Глава вторая. На Компореллоне (1)

– Прости. Похоже, будто я не хочу поделиться с тобой своей тайной?

– Да. Почему?

– И правда, почему? Не кажется ли тебе, друг мой, что все дело в Блисс?

– Блисс? Значит, ты не хочешь, чтобы она знала? Поверь, дружочек, ей можно доверять целиком и полностью.

– Не в этом дело. Что толку что-то скрывать от нее? Уверен, она может выудить любую тайну из моего сознания, если пожелает. Прости, это просто я, наверное, в детство впал. Мне казалось, что ты уделяешь внимание только ей, а я больше для тебя не существую.

– Но это неправда, Голан! – ужаснулся Пелорат.

– Знаю. Просто, я пытаюсь понять собственные чувства. Вот ты сейчас пришел ко мне, потому что испугался за нашу дружбу, и, теперь поразмыслив, я понимаю, что у меня были такие же страхи. Я не мог честно признаться себе в этом, но думаю, я чувствовал себя неинтересным тебе из-за Блисс. Возможно, я пытался поквитаться, из каприза скрывая от тебя правду. Да, вышло по-детски.

– Голан!

– По-детски, ну и что? Но покажи мне человека, который время от времени не вел бы себя так? Тем не менее мы друзья. Это решено, значит, я не должен больше играть в эти игры. Мы направляемся на Компореллон.

– Компореллон? – переспросил Пелорат, не сразу вспомнив, о чем речь.

– А ты вспомни моего бывшего приятеля-предателя Мунна Ли Компора. Того самого, которого мы встретили на Сейшелле.

Пелорат облегченно вздохнул.

– Конечно, помню. Он родом с Компореллона.

– Если это правда. Нельзя верить всему, что сказал Компор. Но Компореллон – общеизвестный мир, а Компор говорил, что его обитатели знают о Земле. Вот мы и отправимся туда и наведем справки. Наш визит может ничего не дать, но пока это единственная отправная точка, которая у нас есть.

Пелорат кашлянул и покачал головой:

– Ах, дружочек, ты так думаешь?

– Что тут думать? Есть единственная отправная точка, и, как бы сомнительна она ни была, у нас нет иного пути, кроме как следовать к ней.

– Да, но если мы делаем это, полагаясь на слова Компора, тогда, наверное, следует учесть все, что он сказал. Как я припоминаю, он заявил нам, очень решительно, что Земли как пригодной для жизни планеты больше не существует – ее поверхность радиоактивна и там нет никакой жизни. А если это так, то лететь на Компореллон бессмысленно.

8

Все трое обедали в крохотной столовой, которая с трудом вмещала даже такую небольшую компанию.

– Отлично, – похвалил еду Пелорат. – Это часть наших запасов с Терминуса?

– Нет, что ты, – ответил Тревайз. – Они давно кончились. Это из тех припасов, купленных на Сейшелле до того, как мы направились к Гее. Забавно, не правда ли? Какие-то дары моря. Что же касается этого блюда, я думал, это капуста, когда покупал ее, но на вкус – ничего подобного.

Блисс слушала и помалкивала, брезгливо ковыряясь вилкой в тарелке.

– Ты должна поесть, дорогая, – нежно сказал Пелорат.

– Знаю, Пел, я и ем.

– У нас есть геянская еда, Блисс, – сказал Тревайз с некоторым раздражением.

– Я знаю, – сказала Блисс, – но я предпочитаю приберечь ее. Мы ведь не знаем, как долго будем путешествовать. В конце концов я должна научиться есть пищу изолятов.

– Неужели она так плоха? Или Гея должна есть только Гею?

– Верно, – вздохнула Блисс, – у нас есть поговорка, которая гласит: «Когда Гея ест Гею, никто ничего не теряет и не приобретает». Просто перемещение разума вверх и вниз по шкале. Все, что я ем на Гее, является Геей, и когда большая часть этого усваивается и становится мной – это по-прежнему Гея. При этом в процессе еды часть того, что я ем, имеет возможность стать частью более развитого разума, в то время как другая ее часть превращается в разного рода отбросы и, следовательно, опускается вниз по шкале разума. – Она взяла очередной кусок с тарелки, энергично пожевала его некоторое время, а затем продолжила: – Это – всемирный круговорот. Растения растут и поедаются животными. Животные едят и сами бывают съедены. Любой погибший организм поглощается плесенью, гнилостными бактериями, и так далее – словом, Геей. В этом громадном круговороте сознания участвует даже неорганическая природа, и все обладает возможностью стать частью высокоинтенсивного разума.

– Такое, – возразил Тревайз, – можно сказать о любом мире. Каждый атом во мне имеет долгую историю. Некогда он мог быть частью многих живых существ, включая людей, а когда-то мог быть каплей океанской воды, жить в обломке угля, камня, летать по свету под порывами ветра.

– На Гее, однако, – сказала Блисс, – все атомы являются также неотъемлемыми частицами высшего, планетарного сознания, о котором ты не знаешь ничего.
[1] [2] [3] [4]