XXII

XXII

Двумя с половиной часами раньше в нескольких десятках миль от острова Разочарования неожиданно оказались сравнительно недалеко друг от друга два судна, шедшие разными курсами к одной и той же цели.

Одним из этих судов была быстроходная аргентинская яхта «Карменсита» водоизмещением в четыреста двадцать тонн. Командовал ею ее владелец, почтенный негоциант не у дел и завзятый яхтсмен дон Ларго Приетто, о котором у нас уже была речь выше.

Второе судно, парусно-моторная шхуна «Кариока», как тоже, вероятно, помнят наши читатели, было приписано к Рио-де-Жанейро и вышло оттуда в ночь на субботу десятого июня курсом на Малые Антильские острова. Если бы мы не знали, что несколькими часами позже «Кариока» легла на другой курс, впору было бы удивиться, встретив ее в этих широтах. Впрочем, то же самое следовало сказать и про «Карменситу».

Тот, кто имел бы возможность последние трое суток наблюдать за «Кариокой», составил бы, пожалуй, весьма нелестное мнение о ее капитане, сеньоре Педро Каргасе. В самом деле, неоднократно представлялся случай пойти под парусами, а шла «Кариока» весь этот долгий путь только на дизелях. У нее были на редкость мощные двигатели. Можно вообразить, сколько они пожирали горючего!

Но люди, хоть отдаленно знавшие капитана Каргаса, легко догадались бы, что существуют какие-то весьма веские причины, заставившие этого бывалого и экономного до скупости капитана пренебречь даровой силой ветра. Будем справедливы: как и дизели «Кариоки», Педро Каргас мог бы с честью служить и на куда большем судне.

Мы чуть не забыли упомянуть, что он неплохо знал артиллерийское дело. В боях под Мадридом, в районе Университетского городка, батарея лейтенанта франкистских войск Педро Каргаса по мере своих сил послужила делу испанской контрреволюции. В то время Каргасу шел тридцать шестой год. Значит, сейчас ему было за сорок. Ему предлагали остаться в кадрах франкистской армий, и он стал бы уже по меньшей мере майором, но по причинам, известным только ему и доктору-инженеру Гуго Шмальцу, подвизавшемуся в те годы в штабе генерала Франко, Каргас предпочел вернуться в Бразилию и наняться капитаном на невидную шхуну «Кариока».

Он был толст, невысок ростом, но широк в плечах. У него было вызывающее симпатию круглое, веселое лицо славного парня и душа убийцы. Он был несколько болтлив, но самые близкие его знакомые (друзей у него не было) не могли определить, являлась ли его многосложность следствием какого-то изъяна в его крепкой нервной системе или средством скрыть его мысли. Во всяком случае, никто и никогда не получал повода думать, что болтливость соседствует в этом неутомимом и подвижном бразильеро с глупостью и, тем более, трусостью.

Возможно, для того чтобы не позабыть свою военную специальность, Каргас установил на носу «Кариоки» вполне современную скорострельную пушку, обычно скрытую под легкой деревянной надстройкой. Кстати, когда Каргас управлял артогнем, он становился молчалив и только время от времени похлопывал себя по ляжкам, как бы проверяя, целости ли содержимое карманов.

Помимо своего капитана, могучих дизелей, новехонькой пушки и двух крупнокалиберных пулеметов, скрытых, как правило, под брезентами на рострах, на «Кариоке» в числе прочих вещей, не встречающихся на заурядных парусно-моторных шхунах, можно было бы при некоторой настойчивости обнаружить и нечто поразительно напоминающее радарную установку. Согласитесь, уже одного последнего обстоятельства за глаза довольно, чтобы уделить описанию «Кариоки» и ее капитана вдвое больше места, чем уделил им автор настоящего повествования.

Именно при посредстве этой установки капитан Каргас в начале первого часа пополудни тринадцатого июня узнал, что в восьми с небольшим милях к зюйд-зюйд-весту неизвестное судно идет курсом на тот же остров, что и «Кариока».

Мы считаем достойным внимания, что стояла на редкость ясная, полностью безоблачная погода. Каргас, уже несколько лет берегший глаза, стоял на мостике в темных очках-консервах. Океан, небо, палуба, стекла на приборах - все нестерпимо блестело под солнцем, стоявшим в зените.

