Тысяча девятьсот восемнадцатый год (4)
[1] [2] [3] [4]_Шансонетка_ (поет припев).
Да, красный крест мой стяг.
Да, я решила так.
Да, красный крест,
Да, красный крест,
Ура, ура, ура!
_Господин из австрийского посольства_ {аплодирует двумя пальцами). Прэ-э-э-лестно. Прэ-ле-стно.
Шансонетка поет вторую строфу.
_Раненый_ (медленно, в раздумье). Ну что ж, тогда, пожалуй, придется уйти.
_Анна-Мари_ (с момента появления раненого все время с интересом следит за ним). Посмотрите-ка.
_Господин Шульц_. Что там такое? Ну да, конечно. Никакого такта у этих парней. Одичали на фронте. Мозолят глаза своим видом. Для чего, я вас спрашиваю, оплачиваются все эти дорогие госпиталя и лазареты?
_Анна-Мари_. Я не хочу, чтобы он так ушел.
_Тайный советник_ (пылко). Ну, конечно же, конечно же, мы позовем нашего воина сюда, сударыня. Сочувствие раненым героям - высшая добродетель немецких женщин.
_Господин Шульц_ (пожимает плечами). Рецидив настроений в стиле мадонны. (Тайному советнику.) Как вам угодно. Эй, вы! Фронтовик. Камрад! Герой! Присаживайтесь к нашему столу.
Раненый оглянулся и, не останавливаясь, идет дальше.
_Анна-Мари_ (догоняет его почти у дверей; настойчиво, тихо). Мы не хотели вас обидеть. Мы очень просим вас.
_Раненый_. Что ж, если это так... (Следует за ней.)
_Господин Шульц_. Ну, первым делом хорошенько смочить горло. Вам, надо полагать, немножко странно здесь, а? После грохота и мерзости фронта вдруг мирные, солидные бюргеры уютно сидят за стаканом вина. Цветник красивых женщин. Песенка. День для труда, вечер для отдыха. Вечерний досуг. Ну-с, а теперь расскажите нам что-нибудь вы.
_Раненый_. Нет. Мои рассказы здесь не к месту. Я не стану ничего рассказывать, пока эта девка там распевает.
Неловкое молчание.
_Господин Шульц_. Ого-го! Вот это называется - рубить сплеча. (Шумно.) Люблю гордых испанцев. Не хотите рассказывать - не надо. В конце концов зачем отбивать хлеб у военных корреспондентов?
Пауза. Слышно лишь пение шансонетки.
_Шансонетка_.
Да, красный крест мой стяг.
Да, я решила так.
Да, красный крест,
Да, красный крест,
Ура, ура, ура!
_Раненый_. Я лучше пойду. Я только мешаю.
_Тайный советник_. Что вы, что вы. Герой - всегда желанный гость.
_Господин Шульц_. Даже если он лишен салонных манер.
_Анна-Мари_. Я вас не хотела обидеть. Верьте мне, прошу вас. (Протягивает ему руку.)
_Раненый_ (берет ее руку). Благодарю. (Уходит.)
_Господин Шульц_ (качает головой). Сумасшедший дом.
_Тайный советник_. Очаровательно. Очаровательно. Подлинная немецкая женственность.
_Шансонетка_ (повторяет припев).
Красный крест сюда,
Да, этим я горда.
За красный крест, за красный крест
Ура!..
_Господин из австрийского посольства_ (аплодирует двумя пальцами). Прэ-э-э-лестно. Прэ-э-э-лестно.
9
Крестьянский двор. Отец Томаса - старый крестьянин,
одет в полугородской костюм; суровое, недоверчивое лицо.
Старик чинит деревянные грабли.
_Анна-Мари_ (входит). Вы - господин Матиас Вендт?
_Отец Томаса_. Да.
_Анна-Мари_. Я знакома с вашим сыном.
_Отец Томаса_. Приходит много людей, которые знают моего сына.
_Анна-Мари_. Здесь, значит, он родился. (Осматривается. Широкий холмистый ландшафт. Вдали - смутные очертания гор.)
_Отец Томаса_ (с мягкой насмешкой). У нас тут и глядеть не на что, фрейлейн.
_Анна-Мари_ (взглядывает на него). Не любопытство привело меня сюда.
_Отец Томаса_. Было бы умнее, если бы он остался здесь. Скот не бывает благодарным или неблагодарным. Пашня не бывает благодарной или неблагодарной. Люди же всегда готовы убить того, кто хочет им добра.
_Анна-Мари_. Он в списках пропавших без вести. Я очень беспокоюсь.
_Отец Томаса_. Беспокоиться нечего.
_Анна-Мари_. Вы что-нибудь знаете о нем?
_Отец Томаса_ (тихо, ровно). Я его вижу.
_Анна-Мари_. Вы его видите?
_Отец Томаса_. Да, иной раз. Томас лежит на дне глубокой ямы. Он бледен и не может шевельнуться. Время от времени сверху скатываются комья земли.
_Анна-Мари_ (наклонившись вперед, напряженно слушает). Вы это видите?
_Отец Томаса_. Он не один. Но никто не может ему помочь. Он шевелит губами. Он говорит...
_Анна-Мари_. Что он говорит?
_Отец Томаса_. Он говорит: "Не забывайте". (Безразлично.) Ну, мне пора. (Берет грабли.) До свиданья, фрейлейн. (Удаляется.)
_Анна-Мари_. На эти деревья он лазил, по этим лугам он бегал, срывал, может быть, цветок, от которого произошел вот этот. О Томас, я могла бы умереть за тебя, когда тебя нет со мной. А когда ты со мной, у меня нет ни одного слова для тебя.
10
Улица. Торопливо идущие люди.
_Раненый_ (стоит на углу). Все куда-то торопятся, все чем-то заняты. Как ни в чем не бывало. На уме - дела, женщины, развлечения. Разве эти люди не знают, что все они у меня в долгу? Ну, не наглость ли это? Они смотрят сквозь меня, точно и я - частица этой улицы. Подойти бы вон к тому толстяку с самодовольной рожей, ткнуть его в пузо: "Эй, дружок. Руку у меня оттяпали, видите? Вы должны мне руку". Воображаю, как бы он вытаращил на меня глаза!
Анна-Мари приближается.
_Раненый_ (уставившись на нее). Заметит ли она меня? Нет. И она, конечно, пройдет мимо.
_Анна-Мари_ (замечает, останавливается, колеблется, быстро подходит). Почему вы стоите здесь? Ждете кого-нибудь?
_Раненый_. Да, жду.
_Анна-Мари_. Жаль. А я хотела попросить вас проводить меня. Я должна вам кое-что сказать.
_Раненый_. Я не жду кого-нибудь определенного.
_Анна-Мари_ (про себя). У него лоб Томаса. Вы проводите меня?
_Раненый_. Вы хотите, чтобы я пошел с вами?
_Анна-Мари_. Да.
_Раненый_ (оглядывая свою потертую военную форму). Вот в таком виде мне можно пойти с вами?
[1] [2] [3] [4]