Звезда «Нарвских ворот» (1)

Какаша ахнула: «Да где же я возьму три тысячи баксов? Мои папочка с мамочкой никогда таких номиналов и не слышали. Да к тому же папочка все время ходит и твердит: „Вот уж не думал, что моя дочь станет в нашем районе притчей во языцех“, а мамочка совсем замучила цитатами по нравственности».

Ольга Шамильевна ободрила ее своей неслабой рукой.

«Об этом твои друзья тоже подумали, дорогой ты мой человек. Помнишь старикана Ильича Дона Гватемалу? Он снова здесь и готов тебе отстегнуть три тыщи за эскорт, а может быть, и больше, если постараешься. Вот тебе телефончик и отправляйся в „Асторию“. Таковы рыночные отношения, подруга, но я тебе помогаю как твой комсорг, то есть почти бескорыстно».

Короче говоря, вскоре гражданка СССР Светлякова Наталья Ардальоновна, т.и.к. Какаша, в составе небольшой девичьей делегации (семь блондинок) вылетела в Мексику. Там в аэропорту их ждали четверо шерстистых соотечественников, если так можно назвать вайнахов из Лос-Анджелеса. На четырех машинах покатили к американской границе. «Вы, девки, не прячьтесь перед кордоном, а наоборот — побольше высовывайтесь», поучали путешественниц опытные проводники. «Пусть ваши гривы побольше на ветру развеваются, так мы легче проедем». Так и получилось. Американские карацупы приняли их за своих блондинок и даже не поинтересовались их фальшивыми визами. Валите, цыплята, наблядовались в Мексике, теперь добро пожаловать!

Стоит ли дальше описывать этот период приключений нашей Какаши? Не лучше ли с горечью промолчать и лишний раз подумать о том, сколько похоти и зла накопилось в недрах человечества? Вариантов тут не так уж много, и все они хорошо известны читателям уголовной хроники, то есть почти всем. Добавим к этому лишь то, что среди гостей, посещавших особняк, где заперли ленинградскую делегацию, были некие Вазо, Чизо, Арути и Нукрешик, которые могут еще промелькнуть на пространствах нашего романа. Массивные перстни этих господ, ах, не раз отпечатывались на нежной коже Какаши. Случались моменты, когда волосатые мяса четырех ассирийцев не оставляли для девушки в окружающем пространстве ни одной щелки. Чтобы побыстрее завершить тягостный рассказ о двухнедельном растлении чудесной сумасбродки, скажем лишь, что она умудрилась заранее припасенной чугунной сковородкой отправить гостей в астральное путешествие, а сама спрыгнула со второго этажа в Калифорнию и была такова.

Далее началась едва ли не годовая Какашина одиссея из бандитского каньона в деловое Чикаго. Почему именно туда, это скоро выяснится; пока лишь скажем, что за эти месяцы она побывала в гёрл-френдихах у немалого числа американских персон. А что прикажете делать юной особе, если у нее губы матово отсвечивают, как почти зрелые вишни, груди подобны двум слегка поссорившимся голубкам, а ноги напоминают двух сиамских сестренок? Что прикажете ей делать, если большой сегмент общества смотрит на нее при встрече только с одной-единственной мыслью? Такова реальность, господа, и для пущего усугубления оной мы перечислим здесь кое-кого из Наташиных покровителей той поры. Среди них были: владелец стрип-бара в Марина-дель-Рей, скульпторша в Санта-Фе, аризонский биржевой брокер, который оказался неполных восемнадцати лет, то есть на месяц младше нашей героини, ютский мормон, владевший ранчо с пятью женами, техасский теннисный чемпион, посеянный в пятую от конца грядку, оклахомский строительный контрактор, который для отвода глаз заставлял ее сидеть на крыше с пневмомолотком, иллинойский синьор Пицца, обожавший и ревновавший ее с такой страстью, что иной раз норовил завернуть ее в простыню своей пасты; ну и так далее. И вот наконец оно — многообещающее Чикаго!

