Глава 8

Здесь пряталось множество странных созданий. Они даже не пытались принимать облик живых существ. В то же время они не являлись воплощениями платоновских идей, сфер или кубов. Эти образования вращались, некоторые стояли на вершинах пирамид. Треугольные деревья пели, когда их касалось дуновение ветра. Там, где клубился голубой туман, даже легкое движение вызывало всполохи желтого пламени.

Он скользил между ними и наслаждался этой правильной не правильностью.

— Сад солипсистов? — спросил он у них. — Я правильно понимаю?

Только один алый вращающийся эллипсоид обратил внимание на вопрос Вольтера. На нем проступил оскаленный в ухмылке рот и огромный светящийся зеленый глаз. Глаз подмигнул, зубы блеснули.

Вольтер чувствовал в каждой из этих двигающихся скульптур отзвук их собственных "Я", заключенных в оболочку. Непонятно как, но эти "Я" сузили, втиснули в форму и подчинили, лишив всего остального.

А что дало ему осознание собственного "Я"? Чувство контроля, определение будущих действий? И все же, глядя в себя, он видел работу внутренних программ и подпрограмм.

— Поразительно! — воскликнул он, когда к нему пришло понимание.

Потому что у него в голове вовсе не сидел человек, заставляя делать все, чего ему хотелось (и даже не господин, который заставлял его хотеть то, что он хочет). Он сам создал "Я"! В нем сидел не кто иной, как он сам!

Позади него возникла Жанна д’Арк в сияющих доспехах. — Это сияние — твоя душа, — сказала она. Вольтер вытаращил глаза. И трепетно поцеловал ее.

— Ты спасла меня? Да? Именно ты!

— Я сделала это, и сила, которую ты передал, помогла мне. Я вытянула силу из умирающих духов, которых множество в этом странном месте.

Он заглянул в себя и обнаружил две сражающиеся программы. Одна хотела обнять Жанну, невзирая на конфликт между чувственным восприятием и аналитическим строем его сознания. Вторая, неотъемлемая часть философа, стремилась уравновесить Веру и веселый, недоверчивый Разум.

А почему бы не принять обе стороны? Когда он был живым человеком, он каждый день примирял подобные несовместимости. Особенно, общаясь с женщинами.

Кроме того, подумал Вольтер, все когда-нибудь случается в первый раз. Он почувствовал, как каждая программа начала набирать силу, словно вытягивая сахар из крови, в которой растворилось пряное вино.

Он одновременно и принял Жанну, и отказался от нее, воспринимая ее сущность двумя противоположными путями. Каждый был насыщен и труден, но его познание продолжалось. Он мог жить двумя жизнями!

Плоскость раскололась.

Они раскололись.

Время раскололось.

Он стоял перед ней без парика, растрепанный, в окровавленном атласном жилете, в мокрых изорванных бархатных бриджах.

— Простите меня, милая мадам, за то, что посмел предстать перед вами в таком неприглядном виде. У меня и в мыслях не было проявить к вам или к себе такое неуважение. — Он огляделся и нервно облизал пересохшие губы. — Я… действовал неумело. Механика никогда не была моей сильной стороной.

Жанна поняла, что он деликатно пытается смягчить впечатление от своего внешнего облика. Сострадание, подумала она, — это самое главное в Чистилище, поскольку кто знает, за что нас призовут на небеса?

Она была уверена, что прожила жизнь достойней этого неистового, но все же чистосердечного человека. Но даже у него есть шанс спастись. По крайней мере, он был французом, в отличие от всех этих странных предметов, толпящихся на равнине.

— Моя любовь к удовольствиям и удовольствие любить вас не избавили меня от того, что я пережил в Комнате Правды на пике боли.

Он запнулся и вытер глаза рукавом рубашки. От удивления Жанна даже открыла рот. Куда подевалось его изящное кружевное белье? Его прирожденное чувство вкуса отступило перед реальностью окружающего мира.

— Пережив тысячу маленьких смертей, не так-то легко остаться щеголем, даже для меня. — Он поднял взгляд. — И для вас, мадам, и для вас тоже.

Пламя, вспомнила Жанна. Но теперь картина костра не напугала ее так, как раньше. Она созерцала свой кошмар спокойно, с холодной отстраненностью. Ее «самопрограммирование» — под этим странным словом она подразумевала особый вид молитвы — творило чудеса.

— Я не могу отказаться от моих нравственных законов, сударь.

— Мы должны принять окончательное решение. Я не в силах отыскать место, чтобы… э-э, «просканировать задний план» ни для философии, ни для чувственного восприятия. Я не могу опуститься до солипсизма… — он повел рукой в сторону существ на плоскости Эвклида, — как они. Сейчас вы, мадам должны решить: важнее ли для вас вкус винограда или союз со мной в этом… этом…

— Мой бедный господин, — сказала Жанна.

— …в этом безжизненном, но бесконечном мире. — Вольтер посмотрел ей в глаза, ожидая ответа. — Соединиться с вами в вашем мире мне не дано.

И он разрыдался.

Несмотря на любовь к Жанне, Вольтер не удержался от спора, особенно когда появились новые аспекты для обсуждения.

— Ты веришь в неизменную сущность, которую называешь душой?

Она улыбнулась с жалостью.

— Разве вы не верите?

— Тогда скажи, есть ли у этой извращенной геометрии душа? — Он широким взмахом руки обвел разумные геометрические фигуры.

Она нахмурилась. — Должна быть.

— Значит, они должны обладать способностью учиться, так? В противном случае души могут прожить бесконечно долгое время и не использовать его для обучения, познания, изменения…

Она передернула плечами.

— Я не…

— То, что не изменяется, — не растет. Неизменность ничем не отличается от смерти.

— Нет, смерть ведет в ад или в рай.

— Чем ад хуже прозябания в неподвижности, когда ты не в состоянии ничего изменить, пребывания в стасисе бездумного существования?

— Софистика! Я только что спасла вам жизнь, а вы загадываете мне загадки…

— Спросите у этих искусственных "Я"! — перебил он и пнул ногой ромб.

Удар изящного ботинка оставил на боку ромба коричневую вмятину, которая постепенно затянулась и снова стала голубой.

— Ценность человеческого "Я" заключена не в маленькой красивой сущности, а в тленной, сложной оболочке.

Жанна сдвинула брови:

— Должен быть какой-то центр.

— Нет, у нас нет центра, разве ты не видишь? Байка о душе — чушь, которая должна заставить нас считать, что мы не в состоянии усовершенствовать себя.

Он пнул пирамиду, которая вращалась на острие. Пирамида опрокинулась и сжалась, пытаясь перевернуться обратно. Жанна встала на колени и подняла фигуру в прежнее положение, ощутив волну благодарности.

— Будь милосердным! — зло крикнула она.

— К этому обрубку? Чушь!

Это проигравшее "Я", милая моя. Внутри оно наверняка уверено, что все останется неизменным, что бы вокруг ни происходило. Мой пинок дал ему свободу!

Жанна погладила пирамиду, которая болезненно сжалась с тонким, протяжным стоном.

— Правда? И кому нужно такое очевидное будущее?

Вольтер моргнул.

— Этот парень… Гэри Селдон. Только он виноват в том, что мы пустились в это сумасшедшее путешествие. Все было задумано для того, чтобы он понял… узнал наверняка. Ну и странные же методы сравнения у некоторых!
[1] [2]