Принуждение (1)
[1] [2] [3] [4]Но работа не подвигалась. едва поставил он перед собой чистое полотно, как прочел на нем запечатленные машиной слова письма. Краски на палитре показались ему грязью и кровью. Он стал думать о гное и ранах. На собственном портрете, стоявшем в тени, он предстал самому себе в военном воротнике, подпиравшем подбородок. "Безумие, безумие" проговорил он громко и топнул ногой, чтобы прогнать дикие видения. Но руки дрожали, и под ногами колыхался пол. Он должен был лечь. Потом долго сидел на скамеечке. погруженный в свои мысли, пока жена не позвала его обедать.
Он давился каждым куском. Какая-то горечь подступала к горлу; он старался проглотить ее, но она опять подымалась. Он сидел с опущенной головой, безмолвно, но заметил, что жена следит за ним. Вдруг он почувствовал тихое прикосновение ее руки.
- Что с тобой, Фердинанд?
Он не ответил.
- Неприятные известия?
Он кивнул головой.
- Военная служба?
Он опять кивнул головой. Она молчала. Молчал и он. Тяжестью и гнетом нависла одна и та же мысль и отодвинула в сторону все предметы в комнате. Разрослась и прилипала к начатым блюдам. Она ползла мокрою улиткой по их затылкам, вызывая содрогание. Они не решались смотреть друг на друга и сидели сгорбившись, обремененные невыносимой тяжестью нависшей над ними мысли.
Ее голос звучал надтреснуто, когда она, наконец спросила:
- Они направляют тебя в консульство?
- Да.
- И ты пойдешь?
Он вздрогнул.
- Я не знаю. Все-таки нужно пойти.
- Почему нужно? Почему? В Швейцарии у них нет власти над тобою. Ты здесь свободен.
Злобно проговорил он сквозь зубы:
- Свободен! Кто в наше время свободен?
- Тот, кто хочет быть свободным. И ты - больше других. Что это такое?
Она презрительно отбросила бумагу, которую он положил перед собою.
- Какую власть над тобой, мыслящим, свободным, имеет этот клочок, написанный каким-то несчастным писарем? Что он может с тобой сделать?
- Может не бумага, а тот, кто послал ее.
- Кто послал? Что это за человек? Машина, большая машина для убийств. Но тебя она не схватит.
- Она схватила уже миллионы, почему же ей не схватить меня?
- Потому, что ты этого не хочешь.
- Те, другие, тоже не хотели.
- Но они не были свободны. Они стояли под перекрестным огнем и, потому, пошли. Но никто не шел добровольно. Никто из Швейцарии не вернулся бы в этот ад.
Она подавила свое волнение, видя, как он страдает. Жалость к нему, как к ребенку, охватила ее.
- Фердинанд, - сказала она, прижимаясь к нему, - попытайся обдумать все совершенно спокойно. Ты напуган, и я понимаю, что можно растеряться, когда набрасывается этот коварный зверь. Подумай-ка, ведь мы ждали письма. Сотни раз мы допускали возможность его получения, и я гордилась тобою, потому что знала, что ты разорвешь его в клочья и не согласишься пойти убивать людей. Разве ты не помнишь?
- Я помню, Паула, помню, но...
- Не отвечай теперь, - настаивала она, - ты сейчас под их влиянием. Вспомни наши беседы, черновик, который ты готовил, - он лежит в левом ящике, - в нем ты сообщаешь, что никогда не возьмешь в руки оружия. Ты принял определенное решение...
Он возмутился.
- Никогда оно не было определенным! Никогда я не был уверен в себе. Все это была ложь, боязливое замалчивание. Я заглушал в себе страх - словами. Все это было, пока я был свободен; но и тогда я знал: если они меня призовут, я уступлю. Ты думаешь, я дрожал перед ними? Они ничто, - пока они не вошли в мою плоть и кровь, они воздух, звук, пустота. Нет, я дрожал перед собой, я знал, что, как только они меня призовут, я пойду.