I

Ну и минутка, называется, пригласили, спасибочки! За такую минутку можно запросто обосраться, если соответствующая мускулатура не в порядке. Перед Владимиром Батьковичем стоял во всей красе совсем уже было утраченный объект – Максим Петрович Огородников! Да не обман ли зрения? Ведь давно уже представлялся бывший подопечный в белом блейзере на борту океанской яхты, в блестящем окружении офицеров ЦРУ и звезд Голливуда.

– Вы знали? – шипел на ухо Клезмецов. – Почему же не предупредили?

«Да ничего мы не знали!» – хотел было выпалить Сканщин, но вовремя хапнул себя за язык. Могла ведь слететь с грешного самая большая государственная тайна.

– Если вас не предупредили, товарищ Клезмецов, значит, этого не требовалось, – очень хорошо ответил он.

– Вы мне доклад сорвали!

– Перебьетесь, Фотий Феклович!

На будущее отмечаем, какое может быть неприятное лицо у почтенной Кочерги. Похож стал отчасти на гиену. Вот именно на гиену, товарищ генерал, смахивал Клезмецов в момент произнесения недружественной реплики в адрес идейного контроля. Как прозвенел звонок и как удалился Фотий Феклович в зал заседаний, капитан Сканщин даже не заметил. Все смотрел на милягу Максима Петровича. Все-таки услышал, лапа (выражение «дорогой»), зов Родины, все-таки русский же человек же, наш же талантище! Последить бы надо за собой образцовому чекисту, такому, как Слязгин Николай, не к лицу такое волчье, тухлое, понимаете ли, выражение при взгляде на вернувшегося из загранкомандировки фотоартиста. Ты, Слязгин, как был дуролом в ДОСААФовском тире, так и остался, а Огорода, может быть, из врагов опять в идейно-незрелые переведут… Тут уж, не выдержав, устремился Володя с протянутой рукой. С приездом, Максим Петрович! Возвращенец широко улыбнулся. Здравствуй, Русь моя, родина кроткая! Обеспечиваете работу пленума? Сканщин радостно хохотнул. А что делать? Сами видите, Максим Петрович, понаехала деревня…
[1] [2]