44. ВАШИНГТОН. ШТАБ-КВАРТИРА ФБР. СТИВЕН ПОЛК

Полк подумал, что эту реплику ему неуместно комментировать. Они все ходят на грани и внутри тайн. Не надо совать мизинец начальнику в ноздрю, коли он сам тебя не спрашивает. Полк на своем достаточно скромном посту владеет бездной всякого рода опасной тайной информации. Предполагает, догадывается, знает – кто у кого «берет», сколько и за что, какая группа чем владеет или на что влияет, кто поставляет наркоту в школы и окружные тюрьмы, кто спекулирует на жилищном строительстве, берет взятки за подряды и вывоз мусора, кто контролирует дальние автоперевозки, кто раздает государственные льготы и гранты, кто вместе с предпринимателями облапошивает работяг и кто шустрит в муниципалитетах. К сожалению, демократия не жизнеспособна без обмана и жульничества.

Государственная честность – это сомнительная привилегия тоталитарных стран, да и там просто круг воров уже.

Полк это хорошо понимал.

Но сейчас он думал о том, какая же бездонная прорва информации, горы страшных фактов, океан секретов должны быть напиханы в сухую костистую черепушку этого человека, в которую сливают ежедневно тайны со всего мира.

– Да, друг мой, весьма важный вопрос – в какой мере? – очнулся от задумчивости Фрилэнд и тихо засмеялся. – Твой папаша, Честный Полк, любил повторять нам из «Дневника» Ренара: «Все в мире вопрос меры, которая суть количество искусства…»

– Мо-ой о-тец? Вам?!

Фрилэнд спокойно молвил:

– Да, твой отец, старый Кеннет Полк…

Вспышка. Ошеломление. Сшибка предположений, бешеный перебор известной информации. Фрилэнд учился в Гарварде, это известно. Но отец Полка ничего юристам читать не мог – он филолог, текстолог. Он – славист. Славист? Какие-то были разговоры об экстраполяции шифров. Давно.

Главное сейчас – сохранить лицо, не выглядеть двоечником на экзамене, испуганным мальчишкой. Оказывается, этот разговор – какая-то странная ловушка. Или экзамен?

Конечно, Фрилэнд знает всю подноготную Полка. Точнее, может знать – только зачем ему это нужно? Не такая важная птица Стивен Полк, и задание его не такого масштаба, чтобы его прошерстил по биографии директор ФБР Ленард Фрилэнд.

Надо только выдержать вертикаль, не быть маленьким.

Полк вспомнил, что по рождению он все-таки англичанин, пускай наполовину, и безразлично-любезно спросил:

– Мой отец Кеннет Полк имеет честь быть знакомым с вами, сэр?

Главное сейчас – сберечь неодушевленную светскость. Плавная мутация из фауны в минералы.

– Да, – кивнул Фрилэнд. – Мы с твоим отцом знакомы дольше, чем ты живешь на земле…

– Вот как интересно! – сдержанно прокомментировал Полк. – Мне не доводилось слышать от отца об этом…

Фрилэнд заметил, как о чем-то само собой разумеющемся:

– Неудивительно… Твоего отца зовут Кеннет Полк, и все, что он делал в жизни, было не похоже на других людей… Все! Все без исключений… Ты знаешь, например, как он женился на твоей матери?

– В общих чертах… Расплывчатые семейные предания, – развел руками Стивен.

– Настасью Стчербакову, твою мать, – Фрилэнд выговаривал не "Щ", а «Стч», – во время войны наци вывезли из Киева на каторгу. А через год после победы наши хилые союзники обделались от страха перед Сталиным и выдали ему всех перемешенных лиц – в концлагеря и на смерть. Английский майор Кеннет Полк был на вокзале, когда отправляли в СССР один из эшелонов с обреченными… Ты знаешь, что твой отец служил в английской армии?

– Да, знаю, – твердо сказал Полк, испытывая смешное облегчение от того, что он хоть что-то знает. – Отец был переводчиком…

– Правильно, – согласился директор. – Он увидел в колонне твою будущую мать… Ей было семнадцать… Потом говорил мне, что у нее на лице были только огромные зрачки – ничего не осталось, кроме мольбы, крика в глазах, обещания, вопля: «Спаси!» Честный Кен совершил поступок, который стоил ему карьеры. Он вытащил ее из толпы, отогнал конвойных, отвез не в комендатуру, а в магистрат и с пистолетом в руках заставил мэра их зарегистрировать… Красиво?

