Рассказы из сборника 'Пестрая компания' (7)

Выйдя на улицу, Питер возобновил свой марш по теневой стороне улицы. Пройдет ещё пятнадцать минут, и все бары откроются. Он криво улыбнулся, вспомнив, как позировал перед фотоаппаратом. Ведь этот снимок - не что иное, как его законсервированная шотландская страсть, которую он пытается демонстрировать, по пуритански уныло пялясь на жену через два океана и с расстояния в три года. Энни скорее всего захихикает, увидев эту нелепо угрюмую и обвиняющую её в чем-то физиономию.

- Офицер, хотеть леди? Хотеть леди?

Питер посмотрел вниз. Его тянул за рубашку, улыбаясь с видом заговорщика, чудовищно грязный и босоногий мальчонка не старше десяти лет, в похожем на мешок одеянии.

- Французский леди, - зловещим шепотом произнес мальчонка. - Очень хороший французский леди.

Питер, не веря своим глазам, молча смотрел на мальчишку, но через несколько секунд громко расхохотался. Юный сутенер смутился на мгновение, но потом тоже разразился смехом.

- Благодарю вас, сэр, французской леди мне не надо, - сказал Питер.

Мальчишка пожал плечами, ухмыльнулся и заявил:

- Тогда, офицер, сигарету!

Питер не только достал для него сигарету, но и зажег её, после чего мальчишка убежал, чтобы предложить "французскую леди" какому-то польскому капралу.

В баре стоял прекрасный пивной дух, там было темно и прохладно, а бармен одновременно наливал восемь кружек, оставляя в каждой из них пенную шапку.

- Два лейтенанта оказались чересчур обидчивыми, - говорил Питер, - но зато майор вел себя отлично.

- Я так и думал, - ответил Мак. - Вчера вечером мне удалось с ним потолковать.

- Я с ним позавтракал, - продолжал Питер, дав знак рукой официанту принести ещё два пива, - и он сказал, что, наверное, вел себя так же, если бы ему пришлось проторчать в этом городе пять месяцев.

Мак с явным удовольствием допил свое пиво.

- Темпы рождаемости в Англии возрастают, - сказал Питер. - Я вычитал это в "Мейл". Три миллиона английских мужчин воюют за пределами страны, а рождаемость стремительно растет... - он слышал свой громкий, раздраженный, лишенный всякого юмора голос, как бы со стороны, - Скажи мне, ради всего святого, как они только осмеливаются публиковать подобные вещи?! - Питер видел широкую ухмылку Мака, но удержаться уже не мог. - Кто их отцы, спрашивается? И где эти отцы? Проклятая газетенка!

- Ничего себе, - сказал Мак, - похоже, у тебя сегодня трудный день.

До Питера вдруг дошло, что Мак, всегда такой терпимый и спокойный, несет на своих плечах основной груз нервических выходок друга.

- Прости меня, Мак, - негромко произнес он.

- Ты о чем? - удивленно посмотрев на Питера, спросил Мак.

- "Стена плача", каирский филиал. Страдания. - Питер с отвращением потряс головой. - Я страдаю на твоем плече семь дней в неделю.

- Заткнись. Мне и не то приходилось терпеть.

- Как только я начинаю действовать тебе на нервы, говори сразу. Не стесняйся.

- Обязательно. А пока допивай свое пиво, - Мак был явно смущен.

- Я, наверное, слегка свихнулся, - Питер посмотрел на свои руки, которые последние несколько месяцев постоянно дрожали. Вот и сейчас сигарета между его пальцев дергалась в каком-то спазматическом ритме. - И все этот город. Там в полку...Проклятие! ...

Истина заключалась в том, что в пустыне, под обстрелом, с одной пинтой воды в день и немецкими пикирующими бомбардировщиками в небе он чувствовал себя более счастливым. В пустыне не было женщин, и ничто не напоминало о мирной, цивилизованной жизни. Там были лишь стерильно чистый песок, грохот танков, тысячи веселых людей, сблизившихся перед лицом смерти, но самое главное - в той жизни был огромный смысл. Смысл этот заключался в том, что вначале они остановили напор Африканского корпуса, а затем и отогнали его. Каир во время двухдневных отпусков представлялся тогда прекрасным городом. Горячая ванна, неограниченное количество виски, благоухающие чистые простыни и отдых от пушек. Однако теперь, в бесконечном потоке бумаг, в обстановке мелкого штабного политиканства, при виде людей, которые три года отчаянно держались за легкую работу, и голоногих девиц на улицах... Теперь, когда война шла на ином континенте в тысяче миль от него...

