Тысяча девятьсот восемнадцатый год (6)

_Король_. Благодарю вас. Я не нуждаюсь в охране.

(Удаляется.)

Толпа молча расступается перед ним. Он проходит по коридору,

образованному расступившимися людьми, которые на всем

пути его до выхода из замка молча снимают перед ним шапки.

5

На вилле Георга. Беттина одна.

_Томас_ (входит с Кристофом). Вы хотели меня видеть, Беттина.

_Беттина_. Георг арестован. Своими рабочими. Я не могу узнать, что с ним сделали. Вам известно, что Георг никогда не занимался политикой. Вам, Томас, это известно.

_Томас_. Нужно ли об этом говорить, Беттина. Я сделаю так, как вы хотите. (Пишет.) Пожалуйста, отправляйся немедленно на завод. (Передает записку Кристофу, который сейчас же уходит.)

_Беттина_. Стало быть, вы у цели, Томас?

_Томас_. Нет. Я не у цели. Самое важное - впереди.

_Беттина_. Неужели ваша борьба по-прежнему требует бешеного потока действий? Неужели действия по-прежнему должны осквернять ваши идеи?

_Томас_. Что мне в идее, если она не является зародышем действия? Я начинаю интересоваться идеен только тогда, когда она воплощается в действие. Я верю во власть идеи. Америка открыта силой идеи. Только потому, что Колумб твердо верил в свою физико-математическую идею, он шел, побираясь, от двора к двору, он отважился ринуться в грозную беспредельность. Почему же истина математическая должна мне быть дороже, чем истина моральная? Идея остается для меня фразой до тех пор, пока я не претворяю ее в жизнь.

_Беттина_. Тогда претворите ее в ваше искусство. Разве кто-нибудь живет полнее, чем поэт? Разве поэт не исчерпывает до дна всех возможностей, и разве эти возможности не богаче реальной действительности? Крайности человеческой жизни - действие и отречение, созерцание и активность - разве они не сливаются у него воедино?

_Томас_. Я не принадлежу себе.

_Беттина_. Было время, когда вы ощущали искусство как часть самого себя, Томас. Вы были свободны. И ведь вы никогда не теряли и не потеряете себя.

_Томас_. Это звучит как утешение. Разве я нуждаюсь в утешении? Разве я не победил?

Беттина молчит.

_Томас_ (настойчиво). Вы думаете, что я нуждаюсь в утешении, Беттина?

_Беттина_. Может быть.

6

Комната Кристофа. _Кристоф_ лежит на кровати. _Анна-Мари_. _Санитар_.

_Санитар_ (Анне-Мари). Прострелена тазовая кость. Ничего сделать нельзя. Чудо, что он еще жив. (Уходит.)

_Кристоф_ (устало). Анна-Мари.

_Анна-Мари_. Да, Кристоф.

_Кристоф_. Томас придет?

_Анна-Мари_. Я дала ему знать. Он, наверно, сейчас будет здесь.

_Кристоф_ (всполошившись). Машина.

_Анна-Мари_ (у окна). Это не он.

_Кристоф_. Больно. Адским огнем горит все нутро. Только бы Томас пришел уже.

_Томас_ (входит). Ну, как?

Анна-Мари делает жест безнадежности.

_Томас_ (с минуту молчит, затем овладевает собой, подходит к Кристофу; тихо, с нежностью). Кристоф!

Кристоф быстро поворачивается на голос.

_Томас_. Не шевелиться, Кристоф, не двигаться.

_Кристоф_. Ты пришел. Как я рад. Я знал, что ты придешь. Ты хороший друг.

_Томас_. Не надо говорить, Кристоф. Ведь это естественно.

_Кристоф_. Ничего естественного. Я не был бы на тебя в обиде. Надо рассуждать трезво. В конце концов у тебя есть более важные дела. Я даже не успел разыскать Георга Гейнзиуса. Меня ранили по дороге на завод.

_Томас_. Не надо так много говорить, Кристоф. Лежи спокойно, не двигайся.

_Кристоф_. Анна-Мари так заботлива. Она хорошая. Ты прав, Томас, люди в большинстве своем добры.

_Томас_. Вот и тебя настигло. Еще один будет смотреть на меня из мрака и что-то требовать от меня.

_Кристоф_. Не горюй обо мне, Томас. Очень тебя прошу, не горюй. Кем я, в сущности, был? Почтовым чиновником. Я ел, пил, исполнял свои служебные обязанности. Так бы я и состарился и умер. Но в том, что мне довелось быть твоим другом, Томас, есть смысл. Я рад умереть за то, в чем есть смысл. Надо рассуждать трезво. (Умирает.)

_Томас_. Кажется, все кончено.

_Голоса на улице_. Идите к нам, Томас Вендт. Народ кричит - зовет вас. Вы нам нужны.

Конрад появляется в дверях.

_Анна-Мари_. Ты не закроешь ему глаза?

_Голоса_. Томас Вендт, идите к нам, Томас Вендт!

