ВОСТОЧНАЯ ЕВРОПА: НОВЫЙ ГУМАНИЗМ

ВОСТОЧНАЯ ЕВРОПА: НОВЫЙ ГУМАНИЗМ

Подобно отливам и приливам, еврейская история то накатывалась на Западную Европу, то откатывалась в Восточную. В средние века она началась на западе и медленно и неуклонно двигалась на восток. В новое время она началась на востоке и с такой же не Успешностью и неуклонностью катилась на запад. Здесь, на Западе, эмансипированные евреи создали культуру, основанную на западных ценностях. Западное еврейство нашло свое самовыражение на языках народов-хозяев – немецком, английском, французском, итальянском. На Востоке непросвещенное еврейство создало иную культуру. Она получила название Хаскалы и была неразрывно связана с еврейскими ценностями. Хаскала не породила ни ученых, ни музыкантов, ни художников51. Зато она произвела на свет замечательную гуманистскую литературу на двух языках. То не были польский или русский язык. Одним из этих языков был классический еврейский язык – иврит, другим – разговорный язык народа: идиш.

Восточноевропейский еврейский гуманизм имел большее значение для сохранения еврейства, чем западноевропейское еврейское просвещение. Достижения западных евреев порой напоминали декоративные колонны в солидном здании европейской христианской культуры. Достижения еврейских гуманистов Востока были мощными столбами, поддерживавшими все здание еврейской диаспоры. Когда приливная волна просвещения накатилась на восточные местечки, эти еврейские гуманисты преобразовали западное просвещение в еврейскую Хаскалу. Просвещение было философией зажиточных слоев. Хасидизм был религией бедняков. Хаскала же была выражением культурного национализма средних классов. Это было еврейское Возрождение, запоздавшее на три столетия.

Хаскала возникла в недрах иудаизма. Она была связана с вечными еврейскими ценностями, но создала и новые культурные ценности. Она породила новую литературу, неразрывно связанную с еврейскими языками. Из ее связи с религией возник еврейский экзистенциализм. Из ее связи с политикой возник сионизм. Сионизм, в свою очередь, объединил евреев всей Европы с евреями Соединенных Штатов и создал Государство Израиль. Вся эта огромная перестройка и объединение начались с малозначительного, казалось бы, движения – борьбы нескольких молодых талмудистов против хасидов, провозгласивших возврат к примитивной чувственности единственным путем приближения к Богу.

Хасидизм не умер со смертью своего основателя Бешта (1760). Ученик Бешта Дов Бер неутомимо распространял среди восточных евреев идеи учителя. Вскоре каждый второй еврей в Восточной Европе был членом той или иной хасидской группы. Раввины, опасавшиеся, что новое учение подорвет их авторитет, тщетно пытались подавить его. Они преуспели только в Литве. Этим они были обязаны усилиям Элияху бен Шломо Залмана (1720—1797), человека, сыгравшего весьма противоречивую роль и еврейской истории. Сам того не желая, он стал тем мостом, по которому талмудисты перешли в лагерь просветителей. Овладев их современным оружием, они обратили его против хасидизма.

В 12 веке Элияху бен Шломо (более известный под именем «Виленского гаона») был бы великим философом. В 18 веке он был живым анахронизмом, разрывающимся между ортодоксальным иудаизмом и современной наукой. Элияху родился, как это видно из его прозвища, в Вильно, в Литве. Вторая часть того же прозвища, «гаон», указывает на его выдающуюся ученость. Действительно, он овладел Торой в возрасте восьми лет, а Талмудом – в возрасте девяти. Но вот чего никак не подсказывает его уважительное прозвище, что в десять лет его потянуло к современной науке. Перепуганный отец приложил все усилия, чтобы выбить у него из головы эту «дурь». Элияху продолжил занятия Талмудом и со временем стал самым выдающимся талмудистом своей эпохи. Однако свое детское увлечение наукой он не забыл.

