Запрещенный роман (3)
[1] [2] [3] [4]Где-то упала книга, кто-то изумленно ахнул.
-- Дети! -- Сергей Викентьевич раскинул руки, словно хотел обнять всех сидящих перед ним. -- Дети мои! Разливанное море бездумицы захлестывает вас. Не дайте себя обмануть! Ввели в науке униформу. Иль ливрею. Иль смирительную рубашку. На выбор! Смирительная рубашка! Вот в чем я стою сейчас перед вами, дети мои! Надежда моя! Я не имею права даже выбрать среди вас ученика. Последнее слово принадлежит, думаете, кому? Какому-нибудь чиновному мальчишке! Вы от него бумажкой отгорожены.
Почему чиновник самодержавно определяет лицо науки нашей? -- уже почти кричал Сергей Викентьевич. -- Потому, что бумажке -- вера. -- Человеку веры нет!
Сергей Викентьевич ничего не видел ослепшими от слез глазами, -- ни Галю Петрищеву, шептавшую изумленно, со страхом: "Что он говорит?", ни Юру Лебедева. Юра привстал было, готовый броситься к Сергею Викентьевичу, если тот вдруг пошатнется. Затем, точно ему скомандовали: "Смирно!", вытянул огрубелые пропитанные лыжными мазями руки по швам, ощутив сердцем: не лекцию, не речь он сейчас слушает -- лебединую песню.
-- Ученому нет веры, -- передохнув, продолжал Сергей Викентьевич. -Вот и давятся всеспасительными бумажками. Лицуют резолюции. Ищут причин неуспеха где-то вне своей бездарности. То "буржуазное окружение" виной, то космополиты... Какая-то адская карусель, тертуллиана: "Credo qua absurdum!" "верую, потому что нелепо!"... О теориях-то как говорят друг с дружкой: "Это теперь в ходу", "это теперь не модно"... Дети мои! -- натужно, из последних сил, хрипел Сергей Викентьевич, хватаясь за кафедру дрожащими руками. -- Они думают -- вырвали сердце мое, растоптали его. Кто в чин вошел лисой, тот в чине будет волком!.. Картошный домик! Сколько раз рассыпался?! Пролеткульт оплевал мои исследования по славянской письменности. А его -- святым кулаком да по окаянной шее. Дальтон-план отменил мои лекции. А его -- на свалку. Эти философские башибузуки, как их? Хоронили меня под фанфарный марш! А кого из нас погребли? Парттетя ликвидировала меня как класс. Ан нет!
Хвостом вертеть -- нет у меня оного!.. Как ни крутись они, главного не опровергнут, -- победительным фальцетом закончил он. -- Они не кандидаты, не доктора наук. Они -- паразиты наук!
III
Обступив Сергея Викентьевича и поддерживая под руку, Юра Лебедев, Галя и другие студенты проводили его к машине. Юра бросился вверх по лестнице, -в комсомольское бюро.
Прибежав туда, Юра долго не мог выдавить из себя ни одного слова, молча ходил взад-вперед. Постепенно комната начала заполняться. Через десять минут она была набита до отказа.
-- Не мельтеши, -- попросила Леля Светлова. -- В глазах рябит. И думай, что будем делать.
Комсомольское бюро, которое год назад прозывалось студентами "говорильней", теперь с шутливой торжественностью именовалось "мыслильней".
Думали долго.
-- Товарищи! -- наконец сказал Юра, глядя на гневные или растерянные лица комсомольцев. -- Как бы мы с вами ни расходились в оценке научных теорий, мы все же должны согласиться, что...
Дверь затрясли снаружи. Ножка стула выскользнула из дверной ручки. В аудиторию просунулось обеспокоенное лицо Рожнова. Юра продолжал тем же тоном:
-- Маршрут туристского похода, проложенный нами...
Рожнов исчез. Заседание комсомольского бюро продолжалось. Расходились за полночь, поругавшись и ничего не решив. Прощаясь с Юрой, Леля вспомнила:
-- А как же с турпоходом? Отменяется?
-- Что ты! Пойдем. Обязательно. Все как один. Надо набраться сил. Турпоход -- дело мирное. Да только и в этом мире от войны не уйдешь...
...Спустя неделю встретились на маленьком полустанке. Юра, в трусах, босой, приплясывая перед Галей, похлопывая, вместо бубна, по голому животу и голося:
На губах тэжэ,
На щеках тэжэ,
На бровях тэжэ,
Целовать, где же?
Галя поспешно спрятала пудреницу.
-- А еще комсорг!
За спиной группа первокурсников в ковбойках и тапочках, перебивая друг друга, спорили о том, что же такое, в конце концов, Сергей Викентьевич -гений или злодейство?
Прогудел дачный поезд. Он привез опоздавших.
Галя все-таки напудрила свой обгоревший нос, который и без того доставлял ей много хлопот ("из-за носа не будет мне счастья", -- вздыхала она), и пошла навстречу приехавшей Леле. Держа над головой "общественную гитару", Леля едва продиралась сквозь толпу со своим широченным альпинистским, со многими карманами, рюкзаком.
[1] [2] [3] [4]