Век здравомыслия
[1] [2] [3]- Отлично. Я тоже. До свидания, дорогой. До скорой встречи.
- Поцелуй за меня Салли.
- Обязательно. До свидания.
Рой положил трубку. Покачал головой, вспомнив перепалку. Улыбнулся, вспомнив окончание разговора. Поднялся со стула, подошел к настенному календарю, чтобы прикинуть, когда ему ждать жену и дочь.
Телеграмма пришла через три дня:
"ЗАБРОНИРОВАЛА МЕСТА НА ДВУХЧАВОВОЙ РЕЙ 14 МАЯ С ПРИБЫТИЕМ В БЕРБАНК В 10 УТРА ПО ТВОЕМУ ВРЕМЕНИ. ПОЖАЛУЙСТА ПОБРЕЙСЯ. ЛЮБЛЮ ЭЛИС".
Рой улыбался, перечитывая телеграмму, но потом вдруг почувствовал некое беспокойство, пусть и никак не мог понять, в чем причина. Весь день проходил с этим, невесть откуда взявшимся чувством тревоги, и лишь когда засыпал, его словно громом поразило. Сон сняло, как рукой, он вскочил, вновь схватил телеграмму. 14 мая. Не стал гасить лампу, закурил, сел на узкую кровать в безликом номере отеля и медленно, очень медленно, вернул себе контроль над нервами.
Суеверным он не был, даже не ходил в церковь и всегда смеялся над матерью, которая во всем, а уж особо во снах, находила пророчества и знамения. Элис тоже не была чужда суевериям. Если она хотела, чтобы какоето событие произошло, никогда не говорила о нем, чтобы не спугнуть. Он не раз ее за это высмеивал. Во время войны, когда все газеты и журналы уверяли мир, что в окопах нет ни одного атеиста, он никогда не молился, даже в самые тяжелые и опасные моменты. И за всю свою взрослую жизнь ни единое его телодвижение не вызывалось суеверием или предчувствием. Он оглядел маленький, ярко освещенный, удобно обставленный номер двадцатого столетия и почувствовал себя круглым идиотом: он, инженер, здравомыслящий человек, вскакивает с кровати, словно на него плеснули холодной воды, изза давнишнего кошмара, не имеющего ровно никакого отношения к реальной жизни.
Сон, конечно, был уж очень конкретный. Его сестра умерла 14 мая. Но сны никогда не трактовались в лоб, а Элизабет и Элис выглядели такими похожими... Они много времени проводили вместе, стали близкими подругами... Он достаточно знал о снах, чтобы понимать, что в том таинственном, малоизученном мире, где правит подсознание, жена вполне могла сойти за сестру, а сестра - за жену. И вот теперь выясняется, что его жена и дочь выбрали именно 14 мая для того, чтобы пролететь три тысячи миль над реками и горами из НьюЙорка в Калифорнию.
Свет он погасил гораздо позже, так ничего и не решив, попытался уснуть. Смотрел в темный потолок, прислушивался к редкому шуршанию шин по асфальту: ктото из припозднившихся автомобилистов спешил домой. "Для человека, который не верил в судьбу, - думал Рой, - полагал, что в мире все определяется причинноследственной связью, пребывал в уверенности, что ни одно событие не является неизбежным и то, что произойдет завтра даже в следующую секунду, невозможно определить изза множества возможных вариантов, чувствовал, что ни смерть человека, ни место его похорон не зафиксированы в пространственновременном потоке, не сомневался, что не существует книги будущего, в которую уже все занесено, а человечество не получает намеки и предупреждения от сверхъестественного источника, это не самый удачный способ ночного времяпрепровождения. Всетаки он с проходил под лестницами, с улыбкой разбивал зеркала, не обращался к гадалке, чтобы та предсказала ему судьбу по ладони или будущее по картам". Рой чувствовал, что ведет себя неадекватно, но заснуть не мог.
Утром он позвонил в НьюЙорк.
- Элис, я хочу, чтобы ты приехала поездом.
