Акт первый (2)
[1] [2] [3] [4]КАКАША.
ОЛАДА. Ты ее меньше слушай, Пол. Это обыкновенная студентка из Северо-Западного университета — чумная, конечно, но они там все чумные. Как нанюхаются клея, так их не остановишь.
ФЭЙМОС. Князь, меня не обманешь. Она необыкновенная, у нее почти забытый в наших краях русский акцент. Я так и вижу ее парящей, и осеняющей, и снижающейся прямо в руки того, кто ее ждет, того, кто измучен ее нематериальными явлениями. Дай руку мне, красотка, и в церковь со мною пойдем! Надеюсь, сорокапятилетняя разница в возрасте тебя не смущает?
КАКАША. Ничуть! (Спрыгивает с фонтана прямо в руки животрепещущего старика ).
ФЭЙМОС.
(Нежнейшим образом лапает свой идеал ).
Дитя мое, я отдаю тебе мой банк «Дип Чазм» с ежегодным профитом два миллиона долларов! Два миллиона, ты не ослышалась! (Под мышкой у него звонит телефон, грубый мужланский голос звучит во всю мощь: «Вот тебе мой ответ, факинг Пол Фэймос! Ай фак ю факингли в коробку, фак ю под хрящ, фак расфакованный в фачью ффакку, понял?» ) Какие все-таки хамы в этой Государственной Думе! (Банкир в растерянности выпускает из рук красавицу и даже не замечает, как Воронцофф и Олада увлекают ее за обрывок цепи в кулисы ).
В этом месте мы осмеливаемся предложить режиссеру своеобразное балетное трио, в котором Какаша стремительно эволюционирует от похищенной Европы до грозной валькирии, а Жека и Колян — от коварных сластолюбцев-похитителей до умирающих от любви Пьеро. К тому же с некоторым японским оттенком: оба жестами и перочинными ножиками намекают, что готовы совершить харакири. «Какаша, родная, пощади!» Она сдается.
ФЭЙМОС (остался один ). О горе, она исчезла! Пока этот московский боров орал, она испарилась! И больше не появится никогда! Нет, невозможно жить среди такой сволочи, среди бессмысленного стада обалдевших от цивилизации овец. И что мне мои миллионы, если мне семьдесят, если я упустил свой последний шанс, если я сам по себе никакой не барон, а паршивый баран, всю жизнь протолкавшийся в этом стаде?! (Тычет в свой «мобиль», нигде нет ответа ). Куда же все эти сволочи, мои помощники, провалились? Где этот косноязычный Мамм Алекс, факс-пакс?! Хорош менеджер! Каждую ночь залезает через окно в спальню моей дочери, а когда нужен, его нигде нет! (Распаляется все больше ). Сидит, молчит и ждет — сначала благословения, потом завещания. Уволю мерзавца! Отправлю его в Россию, в аппарат Государственной Думы! Боже, Боже, как мне найти ту нимфу, увлеченную двумя негодяями, гедонистами Вудстока и отпрысками развращенных кокаином Воронцовых и Олада, с их порочными ответвлениями от Куракиных и Чурило-Пленковичей? (Вытаскивает свой аппарат, тычет пальцем ). Мефисто, где ты? Возьми мою душу! Молчит, всегда молчит.
Пока он так изливает свою скорбь и ярость, открывается окно на втором этаже гостиницы, и в нем появляется сладко потягивающийся со сна Слава Горелик.
ГОРЕЛИК. Сколько же я спал — десять минут или десять часов? (Замечает внизу одинокого банкира, прислушивается к его ламентациям ). Вы ошибаетесь, барон, на вашем склоне горы нет ни одного потомка былинных князей Чурило-Пленковичей. Те гнездятся за границей вашего штата — может быть, в Вермонте, поближе к летописцу. Что касается Куракиных, то они действительно присутствуют в здешних аборигенах, в том числе и в вас, мой барон. Я, конечно, понимаю, что этими связями нечего гордиться, особенно после печального эпизода похищения Наташи (не Какаши ), который мог бы вызвать новую Троянскую войну, будь он рассказан на былинный лад, а не в стиле буржуазного реализма. Впрочем, тут есть и другая сторона медали — Куракины отменно сражались в течение четырех веков за русские интересы, теряли конечности, но не теряли пыла. Так и вошел один из них в ствол Кайсынкайсацких, если вы позволите, барон.
ФЭЙМОС. Три вопроса. Откуда вы знаете, что я барон? Откуда у вас эти сведения о наших родословных?