Было очень жарко. На мостике, на палубе и во внутренних помещениях «Кариоки» все были одеты самым облегченным образом: трусы и майки, а то и вовсе одни трусы, туфли на босу ногу. Без туфель обойтись было нельзя, так раскалилась под свирепым тропическим солнцем палуба. На теневой стороне «Кариоки», свесив босые ноги в люк трапа, ведущего в матросский кубрик, сидел сухопарый бритоголовый матрос лет тридцати пяти и трудолюбиво в последний раз репетировал «Ойру». Судя по тому, как к этому вопиющему нарушению порядка относился капитан Каргас, матрос не просто музицировал, а выполнял важный приказ начальства.

Верный пристрастию к военным упражнениям, сеньор Педро Каргас приказал сыграть боевую тревогу и пошел на сближение с неожиданным и нежеланным соседом.

Он был полон справедливого негодования. Он был возмущен Шмальцем. Нечего сказать, хорош этот проклятый доктор-инженер! Все сказал ему там, в Рио-де-Жанейро: и про исключительную важность задания; и про то, что и как сказать этому, как его, Фремденгуту; и как запаковать и хранить обязательно врозь ящики, которые он должен будет, не медля ни минуты и под личную свою ответственность, переправить на «Кариоку»; и как поступить с этим таинственным грузом, буде на обратном пути вдруг попадется американское или английское военное судно и пожелает произвести досмотр на «Кариоке». Шмальц сказал даже, в какой последовательности швырять эти ящики в море в случае явной угрозы их захвата противником: раньше ящик номер один - с одного борта, потом ящик номер два. - с другого и не ближе двух-трех кабельтовых от того места, где будет затоплен первый ящик... А вот о том, что на подступах к этому острову может неожиданно возникнуть неизвестное судно, направляющееся туда же, куда и «Кариока», любезнейший и обстоятельнейший доктор-инженер Шмальц не соизволил предупредить. Не обронил ни слова!.. Что, этот шпик не доверял его храбрости, что ли? Боялся, что Педро Каргас заюлит, испугается, откажется выполнить приказ?.. А если он полагался на Педро Каргаса, то почему не сказал ему об этом честно, четко, без дураков? Может быть, этот надутый индюк и сам не знал, на что посылает «Кариоку»? Но тогда грош цена хваленой организации, которую возглавляет в Бразилии доктор-инженер Гуго Шмальц! Ничего, и в том и в другом случае это ему дорого обойдется!.. Не будь он Педро Каргас!..

Ясно было только одно: при посещении «Кариокой» острова, бывшего целью ее похода, нельзя было иметь лишних свидетелей, будь они даже самыми безобидными яхтсменами, в чем, кстати говоря, опытный шпион Каргас сильно сомневался. Вообще нельзя допустить, чтобы кто бы то ни было, кроме лиц, особо уполномоченных морским штабом Третьей империи, знал о существовании острова, с его великолепной бухтой, самим богом приспособленной под базу подводных лодок. Он еще пригодится в будущей войне, если нынешней суждено быть проигранной.

Роковой ошибкой дона Ларго Приетто была его недооценка «Кариоки». И на дистанции в пять кабельтовых она показалась ему всего лишь старомодной рыбачьей посудинкой. Он даже не собрался сыграть боевую тревогу.

Когда расстояние между обоими судами сократилось до такой степени, что можно было невооруженным глазом различить на мостике франтоватой яхты представительную фигуру ее капитана, Каргас не пожалел двух десятков фугасных и зажигательных снарядов, чтобы как можно скорей и верней пустить эту яхту ко дну.

Несколько человек с «Карменситы» успели все-таки выскочить за борт. С аккуратностью и добросовестностью, неоднократно отмечавшимися в его служебных характеристиках, капитан Каргас не оставил района гибели «Карменситы», пока не перестрелял из пулемета всех до единого спасшихся.

И, конечно, это потребовало времени.

В общей сложности Каргас потратил на непредвиденную баталию немногим больше часа. Примерно столько же ему потребовалось для того, чтобы приблизиться к острову на предусмотренную инструкциями Шмальца дистанцию.

Часы показывали десять минут третьего. «Кариока» безбожно запаздывала. Ей полагалось отдать якорь у берега назначения в промежутке между часом и половиной второго, а за двадцать пять минут до этого начать передавать радиосигнал. Но тут уже Каргас никак не был виноват. Его совесть (если можно говорить о наличии таковой у капитана «Кариоки») была совершенно чиста: не имел же он права не уничтожить эту неизвестно как и зачем забравшуюся сюда яхту.
[1] [2]