Воспоминания об Эмиле Верхарне (5)
[1] [2] [3]Как там, на высоте, да, как и там, вдали,
Священной чередой,
Как солнц небесных повторенье,
Возникли гении меж расами земли.
С сердцами из огня, с устами как из меда,
Они вскрывали суть, глася в среде народа,
И все случайные полеты разных дум,
Как улей, собирал их озаренной ум,
И тяготели к ним приливы и отливы
Исканий пламенных, разгадок горделивых;
И тень прислушалась, впивая их слова;
Дрожь новая прошла по жилам вещества:
Утесы, воды, лес почувствовали нежно,
Как дует ветер с гор иль ветерок прибрежный;
Прибой возжаждал плясок, листок обрел полет,
И скалы дрогнули под поцелуем вод.
Все изменилося до глубины заветной
Добро, зло, истина, любовь и красота;
Живыми нитями единая мечта
Соединила все в покров души всесветной,
И мир, откуда встал невидимый магнит,
Признал закон миров, что в небесах царит.
Мир состоит из звезд и из людей.
Смерть
(Перевод Ю. Александрова)
- Душа печальная моя,
Откуда, об руку с луною,
Пришла ты говорить со мною,
Последней правды не тая?
- Оттуда я, где огнекрылы
Дворцы зари, где ночь светла.
Смотри: я розы принесла
Для завтрашней твоей могилы.
- Душа бессмертная моя,
Ты знаешь: одержим я страхом
Однажды стать холодным прахом,
Уйти во мрак небытия.
- Но ты боишься только света,
Боишься вечной высоты,
Где жизнь и смерть свои цветы
Сплетают на челе поэта.
- Скажи, прекрасная моя:
Ты видишь время, призрак черный,
С косой в руке над этой сорной
Травой, которой стану я?
- Не бойся жалких привидений.
Не нам с тобой во тьме лежать.
В пространстве время удержать
Способен плодоносный гений!
Из цикла "Часы"
Вечерние часы
(Перевод А. Гатова)
***
Касаньем старых рук откинув прядь седую
Со лба, когда ты спишь, и черен наш очаг,
Я трепет, что всегда живет в твоих очах
И под ресницами теперь, целую.
О, нежность без конца в часы заката!
Прожитых лет перед глазами круг.
И ты, прекрасная, в нем возникаешь вдруг,
И трепетом моя душа объята.
И как во времена, когда нас обручили,
Склониться я хочу перед тобой
И сердце нежное почувствовать рукой
Душой и пальцами светлее белых лилий.
***
(Перевод А. Гатова)
Когда мои глаза закроешь ты навек,
Коснись их долгим-долгим поцелуем
Тебе расскажет взгляд последний, чем волнуем
Безмерно любящий пред смертью человек.
И светит надо мной пусть факел гробовой.
Склони твои черты печальные. Нет силы,
Чтоб их стереть во мне. И в сумраке могилы
Я в сердце сохраню прекрасный образ твой.
И я хочу пред тем, как заколотят гроб,
С тобою быть, клонясь к подушкам белым.
И ты в последний раз прильнешь ко мне всем телом
И поцелуешь мой усталый лоб.
И после, отойдя в далекие концы,
Я унесу с собой любовь живую,
И даже через лед, через кору земную
Почувствуют огонь другие мертвецы.
***
(Перевод А. Гатова)
Нет, жить тобой душа не уставала!
Ты некогда в июне мне сказала:
"Когда бы, друг, однажды я узнала,
Что я тебе мешаю, тяжела,
С печалью в сердце, тихом и усталом,
Куда неведомо, но я б ушла".
И тихо лбом к моим губам припала.
И потом:
"Дарит разлука радости живые,
И нужды нет в сцепленье золотом,
Что свяжет, как у пристани, кольцом
Две наши тихие ладьи земные".
И слезы у тебя я увидал впервые.
И ты сказала,
Ты еще сказала:
"Расстанемся во что бы то ни стало!
Так лучше, чем спускаться с вышины
Туда, где будням мы обречены".
И убегала ты, и убегала,
И вновь в моих объятьях трепетала.
Нет, жить тобой душа не уставала!
Из цикла "Волнующиеся нивы"
Покойник
(Перевод М. Донского)
Усопших к месту погребенья
Всегда проносят вдоль селенья.
Уже мальчишки тут как тут:
"Гляди, покойника несут!"
Глаза рукой прикрыв от солнца,
Старуха смотрит из оконца.
Столяр бросает свой верстак:
В гробах он смыслит как-никак.
А лавочник расставил ноги
И курит трубку на пороге.
От взоров досками укрыт,
Покойник в ящике лежит.
Без тюфяка он, без подушки,
Под ним солома лишь да стружки,
А гроб из четырех досок
Не в меру узок и высок.
Носильщики идут не в ногу,
Кляня разбитую дорогу.
Злой ветер возле "Трех дубов"
Срывает гробовой покров.
Шершавым доскам будто стыдно,
Что всем теперь их стало видно.
Холодный ветер валит с ног;
Все думают: "Мертвец продрог".
Все знают: спит он, бездыханный,
В одной рубахе домотканой.
И в день, когда своих рабов
Господь поднимет из гробов,
Дрожа, в смущении великом,
Он будет наг пред божьим ликом.
Процессии дать надо крюк,
Чтоб обогнуть общинный луг.
По той полоске, рядом с лугом,
Покойный шел весной за плугом.
Он тут в погожий летний день
Косил пшеницу и ячмень.
Всем сердцем был он в жизни трудной
Привязан к этой почве скудной.
Под вечер, выбившись из сил,
Он с ней любовно говорил.
Вон там, где тянется тропинка,
Он комья подбирал суглинка,
И после трудового дня,
С соседом сидя у огня,
Он землю в пальцах мял, смекая,
Какого ждать им урожая.
Вот кладбище; как свечки в ряд
Три кипариса там стоят.
Сплеча могильщик бородатый
Орудует своей лопатой:
Его, не побоясь греха,
Забыла разбудить сноха,
Вон гроб уже у поворота,
А не закончена работа.
На мертвеца могильщик зол
За то, что тот его подвел,
Нашел же времечко, постылый,
И он плюет на дно могилы.
А гроб все близится, и вот
Он у кладбищенских ворот.
Толпа в ограду повалила,
Перед покойником - могила.
Неистов ветер, даль черна,
Как эта яма холодна!
Могильщик с силой и сноровкой
Подхватывает гроб веревкой,
И скрип ее о край доски
Как одинокий стон тоски.
Безмолвна скорбь, и сухи веки.
Гроб опускается навеки
В глухую темень забытья,
В объятия небытия.
Взято из книги
"Эмиль Верхарн
Стихотворения
Зори
Морис Метерлинк
Пьесы"
Издательство "Художественная литература"