Томас колеблется; затем поворачивается и быстро уходит.

Анна-Мари одна, неподвижно смотрит ему вслед, лицо ее отражает

изумление, почти испуг. Затем она садится около покойного.

7

Гауптвахта. _Революционные солдаты и люди в штатском_ сидят, курят,

пьют. _Арестованные_, в том числе _Георг_; _арестованный офицер_.

_Георг_ (к другим арестованным). Я не могу сказать своим рабочим: ваша примитивность, ваша ограниченность лучше моего интеллекта. Может быть, это глупо с моей стороны, может быть, это жест; но даже если бы от этого зависела моя жизнь, я все же не мог бы сказать так.

_Дрожащий старичок_. Я ничего, решительно ничего не сделал. Я всегда был социалистически настроен. Я всегда хлопал по плечу своего портье, хотя он был завзятым социал-демократом. А когда он как-то захворал тяжелым гриппом, я дважды посылал ему тарелку мясного супа. И все-таки они потащили меня сюда. А здесь от одного страха умрешь.

_Девушка_ (входит, обращается к часовым). Франц Горнинг здесь?

_Часовой_. Не знаем никакого Франца Горнинга Идемте-ка, фрейлейн, выпейте глоток вина. Вино хорошее. Оно вам понравится. Генеральское.

_Девушка_. Некогда. Мне надо разыскать Франца Горнинга.

_Солдат_. Франц Горнинг от вас не уйдет. А такое вино не каждый день бывает. По особому заказу для такой складной девчонки, как вы.

_Девушка_. Ну ладно, выпью глоток, раз уж вы такой кавалер.

_Дрожащий старичок_. Только бы нас не расстреляли. Пусть заберут наши деньги, пусть погонят на работу, как поденщиков, - с этим я уже примирился.

_Другой арестованный_. Но они требуют от нас большего: они требуют, чтобы мы изменились внутренне, стали высокоморальными людьми.

_Дрожащий старичок_. Я стану высокоморальным, я изменюсь, только бы не убили.

_Девушка_. Франц Горнинг, скажу я вам, далеко пойдет. Он в таких делах всегда впереди. Еще на прошлой неделе он сказал господину тайному советнику: "Голова-то у вас большая, но пустая". Вот он какой образованный. Он даже умеет писать на пишущей машинке. И кинооператором был. Я думаю, он будет министром, или районным инспектором, или фельдфебелем.

_Женщина_ (входит; отупевшая, усталая, на руках неухоженный грудной ребенок). Мужа моего нет здесь? Людвиг Гофман его зовут, высокий такой, худой, тридцати восьми лет, с длинными рыжими усами.

_Часовой_. Нет, такого у нас здесь нет.

_Женщина_. Можно присесть на минутку? Весь день сегодня бегаю по городу, разыскиваю его. В двух или трех местах мне сказали, что он расстрелян.

_Часовой_. Садитесь. Вот сюда. Немножко пива ребенку не повредит. Пиво-то жидкое, военного времени.

_Женщина_. Спасибо. Я ему всегда говорила, чтобы он не совал всюду нос. Да его не уймешь. Так надо, говорил он. Во всеобщей стачке он тоже участвовал. Тогда-то его и посадили.

_Один_. Людвига Гофмана я знаю. Почет ему и уважение. Перед ним - шапки долой.

_Второй_ (утешая). Вряд ли они его расстреляли. Мало ли что люди болтают от нечего делать.

_Третий_ (шепотом другому). Я думаю, что ему крышка. Мне кажется, что я слышал его имя, когда говорили об убитых.

_Женщина_. Говорите громче. Рано или поздно, а правды мне не миновать.

Тишина.

_Женщина_. Что же мне теперь делать? (Устало подымается.) По крайней мере для детей будет одной хлебной карточкой больше. (Выходит.)

_Молодой человек_ (из арестованных). Где были наши глаза? Разве мы раньше всего этого не видели? Мы сами виноваты.

_Георг_ (резко). Со времен Адама и Евы, что ли? Первородный грех? Очень романтично говорить о виноватых, когда дело касается социологии. Счастье одного строится на страдании многих - это закон. Один живет за счет другого - это закон природы. (Повышая голос.) Слышите, это не вина, это закон.

_Дрожащий старичок_. Не кричите так. Ради бога, не говорите так громко.

Начальник караула входит.

_Часовые_. Господин комендант! (Вскакивают.)

_Начальник караула_ (оглядывая арестованных). Ага. Есть тут кто из буржуйской банды? Ну, голубчики? Что? Теперь уже нельзя топтать нас ногами? Кончилось? Мы уж теперь не сброд для вас? Вы уже не моете руки, если случится нечаянно дотронуться до нашего брата? Научились вести себя по-другому? Встать, когда я говорю!

_Дрожащий старичок_. Господин комендант, я совершенно ни в чем не виноват. Господин комендант... Я...

Георг и арестованный офицер остались сидеть.

_Комендант_. Что? Вы все еще задираете нос? Встать!
[1] [2] [3] [4]