Давидович. Сталин (Том 1) (23)

24 октября утром в Смольном, превращенном в крепость, происходит заседание ЦК, непосредственно открывающее восстание. В самом начале принято предложение Каменева, успев

шего вновь вернуться в состав ЦК: "Сегодня без особого постановления ни один член ЦК не может уйти из Смольного". В повестке стоит доклад Военно-Революционного Комитета. О так называемом "центре" в момент начала восстания -- ни слова. Протокол гласит: "Троцкий предлагает отпустить в распоряжение Военно--Революционного Комитета двух членов ЦК для налаживания связи с почтово-телеграфистами и железнодорожниками; третьего члена -- для наблюдения за Временным правительством". Постановляется: на почту и телеграф делегировать Дзержинского, на железные дороги -- Бубнова. Наблюдение за Временным правительством возлагается на Свердлова. "Троцкий предлагает, --читаем далее, -- устроить запасной штаб в Петропавловской крепости и назначить туда с этой целью одного члена ЦК". Постановлено: "Поддерживать постоянную связь с крепостью поручить Свердлову". Таким образом, три члена "центра" впервые предоставляются здесь в прямое распоряжение Военно-Революционного Комитета. В этом не было бы, разумеется, нужды, если бы центр существовал и занимался подготовкой восстания. Протоколы отмечают, что четвертый член "центра", Урицкий, вносил практические предложения. А где же пятый член, Сталин?

Самое поразительное в том и состоит, что Сталина на этом решающем заседании нет. Члены ЦК обязались не отлучаться из Смольного. Но Сталин вовсе и не появлялся в его стенах. Об этом непререкаемо свидетельствуют протоколы, опубликованные в 1929 г. Сталин никак не объяснил своего отсутствия, ни устно, ни письменно. Никто не поднимал о нем вопроса, очевидно, чтоб не вызывать лишнего кризиса. Все важнейшие решения по проведению восстания принимаются в отсутствие Сталина, без какого-либо участия с его стороны. При распределении ролей никто не назвал Сталина и не предложил для него никакого назначения. Он попросту выпал из игры. Может быть, однако, он где-нибудь в укромном месте руководил "центром"? Но все члены "центра", кроме Сталина, находились безотлучно в Смольном.

В часы, когда открытое восстание уже началось, сгорающий от нетерпения в своей изоляции Ленин взывает к руководителям районов: "Товарищи! Я пишу эти строки вечером 24-го... Изо всех сил убеждаю товарищей, что теперь все висит на во

лоске, что на очереди стоят вопросы, которые не совещаниями решаются, не съездами (хотя бы даже съездами Советов), а исключительно борьбой вооруженных масс". Из письма вытекает с очевидностью, что Ленин до самого вечера 24 октября не знал о переходе Военно-Революционного Комитета в наступление. Связь с Лениным поддерживалась, главным образом, через Сталина, как лицо, наименее интересовавшее полицию. Сам собою напрашивается вывод, что не явившись на утреннее заседание ЦК и избегая появляться в Смольном, Сталин так и не узнал до вечера о том, что восстание уже в полном ходу. Дело идет не о личной трусости -- обвинять в ней Сталина нет основания, -- а о политической двойственности. Осторожный комбинатор предпочел в решительный момент оставаться в стороне. Он лавировал и выжидал, чтоб определить свою позицию в зависимости от исхода восстания. В случае неудачи он готовился сказать Ленину, Троцкому и их единомышленникам: "Вы виноваты!". Надо ясно представить себе пламенную атмосферу тех дней, чтоб оценить по достоинству эту холодную выдержку или, если угодно, это коварство.

Нет, Сталин не руководил восстанием ни лично, ни через посредство "центра". В протоколах, воспоминаниях, бесчисленных документах, справочниках, исторических учебниках, опубликованных при жизни Ленина и даже позже, пресловутый "центр" ни разу не называется, и имя Сталина как руководителя "центра", или хотя бы как видного участника восстания, никогда и никем не упоминается. Память партии прошла мимо него. Только в 1924 г. Комиссия по истории партии, занятая собиранием материалов, набрела на тщательно спрятанную запись заседания 16 октября с текстом решения о создании практического "центра". Развернушаяся в это время борьба против "левой оппозиции" и против меня лично требовала новой версии истории партии и революции.

