ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ВЕРШИНА (5)

   С этими словами он отпустил своих советников. Всех  четырех  смутило  и встревожило искусство, с которым  сей  Нерон  признал  всех  и  правыми  и неправыми.

14. КАК ФАБРИКУЮТСЯ ИМПЕРАТОРЫ

   Умный  парфянский  царь  Артабан  медлил   признать   Нерона.   Искусно пользовался он в своих письмах цветистыми  восточными  выражениями,  чтобы избегнуть какого бы то ни было точного заявления. Агенты Маллука и Варрона сидели  в  прихожих  парфянских  министров.  Но  самое  крайнее,  на   что согласился Артабан, была посылка каравана с почетными подарками, коврами и пряностями с двусмысленным адресом: для человека,  который  называет  себя императором Нероном! Это можно  было  толковать  и  как  признание  и  как непризнание. Но для дела Нерона было крайне важно, чтобы царь окончательно решился. Если он не выступит немедленно в пользу Нерона и в  военном  и  в финансовом отношении, то держаться дольше не  будет  возможности.  Правда, весь Восток с облегчением вздохнул,  увидев  снова  орлов  императора,  но подняться, взлететь эти орлы смогут только  в  том  случае,  если  Артабан будет их кормить.

   Агенты Варрона, подгоняемые им, работали лихорадочно. И  тем  не  менее парфянские министры были по-прежнему тяжелы на  подъем,  обстоятельны,  до отчаяния  медлительны.   Наконец   через   два   месяца   Варрон   получил вразумительный ответ. "Царь царей, - сообщал ему великий канцлер и  маршал Артабана, - готов дать своему другу, императору Римскому,  тридцать  тысяч человек  вспомогательных  войск,  в  том  числе  шесть  тысяч  панцирников отборного войска. Он предоставляет  ему  также  заем  в  двести  миллионов сестерций. Но лишь при том условии, если  император  Нерон  будет  признан населением не только Междуречья, но  и  Римской  Сирии.  Если  достаточное число укрепленных городов на территории Римской  империи,  по  ту  сторону Евфрата, перейдут на сторону Нерона, и настолько, что он крепко  будет  их держать в руках, Артабан пошлет ему деньги и войска".

   Когда Варрон в первый раз пробежал письмо, в котором сообщалось об этих условиях царя, он просиял; он  нашел  их  умеренными,  разумными.  Но  чем больше о них думал, тем труднее ему казалось их осуществить.  Можно  было, конечно, как предлагал безрассудно смелый Требон,  вторгнуться  в  Римскую Сирию и взять несколько городов. Но это было бы безумием. В ответ на такую провокацию  Цейон,  с  одобрения  Палатина,  может  с  полным   основанием продвинуться за Евфрат с двумя или даже тремя легионами и разбить наголову Нерона, не рискуя вызвать  войну  с  Парфянским  государством.  Ведь  если римляне будут спровоцированы и выступят не как нападающие, а как защитники своей страны, Артабан не в состоянии будет  объединить  своих  парфян  для войны  против  них.  Нет,  это  не  так  просто,  как  представляет   себе какой-нибудь Требон. Надо, чтобы римские города  сами  собой,  добровольно перешли к Нерону. И таков, очевидно, смысл условия,  поставленного  хитрым Артабаном.

   И вот несколько пограничных римских  городов  подверглись  обработке  с помощью денег. Они были хорошо подготовлены. Не находилось только удобного предлога  отпасть  от  правительства  Антиохии,  а  Цейон  был  достаточно осторожен, чтобы  не  дать  им  такой  предлог.  Варрон  искал,  искал  до изнурения.  Как  подтолкнуть  эти  города?  Как   заставить   их   сделать решительный шаг, взбунтоваться  против  римского  императора?  Всю  страну между Евфратом и Тигром,  и  Коммаген  в  придачу,  Варрон  должен  суметь преподнести своему Нерону. Неужели всему этому  великолепному  предприятию рухнуть из-за ничтожной до смешного задачи - побудить к переходу несколько пограничных римских городов? Он искал, проводил бессонные  ночи,  мучился. Проходило драгоценное время. Он не находил выхода.

   Явился Кнопс. Его юркие глаза скользнули  по  несколько  измятому  лицу сенатора. Наслаждался ли он его беспомощностью? Во всяком  случае,  он  не дал этого заметить.

   - Условия парфян кажутся умеренными, но они жестки, - сказал он деловым тоном.

   - Правильно, молодой человек, - насмешливо отозвался Варрон.

   - Надо подумать, - констатировал Кнопс.

   - Ну, что ж, подумайте, - возразил Варрон.

   - Я уже сделал это, - ответил Кнопс. - У меня есть идея.

   - Я слушаю, - вежливо и устало сказал Варрон и  улыбнулся  скептически, безнадежно.