У Полка не шевельнулась в лице ни одна жилочка, бесстрастно спросил:

– А почему стоило карьеры?

– Потому что он был не просто переводчик, а серьезный служащий в МИ-5 – военной контрразведке. А власть такого своеволия паладинам не позволяет. Ты это запомни хорошенько…

– Любопытно, – хмыкнул Полк. – Мне всегда казалось, что он доволен своей карьерой ученого…

– Он был доволен своей судьбой – это важнее карьеры. И часто – совсем другое. Твоего отца вместе с беглой русской женой отправили в ссылку – сначала в Канаду, а потом к нам сюда. Кен служил в миссии связи английской разведки с ЦРУ… Кто возглавлял миссию – помнишь?

– Конечно… – кивнул Стивен. – Ким Филби, великий шпион…

– Но Кен Полк оказался крепче замесом великого шпиона, – с удовольствием засмеялся Фрилэнд. – Твой папаша, уделяя все время науке в Гарварде, все ж таки улучил минуточку – расколол, трахнул до исподнего Филби и всю его проклятую змеиную «пятерку»!

Они долго молчали, Фрилэнд тактично не подгонял Полка.

– Вы видитесь иногда? – спросил Стивен.

– Редко… Очень редко… Физически нет возможности… По телефону разговариваем… Сегодня я звонил ему…

– Зачем? – поинтересовался настороженно Полк.

– Я просил у него разрешения… Я должен был тебе все это рассказать… Особенно если ты не передумаешь ехать в Россию…

– Почему – вы? А не он? – ровно спросил Полк, и сердце его готово было треснуть на части. От жгучей обиды, от горького непонимания, от разрушенного чувства удивительной близости с отцом. Как это все могло получиться? – Почему отец не сказал мне этого сам?

Фрилэнд потер крепко руками лицо, будто сон отгонял, тряхнул головой, засмеялся:

– Я поймал себя на мысли, что я волнуюсь… А последние годы я волнуюсь в разговоре только с женой, моей святой кошмарной Пэтти, да и, пожалуй, с президентом США…

– Все остальное – рабочее возбуждение? – участливо переспросил Полк.

– Наверное… Но сейчас я взволнован, потому что есть риск, что ты можешь не понять мотивов такого необычного поведения старого Полка и обидеться на него… Это было бы несправедливо…

– Справедливее выставить меня перед вами недоумком? – холодно сказал Полк.

Фрилэнд покачал своей сухой острой головой – как у породистой борзой.

– Старик старался всю жизнь поступать по своим законам… Понимаешь, сынок, он, может быть, единственный человек, который живет с принципами… Сейчас это большая редкость – все живут по интересу. Все сообразили, что правильнее продать душу черту, чем отдать ее Богу…

– А в чем же принцип моего неведения?

– Он хотел, чтобы ты был свободен… Он хотел, чтобы ты выбрал себе призвание сам, а не двигался династической профессиональной стезей… Он надеялся, что ты станешь ученым, потому что курьез судьбы в том, что лучший аналитик и эксперт тайных операций в мире ненавидел свою шпионскую работу… Он не хотел, чтобы ты стал полицейским, но понимал, что это скорее всего и есть твое призвание… И не хотел тебя ни отвращать, ни соблазнять… Он хотел, чтобы ты выбрал сам…

– Занятно, – вздохнул Полк.

– Это знак его огромного уважения и доверия к тебе… Ты это понимаешь?

– Нет, не понимаю… Может быть, не пойму никогда…

Фрилэнд грустно улыбнулся:

– Поймешь!… Обязательно поймешь… Позже… Он говаривал мне, что понимает тебя довольно хорошо… И не сомневался – если бы ты знал, что он может со своей кухни позвонить по прямому телефону любому руководителю спецслужб нашей страны, ты бы никогда не пошел в ФБР… Ты бы не захотел быть блатным выкормышем влиятельного и всеми уважаемого папаши…

– Нет, не захотел бы, – мотнул резко головой Полк. – И все, что я получил на службе, надеюсь, честно отработал…

– Отработал, отработал, – согласился Фрилэнд. – И уверен, что ты еще себя покажешь… Вообще, должен тебе сказать, очень бы мне хотелось лет через двадцать позвонить из дома вот на этот телефон, – он положил ладонь на белый аппарат с золотым орластым гербом, – и чтобы трубку снял ты…
[1] [2] [3]