Там, в Чикаго, в особняке, похожем на испанский павильон Диснейленда, жил Дон Ильич Гватемала, или наоборот, словом, тот самый старпер из «Астории», которого она год назад так успешно эскортировала. Этот беглый комманданте «пылающего континента» пришел в бурный восторг при виде той, кого он называл «моей ленинской нимфой», той, что одним своим движением, даже одним взглядом вызывала чудо: подъем революции, молодости, всей этой сиерра-маэстры тех лет, когда они приводили к власти сержанта Батисту. В те дни, моя ленинская нимфа, мы были уверены, что вскоре возьмем всю перевернутую шляпу, то есть Центральную Америку, а потом и вся хемисфера запылает, как пылает мое тело при виде тебя, моя ленинская нимфа! Эти слова с шипением проходили меж его сахарных зубов, каждый стоимостью в «форд-эскорт», а вместе — в коллекционный «даймлер». Пристукивая инкрустированными каблучками, старый бандит подпрыгивал и с хрустом изображал фанданго. Хорошо продуманная фармакология снимала артритную боль. Он предложил своей ленинской нимфе сочетаться законным браком. А почему бы нет, подумала Какаша и тут же вспомнила известную всем советским школьницам картину «Неравный брак».

В нашем архиве сохранился снимок свадебной церемонии. В центре на специально построенной тумбе стоят жених и невеста, слева и справа на снижающихся ступенях расположились веером ее и его псевдородственники, привезенные за большие деньги из разных районов мира. Головы дряхлых сподвижников Ильича Гватемалы повернуты в сторону Какашиного крыла, где сияют молодостью и красотою сестры-сподвижницы из клуба «Наш компас земной» — Пенкина, Никитина, Бородина, Шахбасарова, Штраух, возглавляемые, разумеется, атаманствующей Ольгой Кольцатой. Многодневные торжества проходили в гасиенде на берегу озера Мичиган и завершились большим пожаром. Вслед за пожарными в район гасиенды прибыли и сыскные, наконец-то, после тридцатилетнего поиска, напавшие на след легендарного наркобарона. Взять старика живьем все-таки не удалось. Он отстреливался до последнего патрона, да и последний влепил в федерального агента, правда, одновременно с далеко не последним патроном последнего.

Овдовевшая девушка немедленно после похорон поступила в Северо-Западный университет, что, конечно, влило долгожданную свежую струю в сферу славистских штудий. На учение кое-как хватало, но не густо. К удивлению питерской грации, денег на счетах покойного оказалось немного, да и то, что осталось, было конфисковано и поделено между шестью державами Латинской Америки, пострадавшими от Ильича в разные периоды XX века. Впрочем, она не унывала. Она чувствовала, что деньги в ее жизни еще будут. У девчонки было свойство притягивать большие бабки, то есть то, что брокеры в этой стране называют Midas Touch.

Разбирая однажды чердак поставленной на продажу гасиенды, она обнаружила несгораемый сундук, заполненный аккуратно сброшюрованными манускриптами. Оказалось, что имя Ильич Гватемала было не только бандитской кликухой, но и псевдонимом писателя «циклопического реализма», известного в кругах знатоков, к которым принадлежит и автор данного сочинения, тоже любитель псевдонимов Влас Ваксаков, он же Стас Ваксино, говоря на языке электронных коммуникаций. Происходило нечто странное. Не изучив пока что гишпанского языка, Какаша понимала каждую строчку в четырнадцати найденных ею полновесных циклопических романах, как будто старый хуй не был до конца убит, как будто он пел ей каждую строчку на общепонятном метафизическом языке. Кроме словесного, там был еще какой-то пугающий своей ясностью, чарующий музыкальный контекст, и в нем она как бы слышала и свою судьбу, и судьбу своего вечно любимого Славки. Так вот куда этот старый пес ушел, плакала она и шуршала, шуршала бразильской бумагой — день за днем, ночь за ночью, месяц за месяцем.

