35
[1] [2] [3]Минут через десять они сидели за столиком еще пустого, по раннему вечернему времени, блюз-бара - симпатичного, обшитого по стенам и стойке светлым деревом.
Несмотря на протесты старушки, Вера заказала чай с целой россыпью мелких печений и вафель… Лидия Вениаминовна поминутно принималась плакать, вздыхать и извиняться "за такую слабость".
- Господи, как я счастлива, что хоть кто-то из Щегловых!… Мы с мамой эвакуировались в Уфу… и я была уверена, что и Катя и Саша… Значит, они выжили!
- Саша погиб где-то на пересылке, в сорок девятом, - сказала Вера…
- Какое несчастье! Какая усмешка судьбы: выжить в блокаде… и погибнуть в сталинской мясорубке… - она высморкалась, проговорила уже спокойней: - Если б вы знали, Вера, из какой замечательной семьи вы произошли! Мы жили в одной квартире много лет и так дружили, так дружили! Все эти анекдоты про коммунальные склоки… это было не про нас! Мы были буквально как родственники!… Саша, страдалец… когда началась война, он работал электриком в эвакогоспитале, который тогда располагался в здании текстильного института… И вот, когда наступила чудовищная зима сорок второго и в городе каждый день умирало до десяти тысяч человек… к Сашиной работе прибавился еще и этот крест: надо было сжигать трупы, чтобы не было эпидемии… И в этом же здании, в подвале, где у них бомбоубежище, там и стены были из такого хорошего бетона, он выдерживал температурные нагрузки… Ну, так Саша и еще двое медбратьев уничтожали трупы. К ним люди свозили своих мертвецов… кто на санках, кто волоком, кто как… И Саша с ребятами перетаскивали десятки, сотни трупов, клали "колодцем" и забрасывали противотанковыми бутылками с горючей смесью… Не знаю - кто потом занимался этими обгоревшими останками… В общем, это был такой кошмар!… Бедный мальчик… Он, Саша, так замечательно рисовал, и был очень, очень нежным, чувствительным… и больным мальчиком, - вы же знаете, он страдал эпилепсией… Так странно: Володя, старший, Наташин сынок, - тот был покрепче и поздоровее, а умер чуть ли не первым. А вот Саша… Да… Но вот Саше-то и досталось сжигать и Володю, и Наташеньку, и маму с папой…
Вера слушала, опустив глаза… Зазвонил мобильник, она выхватила его из кармана и взглянула на экран: Леня!… Проговорила отрывисто: - Позже позвоню! - и отключила телефон. Достала сигарету из пачки, судорожно закурила.
- Вы не против, Лидия Вениаминовна, я закажу себе что-нибудь выпить?
- Пожалуйста, пожалуйста!
Вера подозвала официантку, сделала заказ…
- Какая чудесная была семья! - качала головой старуха. - Дружная такая, знаете… добропорядочная, с традициями… Наташа была удивительная рукодельница, от бога… А Семен Михайлович, тот вообще, - и языки знал, и пейзажи такие писал, что одно удовольствие на стену повесить… Всю жизнь на заводе проработал, - эх, Вера! - не свою он прожил жизнь… А скажите… Катя… она жива сейчас?
Официантка принесла рюмку коньяку, Вера отпила глоток… Мучительная пауза все длилась…
- Нет… - наконец сказала она… - Мама… умерла…
- О господи, какая жалость, как настигает блокада!… А ведь Катя была лет на десять моложе меня, - такая светлая чудесная девочка! Ручки у нее были просто золотые! И Наташа, тетка, многому успела ее научить - понимаете, Катя была единственная девочка в семье. И страшно талантливая к искусствам! Я до сих пор помню, какие наряды она шила куклам, какие одеяльца, покрывала, какие вязала салфеточки! Все… кукольное, но как настоящее! И неизменно - милая улыбка навстречу: "Лидуся, тебе помочь?"
Вот она у меня прямо перед глазами! Помню, перед войной, на Первое мая - это Катин день рождения, вы же знаете, - подумайте, и ведь я помню! - они всей семьей поехали на лодках кататься, на острова… Она выбежала на кухню - похвастаться: какой бантик, какая юбочка, а носочки! Все новенькое, все - подарки! "Лидуся, я - самая красивая!"… Глазки ясные, лукавые такие, чуть раскосые, мило кошачьи… - "Да-да, Катюша, ты - самая красивая!"… Боже мой, все помню, как будто не прошло и трех дней!… А скажите… какую жизнь она прожила?
- Мама… - Вера помедлила, подняла на старуху глаза… тряхнула головой, как просыпаясь. - Мама… хорошую жизнь прожила! Хорошую честную жизнь…
- Чем она занималась?
