ВОСТОЧНАЯ ЕВРОПА: НОВЫЙ ГУМАНИЗМ

За пять тысяч лет своего существования мировая литература знала всего четыре великие литературные эпохи. Первой была эпоха книг пророков в библейские дни. Второй – период греческой трагедии времен Перикла. Третьей – расцвет английской поэтической драмы при королеве Елизавете. Наконец, четвертой была эпоха русского психологического романа 19 века. Всего за пятьдесят лет Пушкин, Гоголь, Тургенев, Достоевский и Толстой создали одну из величайших литератур мира. Культура еврейской диаспоры всегда развивалась параллельно окружающей культуре. Поэтому и русское еврейство породило в то время замечательную литературу. Правда, ее нельзя сравнивать с достижениями русских литературных гениев, но тем не менее она представляет собой уникальное культурное явление.

Герои русских романов носят русские имена, но в действительности – это действующие лица универсальной общечеловеческой трагедии. Точно так же герои новой еврейской литературы носили еврейские имена, но были представители универсальной, общечеловеческой драмы. Великие русские писатели заглянули в глубины русской души в поисках подлинных человеческих ценностей. Писатели, творившие на языках иврит и идиш, также обратились к потаенным глубинам еврейской души. Между ними было одно отличие, чисто жанровое. Писатели на идиш работали в основном в жанре романа, избравшие иврит – в жанре публицистики и поэзии. Авторы на идиш отошли от романтизма ранней еврейской литера туры и обратились к психологическому реализму: писатели на языке иврит посвятили творения своего пера сионизму – этому новому еврейскому политическому движению за возвращение евреев в Палестину.

Одним из первых и наиболее значительных публицистов этого времени был Ахад-ха-Ам (1856—1927). Он родился в богатой и ортодоксальной еврейской семье на Украине. Свое традиционное образование он дополнил занятиями в университетах Вены, Берлина и Бреслау. Впрочем, он так и не получил законченного университетского образования. Он жил сначала в Одессе, затем в Лондоне. В 1922 г. он переехал в Палестину и поселился в Тель-Авиве. Своими статьями он вдохнул в зарождающийся политический сионизм чувство исторической культурной ответственности. Задача сионизма, в его понимании, состояла не только в том, чтобы решить политические проблемы еврейства, но и в том, чтобы решить его основную духовную проблему. Такой проблемой, по Ахад-ха-Аму, было сохранение развивающейся и объединяющей еврейской культуры. По мнению Ахад-ха-Ама, не государство, а именно культура связывает индивидуума с его народом. Евреи в диаспоре, утверждал он, нуждаются в объединяющей их культуре, которая свяжет их в единый национальный организм. Только наличие духовного центра мирового еврейства в Палестине может решить эту задачу. Израиль Фридлендер подытожил («Прошлое и настоящее», сборник статей о еврействе, стр. 421) его учение следующими словами: «по Ахад-ха-Аму, сионизм начинается с культуры и кончается культурой, создание которой является центральной задачей еврейства».

В отличие от Ахад-ха-Ама Хаим Нахман Бялик (1873—1934) был прежде всего поэтом. По масштабу он сравним разве что с Иехудой ха-Леви. Бялик был величайшим поэтом на языке иврит. В детстве Бялик прогуливал уроки Талмуда, в юности он восставал против традиционализма, вся его зрелая жизнь была нескончаемым бунтом против остатков местечковой ортодоксии. Свое образование он получил самоучкой. Некоторое время он жил в Одессе, где торговал древесиной и преподавал в школе, потом переехал в Берлин и, наконец, осел в Тель-Авиве. В своей поэме «Сказание о погроме» Бялик в стиле библейских пророков изобразил погром 1903 г. в Кишиневе как прелюдию к грядущему массовому истреблению еврейства. Точно так же Пикассо в своей «Гернике» предугадал в уничтожении немцами испанского городка ужасы будущей тотальной войны. Влияние поэмы Бялика на еврейскую молодежь было огромно. Тысячи юношей и девушек отказались от своей прежней пассивности и устремились в русское подполье для борьбы с царской тиранией. Среди многочисленных переводов Бялика – трагедии Шекспира, «Вильгельм Телль» Шиллера и «Дон Кихот» Сервантеса. Более чем кто-либо иной Бялик способствовал возрождению и обогащению современного иврита.

Совершенно иной была жизнь крымчанина Шаула Черниховского (1875—1943). Он никогда не посещал школу Талмуд-Тора. Хотя его родители были верующими, они позволяли сыну дружить с русскими мальчишками. Вместе с ними он скитался по крымским степям. Идиш он не учил – в семь лет его начали учить сразу ивриту. Через язык вошла в его душу любовь к родному народу. В 1899 г. он поступил на медицинский факультет Гейдельбергского университета. Его учеба постоянно прерывалась любовными историями. Красивая внешность и отличное воспитание открыли ему путь в высшее еврейское и нееврейское общество. Многие из его замечательных поэм на иврите были посвящены христианским женщинам, которыми он увлекался. В конце концов он женился на гречанке. Во время Первой мировой войны он служил врачом в русской армии, затем принимал участие в русской революции, но вскоре переехал в Германию, а в 1931 г. – в Палестину.