- А в чем дело? - спросила она.
- Я боюсь самолетов, - услышав от ответ ее веселый смех, упрямо повторил. - Я боюсь самолетов.
- Не говори глупостей. Этот самолет еще не потерпел ни одной аварии, и так будет и дальше.
- Даже если...
- И я не собираюсь три дня развлекать Салли в купе, - прервала его Элис. - Потом мне понадобится целое лето, чтобы прийти в себя.
- Пожалуйста, - не отступал Рой.
- На поезд билеты забронированы на месяц вперед, а квартира уже сдана в аренду. Что с тобой? - в голосе послышались подозрительные нотки.
- Ничего. Просто я боюсь самолетов.
- Святой Боже! - воскликнула Элис. - И это говорит человек, налетавший двести тысяч миль.
- Да. Поэтому я и тревожусь.
- Ты пьян? - спросила Элис.
- Элис, дорогая, - Рой вздохнул. - У нас одиннадцать утра.
- У тебя такой странный голос.
- Я не спал всю ночь, волновался.
- Тогда перестань волноваться. Увидимся четырнадцатого. С тобой действительно все в порядке?
- Да.
- Должна отметить, ты меня удивляешь.
- Извини.
Они поговорили еще несколько минут, не пойми о чем, и Рой положил трубку, подавленный, чувствуя свое поражение.
Позвонил через два дня, предпринял еще одну попытку.
- Не задавай никаких вопросов. Сделай это для меня, а по приезде я тебе все объясню. Если ты хочешь лететь самолетом, пожалуйста, но только не четырнадцатого. Прилетай пятнадцатого, шестнадцатого, семнадцатого. В любой день. Но не четырнадцатого.
- Рой, ты меня просто пугаешь, - ответила Элис. - Что на тебя нашло? Я спрашивала Элизабет, и она говорит, что раньше такого за тобой не замечалось.
- Как она? - спросил Рой.
- У Элизабет все хорошо. Она советует мне не слушать тебя и следовать намеченному.
- Скажи ей, что нечего совать нос в чужие дела, - Рой много работал, плохо спал, так что сорвался на крик, и Элис не оставила это без внимания.
- Кажется, я знаю, в чем дело, - от ее голоса тянуло холодком. - Моника сказала мне, что четырнадцатого будет большая вечеринка у Кондонсов. Ты, наверное, собрался туда когото пригласить и не хочешь, чтобы жена путалась под ногами...
- Прекрати! - проорал Рой.
- Или ты думаешь, что я зря прожила с тобой семь лет? Я не слепая.
- Прилетай сегодня! - вопил Рой. - Прилетай завтра! Прилетай тринадцатого! Только не четырнадцатого!
- Ты не хуже моего знаешь, если я откажусь от брони, но смогу заказать билеты только на июнь. Если ты больше не хочешь меня видеть, так и скажи. Совсем не обязательно разыгрывать для этого целый спектакль.
- Элис, дорогая, - взмолился Рой, - заверяю тебя, я очень хочу тебя видеть.
- Тогда перестань нести чушь и объясни, в чем дело.
- Понимаешь, Элис... - начал он, уже решившись все рассказать, плюнув на то, что она может о нем подумать, но неожиданно оборвалась связь. Связался он с Элис десять минут спустя, но этого времени хватило, чтобы понять, что он не сможет посмотреть в глаза жене, не сможет жить, если в указанную дату ничего не произойдет и все будет выглядеть так, будто у него, до того нормального, здравомыслящего человека, вдруг съехала крыша.
- Больше мне сказать тебе нечего, - выдавил он из себя, когда телефонистка наконецто восстановила связь, - за исключением того, что я очень тебя люблю и не хочу, чтобы с тобой чтонибудь случилось.
Он услышал, как на другом конце провода тихонько плачет Элис.
- Нам надо быть вместе. Это ужасно. Пожалуйста, Рой, дорогой, не звони мне больше. Ты так странно себя ведешь, и после каждого нашего разговора мне в голову лезут какието отвратительные мысли. Все будет хорошо, когда я приеду к тебе*
- Все будет чудесно, дорогая, - заверил ее Рой.
