Адин. Статьи раввина на темы иудаизма (2)
[1] [2] [3] [4]Одна из существующих концепций заповедей видит сущность б-жественных повелений в самом понятии "заповедь" - приказ, распоряжение. Исполнение заповеди - прежде всего акт послушания. Приближение к Б-гу достигается ценой принятия Его ига, т.е. соблюдения высшей "дисциплины". В свете подобного понимания заповедей грех выглядит проявлением "бунта", злонамеренным или невольным нарушением этой высшей дисциплины. Грешник . это тот, кто не подчиняется. Действуя из внутренних или внешних побуждений, он сбрасывает иго Царства небесного и воцаряет над собой иную власть . человеческую ли, или собственных страстей.
Такая концепция придает примерно равное значение всем заповедям, ибо соблюдение любой из них прежде всего означает готовность к послушанию, принятие ига. А потому и различные грехи, по сути, сводятся к одному-единственному греху непослушания.
Другой взгляд на заповеди видит в их исполнении "правильный путь", ведущий к справедливости и добру. Заповеди рассматриваются как "благие советы" Творца, обращенные к человеку. Откровение же - не что иное, как указание истинного пути, который соответствует человеческой природе. Этим путем надлежит идти по жизни. Источником подобного отношения к заповедям служит книга "Зогар".
Грех согласно этой концепции - отклонение с естественного, истинного пути. Сбиться с него можно по ошибке, вследствие незнания. Когда же с пути отклоняются умышленно, это приводит к извращению природы, преверсии. Преверсивная концепция греха также не проводит сущностного различия между различными его видами. Однако она использует психологический критерий, позволяющий различать две категории греха: очевидный, представляющийся явным извращением естества, и "ползучий", скрытый грех. Последний способен распознать лишь человек, изучивший "правильный путь".
Существует также концепция, усматривающая смысл заповедей в "исправлении мира". Мир, в котором мы живем, не завершен, и в том причина его несовершенства. Предназначение заповедей - восполнить это несовершенство и тем самым завершить, исправить мир. Ясно, что грех представляется с такой точки зрения ущербной пустотой, своего рода "дырой", зияющей в бытии. Когда грех совершается по ошибке, пустота, образовавшаяся по его вине, остается незаполненной. А преднамеренный грех приводит к порче мира и человека, толкает их в сторону, противоположную исправлению. Тора с самого начала отвела человеку активную роль в мире: Адам был сотворен, чтобы стать пастырем и стражем бытия. Когда человек не исполняет своей миссии, страдает и разрушается весь мир. Таким образом заповеди, как и грехи, приобретают метафизический смысл, ибо от них зависит состояние мироздания, с которым человека связывает неразрывное единство - человек влияет на него и сам подвержен его влиянию как составная часть целого.
Упомянутые выше концепции можно встретить в большинстве этических и теологических рассуждений. Они появляются там в различных сочетаниях. Часто автор акцентирует одну из граней или один из аспектов проблемы, и, в зависимости от контекста, осмысливает заповедь или грех с той или иной точки зрения. И действительно, при более глубоком рассмотрении оказывается, что все упомянутые концепции греха объединяет общее представление о зле. Они не наделяют зло собственным содержанием, не признают за ним права на самостоятельное существование. Даже в картине мира, в которой человеческая душа и историческое бытие служат ареной борьбы между добром и злом, зло лишено собственной сущности, оно не субстантивно. В большинстве еврейских источников - несмотря на все различия между ними мы найдем лишь его негативное определение. Зло всегда только "изнанка" добра, ситра охра (обратная сторона) на языке Каббалы. Пустота и тщетность зла очевидны, злое деяние воспринимается как напрасная растрата сил. Зло хаотично, суетно и эфемерно.
Другой важный момент, объединяющий различные представления о заповедях (а стало быть, и о грехе), - взгляд на них как на элементы всеобъемлющего единства. Несмотря на признание персональной ответственности каждого, человек всегда остается частью мирового целого. Происходящее в его душе не удерживается в границах личности и влияет на других людей, на все общество. Грех, совершенный в уединении, в тайне, также сказывается на целом, частью которого является человек. Но и каждая заповедь, возложенная на него, вплетена в картину мироздания как одна из мириадов нитей, соединяющих мир с Творцом. А раз так, то взаимоотношения Творца с миром зависят от исполнения заповедей каждым человеком. Таким образом грех, как бы мы его ни понимали, не только отравляет взаимоотношения грешника с Б-гом, но и разрушает связь Творца с миром.
