Георгий Вайнер, Аркадий Вайнер. Женитьба Стратонова, или Сентиментальное путешествие невесты к жениху (2)

- Не обращайте внимания, Флор Алексеевич, – попросила я. – Я так потрясена вашим садом, вашим участком – просто обалдела! Я такого никогда не видела…

– И не скоро увидите, – снисходительно заметил Стратонов. – Я вам, Наденька, так скажу: если бы наши героические труженики полей вкладывали в свое Дело столько же рвения и смекалки, мы бы давно уже Решили продовольственную программу.

Нисколько не сомневаюсь в этом, – искренне от-

ветила я, потому что хорошо представляла рвение, затраченное на этой земле. И смекалки Стратонову, видно, не занимать.

– В том-то и дело, – сказал Стратонов, – все люди хотят ням-ням, буль-буль, а на земле пускай корчится дядя… За хороший заработок так бывает напластаешься за день, так накорячишься, что в глазах темно… А у лентяя сил да времени хватает только заработки наши считать… Да и кажутся они ему впятеро… Хотя, грех жаловаться: если попадется хорошая женщина, мы с ней на всю жизнь будем обеспечены…

– Флор Алексеевич, я хорошая женщина, – сказала я застенчиво, а он засмеялся.

– Поживем – увидим, – пригладил волосы белокурые на затылке и добавил: – Я с детства работаю, и главная для меня в человеке добродетель – трудолюбие. Тунеядцев ненавижу. И презираю. Человек в работе должен радоваться…

Я знала, что услышу это, я надеялась, потому что я – порядочная, трудолюбивая, физически здоровая, с мягким, покладистым характером. А иначе – зачем же было ехать на знакомство со Стратоновым?

– Давайте зайдем в дом, – предложил Стратонов. – Вам ведь переодеться надо, в этой комнате вам будет удобно…

Комната была маленькая, голубая, светлая, с отдельной крохотной верандой. Вход в комнату был из большого, отделанного деревом холла с камином. Из холла вела дверь в белую кафельную кухню. А на второй этаж поднималась широкая лестница. Там, на втором этаже, должны быть покои Флора Алексеевича. Если мы поженимся, он поднимет меня на второй этаж, в свои апартаменты.

Я поймала себя на мысли, что немного побаиваюсь его.

А Стратонов, наоборот, любезно спросил:

– Наденька, а вы есть не хотите?

Ну, на такие покупки я не ловлюсь! Тоже мне – современная невеста, – никак себя еще не показала, а уже уселась жрать…

– Нет, нет, Флор Алексеевич, не беспокойтесь, я позавтракала, я вообще поздно ем. – И трусливо добавила: – И мало совсем.

– Ну, захотите – скажете, – благодушно-веско кивнул Стратонов. – Я сам стараюсь не переедать, работать невмоготу! И женщина не должна много есть, это неэстетично…

– Почему? – робко поинтересовалась я.

– Да сам не знаю. Наверное, когда смотришь, как молодая миниатюрная женщина много и жадно ест, невольно возникает мысль, куда это потом все девается…

Нда-тес, оказывается, мой цветок еще и эстет впридачу.

– Давайте лучше что-нибудь по дому поделаем, – предложила я.

– Пожалуй, день идет, дела стоят, а в совместной работе люди лучше всего узнают друг друга. У вас есть с собой купальник?

– Есть. А что? – Я подумала, что Стратонов пригласит меня сейчас на пляж.

– В купальнике на даче лучше всего работать. Легко, тело дышит – загореть можно и простирнуть потом купальник просто…

– Да, наверное, – согласилась я. Вот она, наша первая со Стратоновым близость: кому бы это я, кроме жениха, разрешила рассматривать не на пляже свою частичную обнаженность?

Но Стратонов глупостями явно не интересовался, он не стал рассматривать мои прелести, а вышел на воздух; и, торопливо переодеваясь, я слышала, как он гремит там какими-то железяками. Я сложила одежду на стуле, рукав куртки выпростала и положила сверху на брючину, а замок молнии на своей сумке отодвинула чуть-чуть, сантиметра на два. И пошла навстречу своему счастью.

Стратонов стоял около горы навоза, рядом – садовая тачка на дутых шинах, в руках он держал совковую лопату.