- И ты больше никуда без меня не поедешь? Никогда?
- Никогда, - он мог закрыть глаза и увидеть, как она, словно маленькая девочка, сидит в их уютной спальне, сжимая трубку обеими руками, а по ее милому личику, тронутому печалью и желанием, текут слезы. Что еще он мог добавить? - Спокойной ночи. Будь осторожна.
Он положил трубку и тупо уставился в противоположную стену, зная, что и в эту ночь ему не заснуть.
Утром четырнадцатого мая землю затянул легкий туман. Рой вышел из дома очень рано. От недосыпа покраснели глаза, его чуть покачивало. На пустынных улицах компанию только патрульные машины да телеги молочников.
Калифорния, думал он. По утрам здесь всегда туман. До восьми утра туман в Калифорнии - обычное дело. Но на Атлантическом побережье другое время и другая погода, и до вылета ее самолета еще несколько часов.
"Должно быть, виновата война, - думал он. - До войны такого никогда бы не произошло. Я полагал, что война никак на мне не отразилась, но, похоже, принимал желаемое за действительное. Все эти кладбища, молодые парни, умирающие на песке и зеленой траве, старые дамы в черных, отделанных кружевом платьях, погибшие на соседней улице в Лондоне во время авианалета. Рано или поздно, они должны были дать знать о себе. Мне надо взять себя в руки, полагаться на рассудок, а не чувства. Я всегда был здравомыслящим и уравновешенным человеком, в любых ситуация принимал логичные решения, никогда не доверял медиумам и гадалкам, священникам и психоаналитикам".
Туман начал подниматься, он остановился, взглянул на далекие горы, охранявшие восточные подступы к городу. Самолеты пролетали над ними, огибая город и садились на его западной окраине. Полоска синевы, появившаяся над горами, все расширялась и расширялась. Туман рваными кляксами висел между толстыми, уродливыми пальмами, растущими вдоль улиц, вскоре под солнечными лучами заблестели капельки росы на лужайках, а синее небо, похоже, уже простиралось от БеверлиХиллз до Шотландии.
Он вернулся в отель и лег на кровать, даже не сняв ботинок. Какоето время спустя проснулся. А в самый последний момент, на грани между сном и бодрствованием, вдруг увидел падающие на землю горящие самолеты, совсем как новостном ролике времен войны, и услышал голос Салли: "Я действительно должна ложиться в кровать? Я совершенно не хочу спать". Слова эти она повторяла едва ли не каждый вечер.
Он посмотрел на часы. Без двадцати два по ньюйоркскому времени. Они уже в аэропорту, большой самолет стоит на летном поле, механики завершают проверки, баки залиты горючим. "Ну и хрен с ним, - подумал он. - Пусть меня примут за идиота".
Снял трубку.
- Аэропорт "Ла Гардия", НьюЙорк".
- Будет небольшая задержка, - ответила телефонистка. - Я вам перезвоню.
- Дело очень важное. Срочное.
- Будет небольшая задержка, - тем же тоном повторила телефонистка. - Я вам перезвоню.
Рой положил трубку, подошел к окну. Ясное, чистое, ослепительное небо уходило за холмы, к далекому НьюЙорку. "Я должен сказать все, - думал он, как бы глупо все это и не прозвучит. Я должен запретить ей входить в самолет. Потом мы сможем посмеяться вместе. Я вернусь в НьюЙорк первым же рейсом, а обратно мы прилетим вместе. Этим докажу ей, что других причин просто не было.
Он достал чемодан, положил в него три рубашки, вновь потянулся к телефону. Через пять минут его соединили с аэропортом, еще через пять с менеджером нужной ему авиакомпании.
- Моя фамилия Гайнор, - затараторил Рой, - просьба у меня очень необычная, поэтому, пожалуйста, выслушайте меня внимательно.
- Как, вы сказали, ваша фамилия, сэр?