- Она… понимаете… - Вера сцепила на столе руки, разняла их, стала разглаживать скатерть простертыми ладонями… - Она работала в театре!… Да, она была… завцехом там, у нас, в театре Горького…
Лидия Вениаминовна внимательно слушала, не отрывая глаз от Вериного лица. И та не отвела взгляда, улыбнулась, вздохнула освобожденно. Дело было не в матери, бог с ней совсем, дело было в этой вот чудесной старушке, которая берегла лица, даты, приметы своей молодости, не растрясла их по эвакуациям-городам, а скопила и пронесла. И только поэтому Вера чувствовала в ней родню, настоящую родню! Как могла она лишить ее хотя бы одного, милого ей, призрака?
- …Без мамы, знаете… просто ни один режиссер… ни один спектакль… Ведь на производственных цехах, на бутафорах, на пошивочном цехе - всегда колоссальная нагрузка! - Веру уже несло по таким вольным просторам, по таким небесам, что остановиться было невозможно… Какое счастье, что в юности Стасик таскал ее по репетициям, по пыльным примерочным, по пьянкам своих приятелей, актеров-режиссеров… Да и в институте эти два потока, театральный и художественный, часто соприкасались… И Сегеди, Евгений Петрович, покойный граф Сегеди, лаборант на театральной кафедре, много рассказывал о кулисах театра, так как в молодости играл в какой-то полулюбительской труппе.
- Только ее энергия и ее опыт спасали на премьере спектакль! Премьера, это ведь вообще - сумасшедший дом! Роли еще нетвердые, свет поставлен накануне, декорации сбиты на живульку… Маму все актеры - просто обожали!… А уж художник по костюмам, и даже главный режиссер… очень, очень часто просили ее совета… Да она сама потрясающие костюмы шила!… Понимаете, мама очень остро чувствовала характер роли… Может быть потому, что и сама была одаренной актрисой по натуре… Она же вообще страшно талантливая: вкус изумительный, фантазия, творческое воображение!
Запрокинув голову, Вера влила в рот оставшийся коньяк… взглянула на Лидию Вениаминовну и - вдруг поняла, что все, что она тут плела - это правда, правда, и все это произошло бы с матерью, непременно случилось бы, если б не блокада, не война… не гибель Саши… не искореженная ее, несчастная, одинокая рысья душа…
Она судорожно перевела дух и тихо проговорила:
- …Да, ей не повезло сначала в молодости, с моим отцом… Но потом она встретила прекрасного человека, дядю Мишу, и прожила с ним в любви всю жизнь…
Ну, вот… выдохлась… вынула душу… но все еще любовалась судьбой, какой наградила мать - изящной, талантливо скроенной, опрятной судьбой, с лучистой искоркой на отливе… Вдруг поняла, что выстроила композицию этой судьбы, как композиции картин строила.
Взялась рукой за щеку и ощутила влагу…
Лидия Вениаминовна тоже плакала, улыбалась, кивала… Вытирала платочком глаза.
Опять зазвонил мобильник у Веры в кармане, и по одному только "да", Леня уже забрасывал ее своими: "Почему ты гундосишь? Да что произошло? Где ты?!"
Он звонил уже из аэропорта; с минуты на минуту должен был приземлиться самолет из Нью-Йорка. Надо бы срочно ехать домой, настрогать лук и морковь на плов, замочить рис… Сегодня она собиралась встретить гостей узбекским пловом, - благо, проезжие ташкентцы привезли недавно и барбариса, и зиры.
Лидия Вениаминовна поднялась и оперлась на палку…
- Вера, дорогая вы моя… Спасибо, что подарили эти бесценные полчаса… И еще: я сразу поняла, что вы должны быть из моих Щегловых, хотя совсем на мать не похожи. Наследственность не водица, знаете, я биолог, так что верьте на слово… И то, что о Кате рассказали, - очень дорогой вы мне сделали подарок. Жизнь-то, она на исходе… Сейчас уже целыми днями перебираю ее, перебираю… А вы - настоящий художник, так и знайте. Потому что ваши картины сотрясают душу, взывают к ней: есть ты, душа, или нет тебя? И я, родной вы мой человек, - желаю вам на этом поприще счастья!
Она помедлила… уже повернулась, чтобы идти, но вдруг остановилась и сделала к столику два трудных шага:
- Вы только знайте, Вера… Наверное, сейчас уже можно сказать… наверное, уже не имеет значения… - так все поменялось!… - но вы знайте, что никакая вы не Щеглова!
- А я фамилии отца никогда у мамы не спрашивала… - пробормотала Вера.
- Ах, да при чем тут отец, не знаю я никаких ваших семейных дел… Я о матери вашей. Никакая вы, Вера, не Щеглова, и она не Щеглова!…
- А… кто?… - растерянно спросила Вера.
- Вы - Введенская… Дядя Семен признался перед смертью моей маме. Уже не вставал… а мы дружили очень, знаете… Так вот, он признался, что не Щеглов он, это шофера его звали Щеглов, он и взял документы, когда тот умер… - Она глубоко вздохнула, лицо ее пошло красными пятнами: - Ну, слава богу, решилась! Освободилась наконец, слава богу!… Столько лет в себе носила!… До последнего не знала, когда шла, - скажу, или не скажу…