За правое дело (Книга 1) (23)
[1] [2] [3] [4]- Это вам знать не полагается. Силы есть, боеприпасов хватит. Сталинград не сдадим. - И вдруг, повернувшись к адъютанту, произнёс сдавленным голосом: Кто смел за Волгу мои вещи отправить? Чтобы нитки к вечеру за Волгой не было? Чтобы всё до последней нитки в Сталинграде было. Ясно? Невзирая на лица, беспощадно расправлюсь!
Адъютант вытянулся перед генералом. Стоявшие подле люди пытливо всматривались в лицо генерала. В это время торопливо подошёл к столу Барулин и громким, слышным Всем шёпотом произнёс:
- Вас зовут к телефону.
Пряхин торопливо поднялся, проговорил:
- Товарищ генерал, Москва вызывает, давайте вместе пойдём.
Генерал пошёл следом за Пряхиным к маленькой двери.
16
Едва обитая чёрной клеёнкой дверь закрылась за ними, в кабинете поднялся вначале сдержанный, а затем всё более живой шум. Несколько человек подошли к карте и стали пристально рассматривать её, точно ища след, оставленный на ней пальцем генерала. Они покачивали головами и переговаривались между собой: "Да, силёнки у немца много", "Удержат ли наши левый берег Дона, и вечная беда немцы, оказывается, на высоком берегу, а наши на луговом", "Вот и на Волге так будет", "А я уж слышал, что они имеют плацдарм на этом берегу Дона", "Если б так, тут знаете бы, что делалось", "Ох, как стал он эти немецкие дивизии перечислять, у меня прямо в сердце закололо", "Правду надо знать, не дети".
Инструктор райкома партии Марфин, маленький ростом, худой, со впалыми щеками и такими блестящими глазами, что казалось, у него высокая температура, быстро и оживлённо сказал:
- Ты, я вижу, Степан Фёдорович, в обком аккуратно приходишь, а в райкоме не любишь бывать, пряником не заманишь.
- Есть грех, товарищ Марфин. Да и дело какое тяжелое - Эвакуация. Тебе проще, товарищ Марфин: сложил учётные карточки, снял красную и зелёную материю со столов, уложил в грузовик - и поехал. А мне? Турбины со Сталгрэса на грузовике не вывезешь.
К ним подошли двое: начальник одного из главных цехов Тракторного завода и директор консервного завода.
- Вот он, главный воротила, миллионщик тракторный, массовый потребитель электроэнергии, - сказал Спиридонов.
- Что ж ты, Спиридонов, не прислал ко мне монтёров? Завод-то работает день и ночь. Заплачу им по высшему разряду.
Директор консервного завода сказал вполголоса:
- Вы, товарищ миллионщик, лучше бы платили не по разряду, а местами на катере, который на тот берег перевозит.
- Шутка глупая, но ты, я вижу, консервщик, об одном думаешь, как бы переплыть, - сказал Марфин, - заболел ты, видно.
Начальник цеха покачал головой и сказал:
- Днём и ночью у меня душа болит. Цех программу перевыполняет. А вывезем за Волгу - рассыпется коллектив. Поди собирай его, налаживай в степи. Рабочие из цеха не выходят, а я уж списки составляю. И спецмероприятия подготавливаю, страшно подумать! Хуже смерти об этой эвакуации говорить, думать не хочу. Вот и Спиридонов без отказа даёт электроэнергию. А то ведь всё были объективные причины.
Он вдруг повернулся к Спиридонову и сердито спросил:
- Но ведь заразная штука эта эвакуационная лихорадка? Верно, Спиридонов?
- Конечно. Вот начальник урюка и маринованных огурцов своё семейство вывез, а меня уж гложет мысль, сознаюсь откровенно. Ты как считаешь, Марфин, есть лекарство от этой эвакуационной заразной болезни?
- Есть, простое: только не пилюли, а хирургическое средство.
- Ох ты... консервный король, как Марфин на тебя поглядел. Берегись. Вмиг вылечит.
.- Что ж, могу вылечить. Запаникует - шуток не будет.
Время не такое.
Но в этот момент все замолчали и оглянулись на двери:
В комнату вошли Пряхин и генерал.
Они уселись на свои места, и Пряхин, несколько раз прокашлявшись и выждав тишину, заговорил суровым голосом:
- Товарищи! В последние дни в связи с обострением положения на фронте у нас наметилась вреднейшая тенденция - слишком много готовимся к эвакуации, мало, недостаточно думаем о работе наших заводов на оборону. Мы словно молчаливо согласились на том, что уйдем за Волгу. - Он оглядел всех, помолчал, покашлял и продолжал: - Это грубейшая политическая ошибка, товарищи.