Уже в юности он был вовлечен в споры о хасидизме. Не будучи раввином, он, тем не менее, тоже выступил против хасидов. Его репутация как знатока Талмуда была столь высока, что высказанное им мнение возымело большое влияние. Виленский гаон, однако, не сумел понять психологические мотивы, лежавшие в основе хасидизма. Он рассматривал это движение всего лишь как продукт еврейского невежества. До самой смерти он оставался последним знаменосцем ортодоксального иудаизма. Ему не дано было увидеть будущее. Он не сумел предугадать, что его собственный интерес к науке побудит молодых талмудистов обратиться к западному просвещению. Он не знал, что, поощряя своих и чужих учеников переводить научные труды на язык пророков, он сеет семена грядущей Хаскалы.

История любит повторяться. Некогда, соприкоснувшись с греко-римским миром, еврейская молодежь была увлечена им. Теперь, в 18 веке, эта молодежь впервые соприкоснулась в идеями европейского Просвещения. И снова события пошли по тому же пути. От увлечения наукой она перешла к увлечению западной философией, от философии – к литературе и социальным проблемам. Западные идеи оказали на нее огромное влияние, но не сумели оторвать от еврейских корней. Стремлением этих молодых талмудистов стала эмансипация без перехода в христианство. Они хотели найти компромисс между ортодоксами, которые не признавали ничего нового, и ассимиляторами, которые готовы были отдать все свое за чужое. Им хотелось создать еврейскую культуру, которая была бы интересна и для Запада, а не просто заимствовать западную культуру на потребу евреям.

Вокруг себя эти первые просветители видели восточноевропейское еврейство, увлеченное хасидской доктриной спасения души. Они поняли, что главный их враг – хасидизм. В борьбе с этим врагом они объединились с раввинами. В отличие от Виленского гаона эти еврейские интеллектуалы не считали хасидизм порождением безграмотности. Они видели в хасидизме «опиум для народа» – иллюзорную попытку бегства от ужасов повседневного существования.

Для распространения своих идей просветители нуждались в аудитории. Пытаясь привлечь слушателей, они начали с развлекательных повестей и романов, столь популярных в 19 веке. Чтобы не превратить эту литературу в простое продолжение русской или польской, они решили писать на иврите. Главной их целью было подорвать влияние хасидизма.

Действие этих повестей и романов происходило главным образом в Палестине. Героями, героинями, влюбленными, злодеями были евреи. Со времен за ката золотого века в мусульманской империи образы евреев в еврейской литературе приобретали все более схематичные черты. Они стали образцами беспорочной добродетели, существами, для которых физические влечения вообще не существуют, а половые различия упоминаются разве что в медицинских книгах. В новой литературе еврейская история выглядела со стоящей из двух резко отличающихся периодов. С одной стороны, романтическое прошлое, когда евреи радостно предавались любви и наслаждениям, с другой – жалкое настоящее с его длинными, унылыми, невзрачными одеяниями, скрывавшими всякую красоту. Эти развлекательные романы сослужили весьма полезную службу. Они разрушили то представление, которое сложилось у евреев о самих себе. Они показали, что евреи отнюдь не всегда были пленниками гетто. Были времена, когда они были романтическими возлюбленными, храбрыми воинами, отважными авантюристами. Эти романы исподволь внушали мысль о том, что если евреи не будут пассивно ждать Мессию, а предпримут активные политические действия, то они смогут изменить свое нынешнее положение.

К середине 19 века хасидизм начал терять свою прежнюю силу. Его влияние стало падать. Это было обусловлено главным образом его неспособностью самоорганизоваться. В результате движение стало распадаться на ряд враждующих между собой групп. Но определенную роль в подрыве влияния хасидизма сыграла и новая еврейская литература. Многие евреи начали видеть в хасидизме не возврат к иудаизму, а отклонение от него. Образ храброго, романтического еврея, созданный новой литературой, был им более по душе, нежели образ распевающего молитвы, приплясывающего хасида.

По мере того, как читатель становился все более разборчивым и требовательным, писатели Хаскалы начали обращаться ко все более серьезным темам. Они стали интересоваться смыслом иудаизма и реальной жизнью еврейства. Новая литература разделилась на два языковых потока: идишистский, рассчитанный на широкие массы, и ивритский, предназначенный для интеллектуалов. В течение каких-нибудь ста лет в Восточной Европе появилось множество замечательных еврейских писателей. Подобно гуманистам эпохи Возрождения, они оказали заметное влияние не только на литературу, но и на жизнь.
[1] [2] [3] [4]