В конце концов она решилась и разослала рукописи по 14 главным издательствам. Произошла всемирная литературная сенсация, породившая новую эпоху в циклопической романистике. Все 14 книг стали мировыми бестселлерами, и Какаше только и осталось, что собирать жутковатые по размерам роялтис.[54]

Увы, и этот чудовищный успех — чудовище гиперболы почему-то всегда присутствовало в жизни нашего аленького цветочка — обернулся чудовищным скандалом, полной утечкой собравшихся миллионов. На сцене один за другим стали стали появляться новоявленные дитяти застреленного федагентом классика, каждый страшней предыдущего, и все требовали своей доли авторских прав. Вот так ведь нередко бывает: читатели восхищаются миллионными романами и не представляют, какая братоубийственная война идет в кулуарах литературы.

Чтобы сократить эту длинную историю, скажем лишь, что наша девушка, уже подошедшая к раннему бальзаковскому возрасту (по секрету — к 22), еле унесла из этой свары своих сиамских близняшек (ну, ноги, если кто-нибудь подзабыл метафору) и в раздрызганных чувствах умчалась из Чикаго на юг, на целинные земли, то есть в Вирджинию, на последнем, чудом не растасканном на куски «роллс-ройсе». Гнала всю ночь, рыдала, рыдала. Сашенька, родная, слизывала с правой щеки горючие слезы. На следующий день с левой распухшей щекой на последние гватемальские шиши вдова купила квартирку в кондоминиуме Хейзельвуд-Коурт, который напомнил ей летний профилакторий в Лисьем Носу, где ее матушка работала детским психологом. Таким образом наша Какаша, едва не выпав из сюжета, снова стала в нем подвизаться, чтобы встретить нашего конфликтолога Абрашу Шум-Махера, заболевшего комплексом баскетбольного кольца.

В этом пункте повествования нам хочется обратить внимание читателя на то, что, несмотря на слияние судеб, эти два протагониста представляют каждый по отдельности свой собственный рассказ. Любой из этих рассказов можно легко вычленить и напечатать, скажем, в журнале New Yorker, где он самым естественным образом вольется в состав кондовой фыкшн[55] этого еженедельника. Вообще, читателю нашего большого романа предоставляется полное право выделять, менять местами или просто вырывать любые куски этого произведения. Была бы на то наша воля, мы бы издали «Кесарево свечение» на несброшюрованных листах, но воля не наша. Далее — двойной пробел.

* * *

Что же произошло с Эйбом на следующее утро после взятия двух вершин (или низин?): миллиона и Какаши? Первым делом позвонил Дино Коллекто. Он сказал, что Вибиге Олссон уходит в продолжительный отпуск для написания книги о нигерийской структуре власти, и предложил ему занять кресло главы ЦИРКСа. А как же Бэнник, Стробб, Сулканеццин? — спросил Эйб. Глаз Какаши ясной планетой смотрел на него в этот момент из-под ее собственного локтя. В зрачке, кажется, торжествовал Микроскопический. Президент и Совет Визитеров считают, что ты самый достойный, уверенно заявил старый друг. Ну, а Влас Ваксаков, наконец? Коллекто засмеялся. Ну ты же его знаешь: он скорее Стас, чем Влас.

«Ты, наверное, уже слышал про мой вчерашний бросок, Дино? Или по телевизору видел?» — спросил Эйб, одной рукой натягивая трусы на обе ягодицы.

«Какой еще бросок? О чем ты?» — с искренним недоумением переспросил прохвост.

На этом их разговор закончился. Эйб обещал подумать и перезвонить через час. Подумать ему не удалось. Одновременно зазвонили и в телефон, и в дверь. «Клуб „Колдуны“ вас приветствует, феноменальный профессор Шум! Все жаждут встречи!» Так, опередив «Слонов» на десять минут, «Колдуны» наложили лапу на вчерашнюю сенсацию.
[1] [2] [3] [4]