Помню, Серебряков, у которого были друзья и связи везде и всюду, сообщил мне, что в секретариате Сталина в связи с открытием "центра" большое ликование. "Какое же это может иметь значение?" -- спрашивал я с недоумением. "Они собираются на этом стрежне что-то наматывать", -- ответил проницательный Серебряков. И все же дальше повторной перепечатки протокола и туманных упоминаний о "центре" дело в тот период

не шло. Слишком еще свежи в памяти были события 1917 года, участники переворота еще не подверглись истреблению, живы были еще Дзержинский и Бубнов, значившиеся в списке "центра". В своем фракционном фанатизме Дзержинский мог, правда, согласиться приписать Сталину заслуги, которых тот не имел; но он не мог приписать таких заслуг себе: это было выше его сил. Дзержинский умер своевременно. Одной из причин опалы и гибели Бубнова был, несомненно, его отказ от лжесвидетельства. Так никто ничего о существовании "центра" вспомнить не мог. Вышедший из протокола призрак продолжал вести протокольное существование: без костей и мяса, без ушей и глаз.

Это не помешало ему, однако, послужить стержнем новой версии Октябрьского восстания. "В состав практического центра, призванного руководить восстанием, -- говорил Сталин в 1925 г., -- странным образом не попал "вдохновитель", "главная фигура", "единственный руководитель" восстания, тов. Троцкий. Как примирить это с ходячим мнением об особой роли тов. Троцкого?". Аргумент явно несообразный: "центр", по точному смыслу постановления, должен был включаться в тот самый Военно-Революционный Комитет, председателем которого был Троцкий. Но все равно, свое намерение "намотать" вокруг протокола новую историю революции Сталин раскрыл полностью. Он не объяснил лишь,. откуда взялось "ходячее мнение об особой роли Троцкого"? Между тем вопрос не лишен значения.

В примечаниях к первому изданию "Сочинений" Ленина под именем Троцкого значится: "После того, как Петербургский Совет перешел в руки большевиков, был избран его председателем, в качестве которого организовал и руководил восстанием 25-го Октября". "Легенда" нашла себе место в "Сочинениях" Ленина при жизни их автора. Никому не приходило в голову оспаривать ее до 1925 г. Мало того, сам Сталин принес в свое время немаловажную дань "ходячему мнению". В юбилейной статье 1918 г. он писал: "Вся работа по практической организации восстания проходила под непосредственным руководством председателя Петроградского Совета тов. Троцкого. Можно с уверенностью сказать, что быстрым переходом гарнизона на сторону Совета и умелой постановкой работы Военно-Революционного Комитета партия обязана прежде всего и глав

ным образом тов. Троцкому. Товарищи Антонов и Подвойский были главными помощниками тов. Троцкого".

Эти слова звучат сейчас как панегирик. На самом деле, задней мыслью автора являлось напомнить партии, что в дни восстания, кроме Троцкого, существовал еще ЦК, в который входил Сталин. Вынужденный, однако, придать своей статье видимость объективности, Сталин не мог в 1918 г. не сказать того, что сказал. Во всяком случае, в первую годовщину советской власти он "практическую организацию восстания" приписывал Троцкому. В чем же состояла, в таком случае, роль таинственного "центра"? О нем Сталин не упоминал вовсе: до открытия протокола 16 октября оставалось еще б лет.

В 1920 г. Сталин, уже не называя Троцкого, противопоставляет ЦК Ленину как автору ошибочного плана восстания. В 1922 году он повторяет это противопоставление, заменяя, однако, Ленина "одной частью товарищей" и осторожно давая понять, что восстание было спасено от ложного плана не без его, Сталина, участия. Через новых два года оказывается уже, что ложный план Ленина есть злостный вымысел Троцкого, зато сам Троцкий действительно выдвинул ложный план, к счастью, отвергнутый ЦК. Наконец, "История" партии, вышедшая в 1938 г., изображает Троцкого как отъявленного противника Октябрьского восстания, которым руководил Сталин. Парал-леьно совершалась мобилизиция всех видов искусства: поэзия, живопись, театр, фильм оказались призваны вдохнуть жизнь в мифический "центр", следов которого самые усердные историки не могли открыть с лупой в руках. Сталин как вождь Октябрьского восстания показан ныне на всех экранах мира, не говоря уже об изданиях Коминтерна.

Того же типа пересмотр истории, хотя может быть и не столь яркий, производился в отношении всех старых большевиков, притом неоднократно, в зависимости от изменяющихся политических комбинаций. В 1917 г. Сталин брал Зиновьева и Каменева под защиту, стремясь использовать их против Ленина и меня и подготовляя будущую "тройку". В 1924 г.г когда "тройка" уже держала в своих руках аппарат, Сталин доказывал в печати, что разногласия с Зиновьевым и Каменевым перед Октябрем имели мимолетный и второстепенный характер. "Разногласия длились всего несколько дней потому и только потому,
[1] [2] [3]