Как ни странно, но именно этот высокообразованный и космополитически настроенный еврей своими страстными стихами пробудил в еврейской молодежи стремление «освободить» Яхве, которого ортодоксальные талмудисты «опутали филактериями». Подобно всем остальным авторам нового времени на иврите Черниховский был также филологом. Он перевел на иврит Мольера и Гёте, «Илиаду» и «Одиссею». Его переводы столь совершенны, что читаются как оригинальная литература. Он ухитрился также изучить финский язык с его пятнадцатью падежами и перевел на иврит удивительную, нерифмованную, полную аллитераций финскую народную поэму «Калевала». Кроме того, он перевел другую знаменитую поэму, написанную под влиянием и в подражание «Калевале», – «Песнь о Гайавате» Лонгфелло. При всем при том Черниховский был прежде всего еврейским националистом. Его поэзия концентрируется на теме пробуждения еврейского народа и его возвращения на свою историческую родину.

Бок о бок с этой светской литературой на иврите росла первая в истории еврейской культуры литера тура на идиш. Иврит был языком Торы и пророков. То был классический еврейский язык, насчитывавший четыре тысячи лет. Идиш был разговорным языком народа и насчитывал едва лишь семьсот лег. Он зародился в 12 веке в долине Рейна. Идиш был незаконным детищем немецкого языка и еврейского алфавита. Немецкие евреи говорили между собой на немецком языке. Но когда они писали, то употребляли еврейские буквы. С течением столетий немецкие слова постепенно изменялись, добавлялись слова из иврита, создавался особый синтаксис. По мере того, как евреи двигались на восток, они уносили с собой этот новый язык. Селясь в Польше. Литве, на Украине, они добавляли к этому языку слова из окружающих местных языков. Так образовался идиш. К 18 веку подавляющее большинство евреев Европы говорило только на нем. Ивритом пользовались лишь в школах да синагогах, учебниках и молитвах.

Чтобы привлечь к себе народные массы, писатели Хаскалы обратились к языку идиш. Будучи народным языком, подвижным и недисциплинированным, идиш имел свои литературные ограничения и свои преимущества. Он не был пригоден для героического эпоса или выражения тонких душевных переживаний. Зато он идеально подходил для лирических излияний и сатиры. На нем трудно было передать философскую неоднозначность, зато можно было прекрасно выразить душевную симпатию и сочувствие. Как Данте создал народный итальянский, Чосер – английский и Лютер – немецкий язык, так писатели Хаскалы сформировали народный язык еврейства – идиш.

Литература, созданная гениальными писателями Хаскалы, не погибла, несмотря на гибель носителей языка в гитлеровских концлагерях. Она родилась на отгороженном клочке земли, называвшемся «чертой оседлости». Она была предназначена для трех миллионов евреев, которых христианский мир считал в те времена историческим анахронизмом. И тем не менее эта литература создала образы, которые живы и по сей день, тогда когда подобных местечек нет и в помине. Этих своих героев, этих «униженных и оскорбленных» литература на идиш возвысила до ранга общечеловеческих типов.

По чистой случайности первые три писателя Хаскалы на идиш были и тремя величайшими. То были Менделе Мойхер Сфорим, Шолом-Алейхем и Перец.

Менделе Мойхер Сфорим (1836—1917) был типичным талмудистом, соблазненным Хаскалой. Он родился в литовской еврейской семье, в которой предков-раввинов было больше, чем гербов в ином английском аристократическом замке. Образовываясь на Талмуде, в однокомнатной школе «штетеле», и снова на Талмуде в разных иешивах, он в конце концов взбунтовался и обратился к литературе Запада. Сначала он писал на иврите, но затем перешел на идиш. Многие интеллектуалы того времени презирали идиш, считая его варварским жаргоном. Менделе создал на этом языке пламенные инвективы против ограниченных и догматичных евреев местечка. Но в его сарказме неизменно ощущалась глубокая любовь к своему народу. В своих произведениях Менделе пытался воссоздать присущую евреям подсознательную общность чувств. Его еврейские типы отмечены такой печатью общечеловечности, что, возможно, когда-нибудь, когда появятся адекватные переводы, его слава сравняется со славой великих русских писателей. Менделе умер в 1917 г., восьмидесяти одного года от роду.

Местечковые еврейские папы и мамы прошлого века свысока смотрели на профессию литератора. «О чем тут еще писать? Разве не все уже написано?» Отец Шолом-Алейхема был редким исключением. Он поощрял литературные занятия своего сына. В семнадцать лет Шолом-Алейхем (1859—1916), воспитывавшийся в обычных местечковых традициях, взбунтовался, начал писать на иврите и преподавать русский язык, чтобы заработать на жизнь. Его первым литературным произведением был словарь цветистых и сочных идишистских ругательств его мачехи. Он женился на дочери богатого землевладельца, управлял большим имением, проиграл все свое со стояние на бирже и снова взялся за перо – на этот раз на языке идиш. Он переселился из России в Швейцарию, затем в Данию и, наконец, в Соединенные Штаты – в самом начале Первой мировой войны.
[1] [2] [3] [4]