Ифтах и его дочь (10)

Он снова и снова обдумывал итоги поездки. Он был готов к сопротивлению, но не ожидал, что Ифтах был так связан преступным союзом с Аммоном. Богохульные речи этого гордеца сначала внушили ему мысль самому поехать с просьбой в Эфраим.

Но, чем больше он об этом думал, тем труднее казалась ему эта поездка. Просить о помощи священника из Шило, высокомерного Элиада, главного врага! Священники из Шило и с ними, к сожалению, весь западный Израиль смеялись над его, Авиама, святыней. Они не признавали шатер Господа здесь, в Мицпе; они хвалились, что владеют ковчегом Господа, сопровождавшим сыновей Израиля по степям и пустыням. Но этот ковчег в Шило был поддельным, а истинный знак союза рода Иосифа с Богом стоял в шатре Авиама. И теперь он должен был ехать в Шило!

Время шло. Авиаму нужно было срочно собираться в дорогу. Чтобы предотвратить новый сговор Ифтаха с Аммоном, важно eщё до зимы уверить его, что Эфраим окажет поддержку. Однако священник чувствовал, что не осилит вторую трудную поездку. Стоит, пожалуй, доверить щекотливую миссию надежному послу. Но где найти авторитетного человека, бесконечно преданного Авиаму?.. И он выбрал прежнего судью, сына судьи Гилеада, ученого, наивного, твердого в вере Шамгара.

Он разжевал и вложил ему в рот точные слова послания. Дал указание рассказать первосвященнику Шило обо всех бедах Гилеада, но прямо не обращаться к нему за помощью. Просьбу послать в Мицпе способных носить оружие людей Авиам хотел сформулировать сам. Он взял глиняную дощечку, свиток и начал писать. Он писал как священник священнику, без обиняков рассказывая о проблемах, возникших из-за своевольного характера Ифтаха. А в конце попросил у мудрого господина и брата из Шило помощи и совета. Он обстоятельно наносил на поверхность листа знаки, перечитал написанное, вздохнул, свернул дрожавшими руками свиток и поставил печать.

Шамгар собрался в дорогу. Он скакал на белой ослице в сопровождении одного слуги. Пересек Иордан и направился в Шило.

В Шило Шамгар пробыл три дня. Авиам приказал поторапливаться, и он через короткое время был уже в Мицпе, потрясенный тем, что увидел, со скрепленным печатью посланием Гилеаду. Авиам старался не показать, с каким страхом он ждал ответа, и сначала выслушал подробный доклад Шамгара. А тот без устали рассказывал о множестве пластинок и свитков, которыми обладал священник из Шило, о том, сколь богаты их знания о жизни отцов и праотцев. В конце концов, он изложил то, что думал о первосвященнике Элиаде. Это был человек быстрого ума и глубоких знаний, он задал Шамгару разумные вопросы, однако, насколько Шамгар понял из его слов, ему недоставало благочестия и смирения перед Господом.

Наконец, Шамгар ушел. Авиам остался один. Он с нетерпением погрузился в чтение свитка. Элиад выражал понимание и сочувствие трудностям, которые принес священнику Авиаму, брату из Мицпе, дикий нрав господина судьи Ифтаха. Несмотря на это, замечал он, лучше, если бы участие в войне Эфраима на стороне Гилеада обсудили не священники, а военачальники, Тахан и Ифтах. Он полагал, что подобающая настойчивость Ифтаха в обращении к фельдмаршалу Тахану может иметь положительный результат: Тахан согласится помочь и отправит в Мицпе большое, хорошо вооруженное войско. Если Ифтах не станет обращаться к Тахану, он, Элиад, со своей стороны, в случае непосредственной угрозы Мицпе, мог бы прислать на помощь лишь несколько сотен воинов.

Авиам уставился на послание, злобно рассмеялся. У них в Шило приятный тон и хороший грифель. Писать умеют. Но по содержанию это послание низость. Несколько сотен... Как на основании столь жалких обещаний опровергать доводы Ифтаха против войны? Авиам зря унижался. Он злился на себя, на Шило, на первосвященника. Тот посмеялся над ним. Обычно смеялись над людьми Эфраима из-за их странного произношения. Они не выговаривали букву "ш", заменяя eё звуком "с", то есть сюсюкали.