– Надюша, вы видите эту яму? – Яма была огромная, как упокоище для братской могилы, заваленная наполовину прошлогодней палой листвой. – Соседи, дурачье, жгут опавшую листву, а я свою собираю сюда…

– И что?

– А то, что сейчас мы с вами перевезем, скинем сюда фекал, сверху подсыплем торфа, закроем досками, а осенью позакидаем сверху новой опавшей листвой, за зиму с фекалом перегорит, и за гроши мы будем обеспечены прекрасным удобрением. Естественным!..

Для убедительности он воздел палец, и я обратила внимание, какие у него чистые руки с красивыми ногтями. Как учил Чернышевский: чистая грязь рук не марает. Фекал для удобрения нашего со Стратоновым сада – это чистая грязь. Да.

Он сунул мне лопату в руки и сердечно сказал:

– Ну, Надюша, с богом – начинайте…

Я воткнула лопату в гору, подняла вверх и от неожиданности крякнула – неподъемной оказалась совковая лопата, полная коровьего фекала. А может быть, она мне такой показалась из-за того, что я хоть и трудолюбивая и физически здоровая, но не имею навыка в сельской работе. Вообще-то говоря, у меня в любой физической работе нет навыка. У меня только нрав мягкий и покладистый.

Половину фекала с лопаты стряхнула обратно, остальное кинула в тачку. И работа закипела. Двадцать лопат – тачка готова, пробежка по гладкой каменной дорожке до ямы, швырк туда прекрасное естественное удобрение, и – назад. Двадцать лопат – тачка готова…

Академик Амосов по телевизору просил нас ежедневно делать тысячу физических упражнений. Это необходимо нашему изголодавшемуся по труду организму. Чем бессмысленно махать руками и ногами – лучше таскать в яму фекал, который как цемент скрепит наше счастье со Стратоновым…

И нечего обращать внимание на вопящую от боли поясницу: Стратонов мне доверительно сказал, что человек в работе должен радоваться. Я и радуюсь, не замечая растущих на ладонях волдырей. Я радуюсь, поскольку Стратонов мне обещал, что если я действительно окажусь хорошей женщиной, мы с ним будем до конца жизни обеспечены.

Я только от волнения забыла спросить – чем? Чем обеспечены?

Ладно, сейчас не время отвлекать Стратонова, он грузит в кузов «Жигуля»-универсала аккуратные ящики от болгарских фруктов. По-моему, с клубникой. Потом вынес из теплицы четыре картонки из-под венгерского шампанского, коробки не закрывались, торчали из них фиолетовые, лимонные, розовые, алые гладиолусы, влажно-свежие, тугие, мясистые, молодые, еще не растерзанные тлением и распадом. Я еще подумала, что мне так много цветов не надо, что мне столько великолепия ни к чему, мне маленького букета хватит, и Стратонов это безмолвно понял и сложил все цветы в машину. Ушел в дом, и довольно долго его не было, а я все перегоняла фекал в тачке – от ворот к яме, где через год будет прекрасное удобрение, обошедшееся нам со Стратоновым по существу за гроши: машина левого ворованного навоза, бесплатная палая листва и мое рвение.

Мы со Стратоновым будем всегда называть это удобрение лирически, как французскую песню об ушедшей любви – «Опавшие листья». Несмотря на заливающий лицо пот, я и напевала все время эту песню, таская свою тачку с фекалом. Но она у меня получалась не грустно, а скорее выжидательно-весело, как песня о пришедшей любви.

Тут и Стратонов появился, сел за руль, завел мотор, прислушался к постепенно слабеющему рокоту прогреваемого двигателя, осмотрел перед собой приборы, вылез и стал заливать в бак из канистры бензин.

Далековатенько собрался мой Флор, цветочек мой суженый. Долго не будет.

Убрал канистру, тщательно протер руки чистой светлой тряпочкой и сказал мне задумчиво:

– Вы знаете, Надюша, я ведь работаю страховым агентом, это хорошая и интересная служба. Она мне высвобождает массу времени для будущей семьи. Но главное – это работа с людьми, а они такие разные. Много я повидал, но людей не разлюбил. Они, в принципе, неплохие существа, люди… Я многое им прощаю за то, что хороших людей все-таки больше, чем плохих… Нет, я их все-таки люблю.
[1] [2] [3] [4]