Этим важным обстоятельством обусловлен человеческий долг: не только самому шествовать путями праведности, но и наставлять на них других, причем речь идет даже не о моральном долге, а о настоящей социальной обязанности. Общество в целом тоже обязано следить за поведением своих членов, пресекая грех и поощряя праведность. Ведь грешник ставит под угрозу благополучие целого народа, более того - само существование мира. И несмотря на все это, грех и грешник остаются всего лишь зыбкими тенями, колеблющимися на плоской изнанке бытия, и сами по себе не представляют никакого интереса для изучения. Поэтому, например, мудрецы, исследовавшие положительные душевные свойства, ничего не говорят об отрицательных. Последние получают какое-то освещение лишь в связи с соблюдением заповедей, но не более того. Конечно, мудрецы осуждают зависть, тщеславие, леность, гордыню. Однако душевные наклонности существуют объективно, и их квалификация в качестве добрых или злых зависит исключительно от взаимоотношений с миром святости. Поэтому с моральной точки зрения важны не человеческие качества сами по себе, а применение, которое им дается. Например, в Танахе мы встречаем качества и поступки, обычно имеющие отрицательную коннотацию, в таком контексте, где они предстают положительными. Поэтому в моралистической литературе внимание сосредоточено на теоретическом аспекте "правильного пути", на убеждении и разъяснении того, как следует творить добро и каким образом человек восходит по ступеням праведности или милосердия. В то же время там почти не освещена тема греха. Из еврейских источников мы мало что узнаем о психологии и мотивации грешника. Правда, некоторые темные стороны человеческой натуры находят объяснение в общем пессимистическом взгляде на человеческую природу. О том, что "зло в сердце человека от молодости его", говорится уже в первой книге Пятикнижия, и с тех пор мало что изменилось. Но поскольку зло не обладает собственной сущностью, его живучесть невозможно объяснить некоей врожденной склонностью человека к извращению своего естества. Аномалия питается многими причинами, и они все время разные, но проистекают не из объективного "природного зла", а из субъективной человеческой слабости. Борьба тела и духа, к которой часто стараются свести объяснение внутреннего конфликта, вовсе не есть борьба добра и зла. В этой борьбе сиюминутные желания и стремления, требующие немедленного удовлетворения, сталкиваются с более разумным и полным видением мира, в котором главную роль играют интересы будущего. Иными словами, сиюминутное благо борется с вечным, или удовольствие - с пользой. Грех можно рассматривать как "помрачение разума", заставляющее человека забыть о своем долге, о своих истинных интересах ради минутного увлечения. Об этом сказано: "не согрешит человек, пока не обуяла его глупость". А глупость чревата ошибкой или добровольным заблуждением, приводящим к греху. Злой умысел, и даже открытое неповиновение проистекают из ошибочного взгляда или неправильной оценки происходящего.
Такое понимание греха не ведет к всепрощенчеству, но позволяет по-новому понять смысл наказания, постигающего грешника, независимо от того, исходит оно от Б-га или от общества. Небесная кара - не месть. С определенной точки зрения ее можно рассматривать как естественное следствие извращения или ошибки. Протест против законов природы, стремление исказить их вредят лишь самому безумцу, затеявшему безнадежную борьбу. Столь же бесплодна и попытка не считаться с заповедями. Наказание, налагаемое обществом, является исправлением допущенного грешником искажения, и неважно, идет ли речь об "исправлении мира", которому согрешивший нанес ущерб, или об исправлении его собственной души. Таким образом, пафос морального служения состоит не столько в актуализации свободы выбора, когда перед лицом зла человек избирает добро, сколько в углублении самосознания, ибо чем осознаннее человеческое поведение, тем труднее греху сбить человека с пути. Истинный обличитель пороков (подобно пророку в первоначальном понимании этой миссии ) - тот, чьи глаза открыты, чье духовное зрение проникает глубже, чем у других людей. Он призван помочь им увидеть то, что открыто ему, и воспитать, пробудить в людях более глубокое и полное осознание происходящего, осознание своих поступков и их последствий.
Библиография: Ицхак Хайнеман. Смысл заповедей в еврейской литературе. Иерусалим, 1954 г. Эфраим Элимелех Урбах. Мудрецы Талмуда - верования и идеи. Иерусалим, 1969 г. (Сокращенный русский перевод: "Мудрецы Талмуда", изд. "Библиотека Алия" 1986 г.)
Р. Адин Штейнзальц