Остатки его полка были расформированы. Большинство его друзей осталось лежать в могилах по пути в Тунис, часть оказалась в госпиталях, а остальных разбросали по разным частям. Из тех, с кем он четыре года назад начинал в Аррасе, остался лишь Мак. Четыре года тому назад Мак был сержантом и спокойно обучал неумелых солдат заряжать орудия и стрелять из них. Затем он выводил их на зеленые майские поля Франции, чтобы вылавливать немецких парашютистов. Сам же Питер на брюхе прополз через линию вражеских войск под Дюнкерком и одним из первых прибыл в Триполи... Его джип взлетел на воздух под Маретом, и сидевший рядом с ним водитель погиб... И вот теперь он и Мак - всего лишь мелкие конторские клерки, утонувшие в ненужных бумажках и окруженные гражданскими чиновниками.

- Шесть лет... - сказал он. - Какой-то вонючий член Палаты общин заявил, что нас отпустят домой через шесть лет. Как ты думаешь, что подумает чья-то жена, когда прочитает о том, что её муж вернется только через шесть лет?

- Всегда помни слова Монти1, - ухмыльнулся Мак. - Наш любимый вождь сказал, что война не может продолжаться семь лет, потому что в армии кончатся запасы писчей бумаги.

- Если бы я мог побывать в Англии, - сказал Питер, - и провести с женой две ночи, всё было бы в порядке. Всего лишь две ночи.

Мак вздохнул. Он был деловым, энергичным невысоким человеком, с заметной сединой в волосах, и вздох совсем не гармонировал с его обликом.

- Питер, могу ли я говорить откровенно? - спросил он.

Питер в ответ утвердительно кивнул.

- Тебе следует завести себе женщину.

После этого они долго сидели молча. Питер с мрачным видом поигрывал своим стаканом. Во Франции, несмотря на то, что недавно женился, он был веселым юным офицером. Красивый и обходительный, он бездумно развлекался с миловидными дамами как в городках, где стояла их часть, так и в Париже. В столице он провел целый месяц в обществе очаровательной и всегда модно одетой супруги какого-то французского капитана, служившего в Алжире.

Но когда он вернулся Англию с жалкими остатками своего вырвавшегося из окружения полка, когда молча обнял жену, легкомысленное поведение и мелкие измены стали казаться ему - на фоне гибели, крови и страданий - не только безнравственными, но и кощунственными. Уезжая из Англии в Африку, он чувствовал, что должен оставить в прошлом лучшую часть своей жизни, оставить спокойно и с достоинством.

- Наверное, - ответил Питер после довольно долгого молчания, наверное...

- Мужчина должен быть прагматиком, - сказал Мак. - Три года, Боже мой...

При виде красноречивой гримасы на лице прагматика, Питер не смог сдержать улыбки.

- Ты взорвешься, - продолжал Мак, - разлетишься на куски.

- Виски! - нервно и громко смеясь, заявил Питер. - Виски обеспечивает некоторую компенсацию.

- Виски отправит тебя домой в виде слабоумной развалины. Выпивкой делу не поможешь.

- Возможно. Возможно... - Питер пожал плечами и продолжил: - Но здешних женщин я просто ненавижу. Для них, похоже, наступила самая лучшая пора жизни. Уродливые, ничтожные существа, на которых в мирное время никто бы и не взглянул, пользуются вниманием только потому, что на одну бабу приходится сто мужиков... Все они здесь сучки. Снобизм и безмерная самоуверенность. Чтобы бегать за одной из этих шлюх, мужчина должен забыть о чувстве собственного достоинства и о всякой порядочности. - Он сыпал словами все быстрее и быстрее, словно хотел одним махом выплеснуть все те горькие наблюдения, которые успел накопить за последние годы. - Даже самые безобразные, самые отвратительные унижают нас и требуют почтения к себе. Женщины стали одной из самых страшных жертв этой войны. Они утратили человечность, забыли нормальные ценности, не знают, что такое дружба. Они жадно рвутся к мужчинам, наживаясь на войне так, как наживаются на ней ростовщики и производители вооружений. Разница лишь в том, что прибыль женщин выражается не в наличных деньгах, а в лейтенантах и генералах. После войны, - закончил он, - нам придется создавать реабилитационные центры для женщин, которым пришлось находиться в районах размещения войск, и госпитали для морально искалеченных мужчин, чтобы научить их снова вести нормальный образ жизни...

Мак безудержно хохотал, уткнувшись носом в свое пиво.
[1] [2] [3] [4]