Он встал, оперся руками о стол и медленно, с особым значением, словно отпечатывая каждое слово самым крупным выпуклым шрифтом, произнес:
- С эвакуаторами, паникерами, шкурниками будем расправляться беспощадно. Произнеся эти слова, он сел и уже обычным, несколько глуховатым голосом закончил: - Таково веление нашей Родины, нашего народа, товарищи, в самые грозные часы борьбы. Работа всех заводов, предприятий продолжается. Никаких разговоров о спецмероприятиях и эвакуации. Ясно? Всем ясно: Пустых городов не обороняют. Поэтому никаких разговоров вести по этой линии мы не должны. А раз не должны, то и не будем. Надо работать, работать. Нельзя терять ни минуты, потому что и минута дорога.
Он повернулся к Рыжову.
Генерал, отрицательно покачав головой, сказал:
- Теперь не время лекции читать. Я одно скажу: Ставка прямо указала командованию. Сталинград удержать любой ценой. Вот и всё. Вся моя лекция.
Несколько мгновений в комнате стояла тишина. Страшный, угрюмый и зловещий грохот нарушил её, окна распахнулись, в соседней комнате со звоном посыпались стёкла, бумаги, лежавшие на столе, подхваченные ветром, полетели на пол. Кто-то вскрикнул: "Бомбит!"
Пряхин властно произнёс:
- Товарищи, спокойствие, работа предприятий в Сталинграде продолжается без минуты перерыва!
А грохот, то стихая, то вновь усиливаясь, потрясал стены. Директор консервного завода, стоя в дверях, произнес:
- В Красноармейске склады боеприпасов взорвались? И тотчас пронзительно злым и властным голосом закричал генерал:
- Певцов, машину!
- Есть, товарищ генерал, - ответил адъютант и стремительно выбежал из кабинета.
Генерал поспешно пошел к двери, все расступились перед ним.
Когда последние посетители выходили из кабинета, Спиридонов, оглянувшись на Пряхина, пошёл следом за ними; видимо, теперь было не до разговора по частному вопросу. Но Пряхин окликнул его:
- Куда вы, товарищ Спиридонов, я ведь просил вас остаться. - Он улыбнулся, и на лице его появилось выражение лукавства и доброты. - Один товарищ с фронта, мой старинный знакомый, вчера спрашивал, не встречал ли я в Сталинграде семейство Шапошниковых. Оказалось, его особенно интересует сестра вашей жены.
- Кто же это? - спросил Спиридонов.
- Вы, может быть, знаете его фамилию - Крымов?
- Ну конечно, знаю, - сказал Степан Фёдорович и оглянулся на окно: не ударит ли ещё взрыв?
- Он у меня будет сегодня вечером. Он ничего такого не говорил, но мне думается, следовало бы ей с ним повидаться.
- Я обязательно передам, обязательно, - сказал Спиридонов.
Пряхин надел плащ военного покроя, фуражку и, не глядя на Спиридонова и, видимо, уже не думая о нём, пошёл скорым шагом к двери.
17
Вечером в большой комнате, в квартире Пряхина, Крымов и Пряхин, сидя за столом, пили чай. На столе, рядом с чашками, чайником, стояла бутылка вина, лежали газеты. В комнате был беспорядок - мягкая мебель сдвинута с места, дверцы книжных шкафов открыты, на полу валялись газеты, брошюры, возле буфета стояли детская колясочка и деревянная лошадь. В одном из кресел сидела румяная большая кукла с всклокоченной русой головой, перед ней стоял столик с игрушечным самоваром и чашками. К столику был прислонён автомат ППШ, на спинке кресла лежала солдатская шинель, а рядом - летнее пёстрое женское платье.
И странно на фоне этого предотъездного беспорядка выглядели два больших, рослых человека со спокойными движениями и мерными голосами. Пряхин, утирая пот со лба, рассказывал Крымову:
- Потеря очень тяжёлая - склады боеприпасов! Но я тебе о другом говорю. Ясно - город явится ареной боя, на кой ляд тут детские дома, ясли. А? Ну вот дал обком команду их вывозить, а работа предприятий и учреждений Сталинграда продолжается без минуты перерыва! Вот и своих вывез - сам дома хозяин... - Он поглядел вокруг, потом в лицо Крымова и покачал головой: - Подумай, сколько лет не виделись.