ГОРЕЛИК. Я давно знал о вас многое, но, как вижу, не все. То, что вы, оказывается, поэт, и недюжинный, сударь, для меня ново. Откуда у меня сведения о родословных? Книги, старые хроники, архивные изыскания. Давайте ваш третий вопрос.
ФЭЙМОС. Вы из КГБ?
ГОРЕЛИК. Нет, из ВРИИАНРФа. Всероссийский институт истории Академии наук Российской Федерации, к вашим услугам. Доктор наук Мстислав Горелик, он же Бенни Менделл для удобства путешествия. Я только что из Санкта, с командировкой РАНа. Вот пжалста! (Протягивает Фэймосу довольно гадкого вида бумажку ).
ФЭЙМОС. Да я и без бумажки вижу, что вы настоящий русский человек. Какая удача! Сейчас попробую по-русски.
Если бы вы знали, мой друг, как плоть моя искусана духовными уколами.
ГОРЕЛИК. Вы, кажется, хотите мне в чем-то исповедаться, барон?
Ну, давайте!
ФЭЙМОС. Да я весь горю, разве не видите? Весь потом заливаюсь!
ГОРЕЛИК. Вам нужно охладиться. Полезайте в фонтан! Поглубже, по горло, ваше сиятельство! Сейчас вам станет лучше.
ФЭЙМОС (барахтается в снегу фонтана ). Мне уже лучше. Никогда не думал, что у нас такая тут целительная купель.
Дело в том, что меня мучают во снах видения молодой женщины с лиловыми глазами.
ГОРЕЛИК. Меня тоже!
ФЭЙМОС. И вдруг сегодня утром, не далее как полчаса назад, я встретился с ней во плоти и даже лобзал ее в шею сзади.
ГОРЕЛИК. В шею сзади? (С нарастающей тревогой ). Где она? Как она выглядит? Как ее зовут?
ФЭЙМОС.
Она была полуголой и с обрывком цепи на шее, глаза излучали сильнейшее лиловое свечение. Неотразимая! Увы, пока я на секунду отвлекся, ее увлекли два местных развратника — электрик и водопроводчик. Теперь она пропала, пропала навсегда! Господи, прости старому дураку его прегрешения, а вы, путник из города имперской нашей славы, скажите, что это — любовь или похоть в чистом виде?
ГОРЕЛИК. Любопох в чистом виде, мой барон. (Вытаскивает Фэймоса из снежного фонтана ). Портрет, который вы тут нарисовали, очень похож… ммм… на одну мою корреспондентку. Вы помните ее имя — Наташа, Какаша? Если уж исповедоваться, барон, тогда полный вперед! Признавайтесь!
Во время этого диалога в глубине сцены появляется Алекс Мамм (фон Молчалин ). Не решаясь приблизиться, он ждет окончания беседы.
ФЭЙМОС. Вы мне не верите? Слово дворянина! Ноу информэйшн эбаут хёр айдентити.[63] Последнее, что осталось, — звук ее голоса. Он прерывался, как будто кто-то затыкал ей рот. Слабел и прерывался, прерывался и слабел. Однако она пела, пела!
ГОРЕЛИК. Вы помните хоть одну строчку из ее песни?
ФЭЙМОС. Попытаюсь вспомнить. (Изумленно ). Помню всю строфу! Она пела приблизительно следующее:
Это действительно было похоже на одну из песенок Мадам де Шарабан, которыми меня в детстве потчевала бабушка Мими. (Открывает рот в изумлении ). Словко, Словко, это о ком же она пела, кого это она так помнит?
ГОРЕЛИК. Куда эти гады ее потащили?
ФЭЙМОС.
(Безнадежно показывает направление ).
Телефон звонит у Фэймоса под мышкой. Горелик немедленно срывается с места и в следующий миг исчезает. Мамм, все еще не решаясь подойти, звонит по мобильному телефону.
МАММ. Звиняйте, дядя Паша, это Леха спыкает.
ФЭЙМОС. Кто вы такой?
МАММ. Дык ваша ж племяша ж. Управленец вашего ж банка. (Хмыкает ). То есть не банка пивы, а банк, где деньги повышают себя.
ФЭЙМОС. Похвально, что вы объясняетесь по-русски, но все-таки я вас не знаю. У меня таких менеджеров быть не может. Мой менеджер должен постоянно быть на связи со мной. Не существует такой менеджер, которому звонишь, а он не отвечает.
[1] [2] [3] [4]
Добавить комментарий
- Обязательные поля обозначены *.