Авиам перечитал послание Элиада, теперь - вслух, имитируя произношение сыновей Эфраима, и развеселился. Этот Элиад никогда не мог правильно произнести даже название своего города. "Сило, Сило", - смеясь передразнил Элиада Авиам - "Господин первосвященник из Сило"...

Однако, когда он спокойно eщё раз обдумал послание Элиада, в нем прозвучало для него больше "да", чем "нет". Эфраим обещал немного, но за долгое время это было первое дружеское послание, пришедшее из Западного Израиля. Это был добрый знак. Господь размягчил сердца надменных сынов Эфраима. Господь хотел войны. Он, служитель Господа, имел теперь право заставить упрямого военачальника вести войну. Авиам ожил. Добродетели, данные другому - физическая сила и воинские качества, с годами ослабевали; дар, которым благословил его Господь - необычная хитрость, оставался всегда. В беде, к которой привел народ Гилеада странный характер Ифтаха, этот дар становился двойным благословением. Он страстно мечтал придумать предлог, который сделал бы невозможным мир между Гилеадом и Аммоном. Он рассчитывал, взвешивал, одобрял свои мысли и отвергал. Мастер уловок и интриг, он вскоре придумал смелый, искусный план.

IV

На холме у Хешбона с незапамятных времён жили боги. Древних богов прогоняли, приходили новые, но и они должны были уйти. Семь поколений назад на холме поселился бог Мильком. Сыны Израиля разрушили его дом, когда захватили город. Но затем царь Нахаш вновь взял холм и сразу же начал возводить своему богу новый дом. Это была святыня, которую Нахаш защитил торжественным договором с Ифтахом. Строение было очень простым. На открытом среднем дворе стояло главное изображение бога - статуя быка. Она была снабжена двумя дверцами, внутри неё можно было зажечь огонь. Царь Нахаш сам освятил дом торжественной огненной жертвой и передал его под защиту трех священников. При принесении жертвы не присутствовал ни один израильтянин. С тех пор прошло много месяцев. И вдруг разнесся слух, что тогда был принесен в жертву не зверь, а человек, израильский ребенок. Известно было даже его имя. Говорили, что в жертву принесли мальчика Бен Халила, одного из тех, кого Нахаш взял в плен при захвате Элеали, а потом привел в свою столицу.

Гилеадчане вокруг Хешбона были возмущены. Разумеется, со времени создания Богом солнца и луны, когда Он жил на горе Хешбон, иногда приносили дорогие огненные человеческие жертвы. Но это происходило во времена несчастий или необычных побед. Царь Нахаш принес такую жертву без особого повода, из чистого высокомерия, чтобы опозорить гилеадчан и их Господа. Гилеадчане не хотели больше терпеть в своей стране враждебного бога, во внутренностях которого сожгли мальчика Бен Халила. Наиболее благоразумные напоминали, что Ифтах строго запретил трогать святыню, он поклялся в этом аммонитам. Горячие головы отвечали, что клятва устарела, ибо Нахаш не сдержал своей клятвы. Так же думали и священники в Мицпе. Темной ночью толпа разгневанных людей ворвалась в святыню, избила священников, обрезала им бороды, разломала стены дома, свалила статую бога, измазала eё навозом. Когда взошло солнце, приверженцы Милькома, призванные опозоренными священниками, увидели оскверненную святыню. Все вокруг было испачкано навозом, бог Аммона и его царь - неслыханно опозорены, договор, заключенный Ифтахом, грубо нарушен.

Когда весть об этом достигла страны Тоб, Ифтаха охватила безудержная ярость. Благочестивые дураки разрушили всё, чего он добился хитроумными переговорами с царем Нахашем. В его сердце закрались горькие подозрения. Он сразу же собрался в Мицпе.

Ктура никогда не имела привычки давать ему советы; но на этот раз не удержалась.

- Я знаю, - сказала она, - что ты отомстишь за преступление против Милькома. Но нужно примириться не только с богом, но и с царем Нахашем. Отдай ему Яалу. Сейчас...

Ифтах признавал, что Ктура права. После того что произошло, другого средства предотвратить войну не было. Но даже если бы он мог подавить чувства, которые поднимались в его душе при мысли о союзе с Аммоном, чувство, что он предает свой народ, чувство страха перед гневом Господним, он никогда не заставил бы себя отдать Яалу. Пусть Нахаш приносит жертвы Милькому, он, Ифтах, не принесет в жертву свое дитя.
[1] [2] [3] [4]