   Недолго эта скептическая  улыбка  оставалась  на  его  губах.  То,  что измыслил этот сумасшедший парень Кнопс, было подло и дерзко, но  при  всей своей  фантастичности  логично  и  обещало  успех.  Эти  плебеи   обладают плодотворной  фантазией,  отметил  про  себя  Варрон,  с   отвращением   и удивлением слушая расходившегося Кнопса.

   План Кнопса был таков: чтобы побудить окраинное население Римской Сирии отложиться  от  правительства  Цейона  и  перейти  на  сторону   законного императора Нерона, нужен был только внешний, каждому понятный предлог, ибо психологически население было к этому  подготовлено.  Следовательно,  дело сводится к тому,  чтобы  сделать  для  всех  ясным  и  очевидным  один  из фактически существовавших предлогов,  а  это  не  так  уж  трудно.  Разве, например, бог, называвший себя Христом, не насчитывал на сирийской границе многочисленных   последователей,   так   называемых   христиан,    которые фанатически ненавидели законного императора Нерона? Разве эти христиане из одной лишь преступной ненависти и фанатизма не  подожгли  шестнадцать  лет тому назад город Рим? По всей вероятности, они и теперь носятся  с  такими же  дерзкими   планами,   которые   поддерживает   правительство   Цейона, стремящегося расправиться с верным Нерону населением Сирии. Тот, кто знает психологию  этих  христиан,  кто  имеет  представление   о   ненависти   и мстительных планах узурпатора Тита и его чиновников, может легко понять, в каком направлении эти христиане и те, кто  их  подстрекает,  разрабатывают свои преступные планы. Например, весьма вероятно, что эти  фанатики  могут преступным образом открыть или как-нибудь иначе повредить один  из  шлюзов реки Евфрата или его канала с целью затопить и разрушить  какой-нибудь  из окраинных римско-сирийских городов, тайно  уже  признавших  Нерона.  Можно почти с полной уверенностью утверждать,  что  в  том  случае,  если  такое преступление действительно будет совершено, все пограничное население, как один человек, восстанет против правительства Антиохии. Разве это не так? И Нерон мог бы тогда,  опираясь  на  туземное  население,  по  крайней  мере несколько месяцев держаться в перешедших на его сторону окраинных городах. Условия Артабана были бы выполнены, и мы получили бы  обещанные  войска  и обещанные деньги.

   Варрон неподвижно уставился на Кнопса,  который  непринужденно  болтал, будто речь шла о подготовке увеселительной прогулки. Парень был прав.  То, что он изложил, было действительно идеей, находкой! Да, план  этот  в  его ошеломляющей простоте был так же  великолепен,  как  и  гнусен.  Он  сулил успех. Он должен был вызвать в народе требуемые сопоставления. Варрону  не нужно было это долго растолковывать.

   До сих пор еще не удалось установить истинных виновников  поджога  Рима шестнадцать лет тому назад. Варрон, имея на то веские данные, предполагал, что  это  сделали  спекулянты  земельными  участками.  Враждебная   Нерону республиканская аристократическая партия утверждала,  что  устроил  поджог сам Нерон исключительно из страсти чинить зло  и  из  желания  насладиться грандиозным зрелищем. Мнение народа разделилось. Многие считали виновником пожара Нерона; но даже у них  размах  самого  преступления  вызвал  скорее восхищение Нероном, чем ненависть к нему.  Большинство  населения  думало, однако,  что  Рим  действительно   подожгли   христиане,   которых   Нерон впоследствии  привлек  к  суду,  потому  что  нужно  же  было  кого-нибудь обвинить. Если теперь благодаря преступным образом  вызванному  наводнению погибнет один из римско-сирийских городов, народ,  как  бы  там  ни  было, сразу свяжет это с Нероном. Будут говорить, что это деяние  в  нероновском духе; вера, что Нерон жив, Нерон здесь, превратится в убеждение. Без труда можно  будет   внушить   черни,   которой   чужда   всякая   логика,   что фанатики-христиане, подстрекаемые чиновниками Тита, преступно, как в  свое время они это сделали  с  поджогом  Рима,  устроили  наводнение.  Конечно, допустить, чтобы Цейон из одной ненависти к сирийцам пошел  на  разрушение города на своей же территории, было  совершеннейшим  абсурдом.  Но  именно потому, что это был абсурд, версия имела  шансы  показаться  вероятной.  И народ будет рукоплескать Нерону, когда  он  вторично  обвинит  христиан  в преступлении и раздавит их.

   "Гнусный план, - признал в глубине души Варрон, - но план, обдуманный с большим знанием дела, рассчитанный на психологию черни. Какой плодотворной фантазией обладают плебеи!" - подумал он еще раз. Вслух он сказал:

   - А не чересчур ли это грубо состряпано, милейший Кнопс?

   - Конечно, чересчур, мой Варрон, - ответил Кнопс.
[1] [2] [3] [4]