6. Пузыри земли, джакузи

[1] [2] [3]

6. Пузыри земли, джакузи

В один из приездов она решилась: Саша должен наконец познакомиться с маменькой. Ну, Сашка, будем поехать к Ритка! Не научившись еще русскому языку, она уже почувствовала вкус «ка», этой странной добавки к корню. Норка брать Сашка к Ритка. Как так? Как кок, s’il vous plait![143] Домой к маменьке она не решилась его пригласить: подумает, что хочу ввести его в «круги». Дурацкая неамериканская гордость терзает любимого, а между тем она как раз и хотела ввести его в «круги». Рите О’Нийл достаточно позвонить кому-нибудь из «кругов» по телефону, и с ним могут заключить договор на сценарий, а потом, глядишь, и фильм пригласят поставить. Если бы он только мог вытряхнуть свои комплексы!

Слушай, давай поедем сегодня вечером к моим школьным друзьям? Да никаких там не будет «жирных котов», своя неприхотливая бражка, фанатики пляжного волейбола. Что надевать? Не смеши меня, Сашка! Вот так и поедем, как есть, в твоем пиджаке, которому ты обязан тем, что я в тебя влюбилась с первого взгляда. «Нетленный товар», – сказал Александр, и они отправились.

Нора не лгала, ее школьные друзья были действительно фанатиками пляжного волейбола. Она просто не упомянула, что со времени окончания школы шестнадцать лет назад Джеф Краппивва сделал головокружительную карьеру как раз в тех самых «кругах», которые так сильно презирал один из парковщиков в Вествуд-виллидж. Пойдя по стопам своего отца, влиятельного продюсера, он сильно превзошел папу. В начале восьмидесятых годов ему удалось «поднять» рекордный бюджет в 50 миллионов для фильма о космической катастрофе, в результате которой Калифорния стала отдельной планетой Солнечной системы. Фильм полностью провалился, Голливуд понес колоссальные убытки, однако молодой Краппивва приобрел непоколебимую репутацию как собиратель рекордного бюджета.

В густых сумерках они подъехали к одному из пляжных особняков в поселке Малибу. Александр не заметил ни группы ливрейных шоферов, стоящей возле «роллс-ройсов», ни широкоплечих телохранителей, ни снующих людей его собственной профессии, валетов в лиловых жилетках. Утвердив свой подбородок в независимой позиции, он шествовал за Нориным шелковым платьем, которое напоминало цветущий сад под сильным ветром. Двери распахнулись, послышались крики: «Нора! Нора Корбах! Молода, как всегда!»

Тут он увидел, что за скромным фасадом живет, что называется, мир изобилий. Не совсем понятно, куда ты попал, в жилое помещение или в оранжерею академии наук, внутри это или снаружи. Гости стояли под здоровенными пальмами, но кое-где меж пальмами откуда-то свисали люстры. Холмик, увенчанный абстрактной скульптурой, вызывал ощущение пленэра, однако рядом на вполне реальных стенах висели полу– и сюрреальные картины. Свисали плоды грейпфрута и сладкого лимона, кое-кто из гостей их брал и ел. Углубившись слегка по главной аллее, вы едва не оступались в изрядный пузырящийся водоем, как бы предполагающий присутствие крокодила, между тем как из него выглядывали несколько смеющихся голов, высокопарно покачивалась волосатая грудь и торчала рука с шампанским. В глубине панорамы шевелилась пенная изгородь океанского прибоя; здесь он и впрямь был поставлен на службу человеку.

Попал в ловушку, думал Александр Яковлевич, пока Нору тискали ее школьные друзья. Девка, испорченное дитя, затащила меня в ловушку. Уехать немедленно, бросить дуру? Затылки гудящего общества казались ему сборищем персов у стен Иерусалима. Наконец Нора подошла к нему с хозяевами. Вполне молодая парочка, но, конечно, лет на десять постарше своей одноклассницы. Парень действительно выглядит, как фанатик пляжного волейбола: острижен под Карша Каралли, героя недавней Олимпиады, одет в сугубо калифорнийском стиле – тенниска, мягкие джинсы, сникерсы[144] на каучуке, как раз такие, какие хочу найти, но почему-то нигде не нахожу. Девушка чуть-чуть полновата для волейбола, но это ей идет. Черная майка со знаком ядерного разоружения, вокруг шеи моток бус, шорты, белые ковбойские сапожки с бирюзовыми инкрустациями, ручная работа, причем непарная, каждый сапог отдельное авторское произведение.

– Ну, вот, ребята, это мой бой-друг Саша, – сказала Нора, сияя. Сжавшись, он ждал, что сейчас начнется рекламная кампания: гений, великий режиссер, пострадал от тирании. Обошлось, однако, без пошлостей. – Он русский, – завершила представление Нора.

