55
[1] [2] [3]– Останется народ необычный.
– Совершенно необычный. Такой народ, который надеется не столько на своих последователей, сколько на недостаток способности видеть перед собой пустоту. Народ, который любит работать для себя и ставить перед собой проблемы, а не собирается в стадо и делит груз таким образом, чтобы часть, падающая на каждого, стала практически ничем. Индивидуалисты, мистер Бейли. Индивидуалисты! И наше общество основано на этом. Все направления, в которых развиваются Внешние миры, подчеркивают нашу индивидуальность. Мы гордимся, что живем как люди на Авроре, а не толпимся, как бараны, на Земле. Не обижайтесь, я пользуюсь сравнением не для того, чтобы унизить Землю; просто это другое общество, которым я отнюдь не восхищен, но которое вы, я думаю, считаете удобным и идеальным.
– Какое это имеет отношение к основанию Института, доктор Амадейро?
– Даже гордый и здоровый индивидуализм имеет свои слабости. Самые великие умы, работая в одиночку, не могут быстро двигаться, если отказываются сообщать о своих открытиях. Какое-то затруднение может задержать ученого на сто лет, в то время как у коллеги есть уже готовое решение. Институт пытается хотя бы на узком поле роботехники создать общность мысли.
– Возможно ли, что частное затруднение, которое вы атакуете – это конструкция человекоподобного робота?
Амадейро заморгал.
– Да, это очевидно, не так ли? Двадцать шесть лет назад новая математическая система Фастальфа, которую он назвал «межсекционный анализ», сделала возможным проектирование человекоподобных роботов, но он держит эту систему при себе. Много лет спустя, когда все сложные технические детали были отработаны, он и доктор Сартон применили теорию к созданию Дэниела. Но все эти детали тоже хранятся в тайне. Многие роботехники нашли это естественным. Они пытались индивидуально обрабатывать детали. А я задумался об Институте, где усилия будут объединены. Нелегко было убедить роботехников в полезности этого плана, убедить Совет дать на него фонды вопреки страшной оппозиции Фастальфа, много лет упорно добиваться, но Институт создан.
– Почему доктор Фастальф противился?
– Во-первых, из самолюбия. Но и у меня его не меньше. У всех нас, естественно, есть самолюбие; оно исходит из индивидуализма. Фастальф считает себя величайшим роботехником истории, а человекоподобного робота – собственным личным достижением. Он не хочет, чтобы это достижение повторила группа роботехников, индивидуально безликих по сравнению с ним. Я думаю, он смотрит на это, как на заговор низших обескровить и обезличить его личную великую победу.
– Вы сказали, что это была причина для оппозиции «во-первых»; значит, были и другие мотивы?
– Он возражал также против объектов пользования, на которые мы планировали поставить человекоподобных роботов.
– Каковы они?
– Ну, ну, не будем наивничать. Доктор Фастальф наверняка говорил вам о глобалистах и их планах заселения Галактики.
– Говорил, и доктор Василия говорила мне о трудностях продвижения у индивидуалистов. Тем не менее, мне хотелось бы услышать вашу точку зрения на этот предмет. Хотите ли вы, чтобы я принял интерпретацию доктора Фастальфа насчет глобалистских планов как беспристрастную и объективную, и вы констатируете это для записи, или предпочитаете описать ваши планы своими словами?
– Вы, похоже, не оставляете мне выбора, мистер Бейли?
– Никакого, доктор Амадейро.
– Ладно. Я – вернее сказать – мы, потому что люди в Институте все согласны в этом – смотрим в будущее и хотим, чтобы человечество открывало все больше и больше новых планет для заселения. Однако, мы не хотим, чтобы процесс самоизбранности уничтожил старые планеты или довел их до умирания, как в случае – простите меня – Земли. Мы не хотим, чтобы новые планеты взяли у нас самое лучшее и оставили отбросы. Вы понимаете?
– Продолжайте, пожалуйста.
– Во всяком ориентированном на роботов обществе, в данном случае нашем, самое легкое решение – послать роботов как поселенцев. Роботы строят общество и планету, а потом мы все, без выбора, можем последовать на новый мир, такой же удобный и приспособленный для нас, как и старый. Мы перейдем туда, так сказать, не покидая дома.
– А не сделают ли роботы мир скорее для себя, чем для людей?
