев дочку в толпе избирателей.

Он был свято убежден, что место женщин – не в политике, а дома, у плиты и стиральной машины. В его общественной жизни жена и дочки требовались исключительно для того, чтобы оттенять его суровый лик своей трогательной милотой, являя перед телекамерами крепкую, образцовую ячейку общества. О том, что в действительности происходит за стенами их квартиры на 2-й Тверской-Ямской, посторонним знать было не положено…

И Татьяна с Еленой, и Наина Иосифовна образ этот старательно поддерживали.

От того, что Ельцины стали столичными жителями, они нисколько не прекратили быть провинциалами. Больше, чем Горбачева и КГБ, вместе взятых, Наина Иосифовна боялась людских пересудов и кривотолков.

В этой семье покой и благость всегда были выставлены напоказ: как чешский хрусталь и сервиз «Мадонна».

Даже от ближайших знакомых строжайше скрывались неудачные браки дочерей; сам факт того, что первенцы остались им от первых мужей, казался Наине Иосифовне намного более постыдным, чем неприкрытая грубость супруга, порой демонстративно кричащего на нее и топающего ногами.

Наталья Константинова, бывший пресс-секретарь Наины Ельциной, вспоминала:

«Иногда мне казалось, что он не замечает эту маленькую, приветливую, разумную женщину, которая ходит за ним столько лет и в прямом, и в переносном смысле этого слова, которая в перерывах между этапами его стремительной политической карьеры рожает ему детей, воспитывает внуков, плачет, болеет, страдает, скучает, но никогда не теряет самообладания…

Я нашла определение их отношениям. Наина Ельцина НЕСЕТ своего мужа, как хрустальную вазу. Он же лишь позволяет ей делать это».

МЕДИЦИНСКИЙ ДИАГНОЗ

Деспотия встречается не только как форма государственного устройства, но и как форма семейных отношений. В этом случае глава семьи (правитель), подчиняясь своим капризам и слабостям, преследует свои личные выгоды и, как ему кажется, интересы семьи, властвуя исключительно по произволу.

Итак, запомним: есть тихая, незлобивая «маленькая женщина», плачущая по ночам в подушку и довольствующая незавидной долей бессловесной спутницы великого мужа. Есть любимая, своенравная дочь, признающая в мире исключительно один авторитет. И есть, наконец, этот самый авторитет; крутой на расправу, лихой громовержец; семейный тиран и деспот.

Позвольте, но если все это так, как же могло случиться, что семья в итоге принялась управлять означенным деспотом?

Шестьдесят пять лет – возраст слишком поздний, чтоб начинать меняться; домострой есть домострой.

Я долго бился над этой загадкой, но ответ, как всегда, пришел совершенно случайно, когда услышал я рассказ известного журналиста Сергея Пархоменко о поездке с Ельциным за океан.

Внимание:

«Однажды я был в группе журналистов, которая сопровождала Ельцина в Соединенных Штатах, и была устроена такая замечательная там история, Ельцин посещал простую американскую семью. Был написан сценарий, они должны были там (и это все было проделано) печь яблочный пирог.

И действительно, нашли семью какую-то, крайне не шикарную, с детьми. Все очень красиво, и Ельцин вошел, после чего немедленно сошел с этой дорожки, перешел газон и сел на качели, которые в саду были, к дереву просто были привешены. Все кинулись это все фотографировать.

Потом он встал, схватил – надо сказать, довольно брутально – Наину Иосифовну, посадил ее рядом с собой на эти качели, при этом как-то неловко повернулся, она ему села на руку, и он на нее закричал: “Корова!”. После чего они упали с этих качелей оба, потому что они на двух взрослых были не рассчитаны».

Вы ничего не замечаете?

Как-то все фальшиво, наигранно это выглядит. Чтобы прям вот так, под прицелом журналистов, обзывать первую леди «коровой», брутально хватать ее, силком сажать на качели… Даже для неотесанного Ельцина – это, по-моему, чересчур.

Но мне думается, загвоздка здесь совсем в ином…

Иллюзионисты и престижитаторы, к коим, без сомнения, относится и наш герой, частенько пользуются сундуками с двойным дном.

Так вот, у Ельцина сундук этот – не с двойным даже, а с тройным дном.

Первое дно – идиллическая, пасхальная картинка: дружная советская семья.

Второе дно – античная трагикомедия: домашний тиран и святая жертвенность родни.

А вот – третье…

Никто почему-то никогда не обращал внимания, что еще с конца 80-х годов Наина Иосифовна практически во всех поездках сопровождала мужа: и по стране, и за рубежом; просто, не в пример Раисе Максимовне, она старалась лишний раз не мозолить журналистам глаза.

Коржаков рассказывал мне, что даже на дачу к нему, в деревню Молоково, Ельцин неизменно приезжал вместе с супругой, хотя присутствие ее – уж точно никому не требовалось: понятно, чем могли заниматься на природе два здоровых, рослых мужика. Лишь однажды, когда Наина Иосифовна на пару дней укатила в Свердловск, счастливый Ельцин завалился к нему на все выходные и по этому поводу был устроен двухдневный затяжной мальчишник: пустые бутылки выносили потом полдня.

«Она его от себя никуда не отпускала, – свидетельствует Коржаков. – Куда Ельцин, туда и Наина».
[1] [2] [3] [4]