Джеф и Беверли, которые явно чванством не отличались, сердечно пожали русскому руку. Мы с вашей девушкой, Алекс, в одном классе учились. Грэмерси-Скул, обитель сумасбродов. Ваша девушка сейчас выглядит моложе нас всех, а тогда выглядела старше нас всех, интересно, не правда ли? Нужно пошутить, в этом месте нужно как-то сострить. Да я в те годы уже учительствовал, а сейчас вот только учусь. Шутка была не понята ни им самим, ни присутствующими, однако все рассмеялись. Саша, пожалуйста, не раскрывай наших тайн. Как вы думаете, Саша, далеко ли пойдет Горбачев?

– Ты меня платить для эта шутка, – сказала Алексу Нора. Ей явно хотелось щегольнуть своим русским.

– А ты мне за весь этот вечер, – ответил ей дядя.

– А в чем дело? – Она притворялась, что не замечает передвигающихся под пальмами Супермена и Супервумен, пары Джеймсов Бондов и Женщины Французского Лейтенанта, Мамы-Кошки и Творца Е.Т., а также прочих миражных фигур, среди которых выделялся буграми мускулатуры и доброй тевтонской улыбкой новый герой Америки, чье имя весьма красиво переводится на русский: Черночернов.

Джеф Краппивва отличался чрезвычайно тихим интеллигентным голосом. И таким голосом по голливудской «вертушке» он выколачивает мегабюджеты! Этим голосом он серьезно интересовался перспективами Горбачева. Куда он пойдет?

– На Китай, – высказался тут наш герой.

– В каком смысле? – удивился хозяин.

– На Америку у него сил уже не хватит, на Китай попрет, – сморозил АЯ.

– Откуда у вас такой великолепный английский, Алекс? – спросил Краппивва.

– От Норы, – сказал АЯ почти уже без шутовства.

Тут она ему просунула под локоть какую-то нежность, которой все прощается, ну, нежнейшую длань ея. А зачем же так подряд три мартини залпом, сладкое сердечко? А тут, кажется, это не запрещается, медок? Пока ты все-таки не надрался, познакомься с моей мамой.

Ну вот и птички, сказал как-то Хемингуэй на просмотре своего фильма с Ингрид Бергман и ушел поддать. Послевоенный блюз. Звездная соль, лунная яичница. В лимонно-грейпфрутовой аллее стоят с коктейлями Рита О’Нийл и Грегори Пек. Объективно говоря, эта аллея завершалась туалетной комнатой, из которой то и дело выходили мужчины, однако эта деталь легко может быть опущена. Нора подводит Александра к живым легендам. Мам, это вот человек, о котором я тебе говорила. Человек, о котором она ей говорила, трепетно восхищен. Грегори Пек стар и красив. Рита, хоть ей и шестьдесят, в полумраке, в лунно-лимонном проходе (к чему – к туалету или к сцене из незабываемых «Ястребов Гибралтара»?) выглядит молодо, как всегда, и трогательно, конечно, просто чудо из чудес; стройна и декольтирована.

Перед тем как Нора и «тот человек» подошли, Рита и Грегори обсуждали предложение, которое она только что получила со студии «Парамаунт»: роль пожилой монахини из монастыря в охваченной антикоммунистической борьбой Польше. Она собиралась отказаться. Я не хочу играть пожилых монахинь, Грег! Пек как один из круга ее друзей пытался уговорить ее принять предложение. В монашеской одежде ты будешь неотразима, лапуля! Просто потребуй, чтобы сценарий немного переписали. Там есть место для сильной сцены между тобой и генералом КГБ. Они любили друг друга двадцать лет назад, понимаешь? Несколько ударных «флашбэкс», твои промельки как юной и влюбленной. Это будет возврат великой Риты О’Нийл!

Она предложила свою руку этому странному любовнику бэби Норы. Поцелуи ручек давно вышли из моды, но он поцеловал ее руку; эти русские! «Грег, познакомься с другом Норы. Он был большим артистом в Москве». – «Вы еврей?» – спросил Пек и, получив какой-то невразумительный ответ на этот простой, но важный вопрос, немедленно растворился в лунно-лимонном свете, как он это делал тысячи раз во время своей выдающейся экранной карьеры. «Я вижу, у вас серьезная любовь, ребята», – с неприкрытой фальшью Рита начала этюд «Мудрость старших».

Как бы на замену худощавому старику Пеку подгреб человечина с избытком матерой в рыжих пятнышках плоти. «О, Рита, какое счастье тебя видеть, дорогая! Ты, кажется, к сонму богов присоединилась, вечно юная Эос!» Шевеля боками и ягодицами, он заполнил собой все пространство между кинозвездой и ее собеседниками.

Кто таков, молча спросил Алекс Нору. Та пожала плечами.

– Послушай, Найджел, тебе как поэту интересно будет познакомиться с Алексом. Он поэт из Москвы. – Рита гнусавила, как будто играла роль в сатирической антибуржуазной пьесе на московской сцене. – Не стесняйся, Найджел, у него довольно приличный английский.

– Боюсь, что у меня, ха-ха, английский не очень-то приличный. – Огромным балованным котом он терся вокруг маленькой Риты, не обращая на остальных никакого внимания, но все же протягивая вбок руку для рукопожатия коллеге-поэту. Александр ее не брал.
[1] [2] [3]



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.