– Именно так и будет, если мы пошлем обычных роботов. Но у нас есть возможность послать человекоподобных роботов, вроде Дэниела, которые, строя мир для себя, автоматически делают его для нас. Но доктор Фастальф возражает. Он видит какую-то добродетель в том, чтобы люди сами кроили новый мир из чужой и враждебной планеты, и не понимает, что такие усилия не только будут стоить множества человеческих жизней, но и дадут мир, подверженный катастрофам и ничуть не похожий на известные нам миры.
– Как Внешние миры сегодня отличаются от Земли и друг от друга?
Амадейро на миг утратил свою жизнерадостность и задумался.
– Да, мистер Бейли, вы затронули важный пункт. Я говорил только об Авроре. Внешние миры и в самом деле все разные, и я недолюбливаю большинство из них. Мне ясно – хотя я, может быть, пристрастен – что Аврора, старейший из них, лучший и самый процветающий. Я не хочу вариантов новых миров, из которых лишь немногие могут быть реально ценными. Я хочу много Аврор, миллионы Аврор, и поэтому хочу, чтобы новые миры были скроены по-аврорски д о т ог о, как мы туда попадем. Вот почему мы и называем себя «глобалистами». Мы связаны с э ти м нашим шаром , а не с другими.
– Вы не видите ценности в вариантах, доктор Амадейро?
– Если варианты одинаково хороши, они могут быть и ценными, но если некоторые – или большая часть – хуже, какую пользу это принесет человечеству?
– Когда вы начнете эту работу?
– Когда у нас будут человекоподобные роботы. У Фастальфа было два, одного он уничтожил, оставив только Дэниела как единственный образец – он бросил быстрый взгляд на Дэниела.
– Когда у вас появятся такие роботы?
– Трудно сказать. Мы еще не догнали доктора Фастальфа.
– Хотя он один, а вас много?
Амадейро чуть заметно передернулся.
– Напрасно тратите свой сарказм. Фастальф был впереди нас с самого начала, потому что Институт был долгое время в эмбриональном состоянии, и мы только два года как начали полную работу. Нам необходимо не только догнать его, но и перегнать. Дэниел – хорошая продукция, но он только прототип и не настолько хорош.
– Значит, ваши роботы должны быть выше маркой, чем Дэниел?
– Они должны быть даже выше человека. Они должны быть обоих полов и иметь эквивалент детей. Нам нужно иметь поколения роботов, чтобы построить на планетах достаточно человеческое общество.
– Мне кажется, я вижу трудности.
– Без сомнения. Их много. А какие трудности вы предвидите?
– Если вы произведете роботов, настолько близких к человеку, что они смогут создать человеческое общество, и если они будут иметь поколения обоих полов, как вы отличите их от людей?
– Это имеет значение?
– Может иметь. Если они будут совсем как люди, они смешаются с человеческим обществом и станут частью человеческих семейных групп… и как отцы-основатели, они не будут пригодны для услуг.
Амадейро засмеялся.
– Такие мысли у вас от привязанности Глэдис Дельмар к Джандеру. Видите ли, я кое-что знаю о вашем интервью с этой женщиной от Гремиониса и доктора Василии. Напомню вам, что Глэдис с Солярии, и ее понятие о муже не соответствуют аврорским.
– Я думал не о ней. Я думал о том, что секс на Авроре широко интерпретируется, и что роботы как секс-партнеры приемлемы и теперь. А если вы реально не отличите робота от человека, то…
– Вопрос в детях; от человека и робота детей не будет.
– Тогда возникает другой вопрос. Роботы будут долгожителями, поскольку постройка общества может продлиться столетиями.
– Они в любом случае будут долгожителями, если они похожи на аврорцев.
– А их дети – тоже долгожители?
Амадейро не ответил. Бейли продолжал:
– Они будут искусственными детьми роботов и никогда не будут взрослыми – у них не будет ни возраста, ни зрелости. Это усилит элемент нечеловечества и поставит под сомнение природу общества.
– Вы проницательны, мистер Бейли, – вздохнул Амадейро. – Мы задумывались над изобретением какой-то схемы, по которой роботы могли бы производить детей, и те росли бы и мужали – по крайней мере, на то время, пока будет построено нужное общество.
– А когда люди приедут, роботы должны восстановить более роботские схемы поведения?
– Вероятно… если понадобится.
– А их производство детей? Наверное лучше, чтобы оно приближалось к человеческому?
– Вероятно.