3. Крошка Нора (1)

– По Федорову, – сказал он, – Всемогущий Господь ждет от каждого поколения живых, то есть от «детей воздуха», что оно будет работать для воскрешения всех мертвых, то есть для возврата силами науки и технологии космических и эзотерических объектов к жизни, то есть в воздух. Это главная идея: преодоление вражды природы путем воскрешения отцов. Звездное небо говорит нам об отдаленных мирах, но больше оно говорит нам о грандиозном поиске «отцов» милостью Божьей.

– На тебя как на артиста он повлиял? – спросила она.

Он как-то странно замялся:

– Сначала да, но потом возникло какое-то сопротивление. У него есть мысли об искусстве, они мне чужды. Началом искусства Федоров считает молитву, что для меня бесспорно, если и танец считать молитвой. Но потом в его рассуждения почему-то входит идеология и даже что-то вроде текущей политики. Он разделяет искусство на «теоантропоургическое» и «антропоургическое». Первое заключается в открытии Бога через вертикальное, молитвенное положение, оно состоит в создании памятника умершему. Второе – это светское искусство, с одной стороны устрашающее, с другой чувственно-привлекающее. Молитву здесь заменяет выставка.

Она крепко провела ладонью по лбу и промолвила:

– Это верно.

Александр пожал плечами:

– Слишком верно на мой вкус. У искусства есть еще одна важная цель. Оно направлено против главной вражды, которая исходит не от природы, а от времени. Полное уничтожение приходит от бега мигов, а искусство пытается открутить назад, поймать неуловимое. До искусства все проваливалось в бездну, сейчас иной раз кажется, что хоть что-то да остается. В этом, быть может, и проявляется Святой Дух.

– Где достать эту книгу? – спросила она.

Он пожал плечами:

– Я никогда не видел Федорова в виде книги. Это были просто пачки папиросной бумаги, которыми обменивались интеллигенты. Большевики вряд ли ее издадут: все-таки там говорится о таких вещах, перед которыми весь их диалектический материализм звучит, как детский лепет.

Он посмотрел на часы. Она проследила его взгляд:

– Да, надо одеваться. Отвернись!

Он хмыкнул. После тех форм близости, которым они только что предавались, такая вдруг стыдливость. Взгляд исподлобья. А, вот в чем дело, опять заманивает в свою ловушку. «Ну, что же ты мне не даешь спокойно одеться?» Медлительное, но все нарастающее разгорание.

– Ну, вот вы опять, сэр, – проговорила она, как бы пытаясь томной уловкой свалить на него то, в чем она сама была повинна. Он уже заметил, что она во время секса переходит на «вы», то есть использует «sir» и сослагательное наклонение глагола «will». – Вы же собирались слушать дальше откровения бедной Норы.

– Вам ничто не мешает, мэм, продолжать свой рассказ, – сказал он, начиная свое «опять».

Она удивилась:

– Вы полагаете, что я могу продолжать рассказ о бедной Норе, когда вы вот так меня лягушкой под собой распластали?

Он был настойчив:

– Я должен все знать об этой бедняжке, которую так мучают мужчины!

Она стала продолжать.

В принципе, самая драматическая глава уже рассказана. Остались лишь рутинная академическая карьера да археологические экспедиции к Полумесяцу Плодородия. Четыре года назад Нора познакомилась на Кипре с бейрутским молодым человеком по имени Омар Мансур. Они отправились вместе в Париж и вдруг поженились.

– У них есть дети? – спросил он с некоторым нажимом.

– У нее есть десятилетний сын, он воспитывается в Швейцарии.

– Кто его отец? – Снова конвульсия ревности пронзила его тело от макушки до всех кончиков.

– Хотела бы Нора знать! – пробормотала она. – Может быть, какой-нибудь шофер из экспедиции.

Эта женщина определенно знает, как свести меня с ума!
[1] [2] [3] [4]