Крах доктора Али Хаджара (1)

— О полковнике Джеймсе Грейвуде, погибшем при авиационной катастрофе. Вот американские газеты с этим некрологом, Грейвуд.

И Ларцев протянул Грейвуду газету.

Грейвуд с улыбкой прочёл некролог.

— Даже семьи вашей не пожалели, Грейвуд, — заметил Малинин.

— Вы любите свою мать? — спросил Ларцев.

— Очень, — ответил Грейвуд.

— Тогда прочтите: этот некролог убил вашу мать… — и Ларцев протянул Грейвуду другую американскую газету, в которой было опубликовано траурное извещение о смерти его матери.

Грейвуд судорожно схватил газету, прочёл извещение. Лицо его исказилось, он опустил голову.

В комнате было очень тихо, и только низкий бой башенных часов неожиданно донёсся с улицы и медленно расходился под потолком.

— Проклятье!.. Мерзавцы!.. — пролепетал Грейвуд.

— Я понимаю вас: мать есть мать, — тихо сказал Ларцев.

— Негодяи! Изверги! — с полными слёз глазами бормотал Грейвуд.

В этот момент в кабинет вошёл адъютант Малинина и шепнул ему:

— С прощальным визитом приехал генерал Маккензи.

Ларцев и Малинин переглянулись, а потом Ларцев снова обратился к Грейвуду:

— Среди лиц, подписавших некролог, ваш старый друг генерал Маккензи.

— Друг, будь он проклят! — воскликнул Грейвуд. — С каким наслаждением я плюнул бы ему в лицо!.. Ведь это он послал меня в Москву… Он!.. Я не хотел, поверьте…

— Я знаю, я всё знаю, Грейвуд, — ответил Ларцев. — Кстати, генерал Маккензи сейчас явился сюда с прощальным визитом. Он возвращается в Америку. Я могу устроить вам встречу с ним, если вы этого, конечно, хотите.

— Хочу!..

— В таком случае, сначала пройдём в другую комнату, — сказал Ларцев.

Грейвуд встал и вместе с Ларцевым вышел из кабинета.

Вслед за ними, в другую дверь, вышел Малинин, чтобы встретить Маккензи. Через минуту Маккензи и Малинин вошли в кабинет. Маккензи был в парадной форме, при всех регалиях.

Адъютант вкатил вслед за ними столик с вином и закусками. И в этот момент из другой двери в кабинет вошёл Ларцев.

— Здравствуйте, джентльмены! — весело сказал Маккензи. — Я всегда рад вас видеть.

— Мы тоже, генерал Маккензи, — ответил Малинин. — Прошу садиться.

— Если НКВД говорит — садитесь, как-то неудобно стоять… — усмехнулся Маккензи и сел к столу. — Коллеги, друзья, я хочу сегодня, под этим серым берлинским небом, видевшим нашу общую победу, выпить за братство по оружию, за дружбу, господа!

— Прекрасный тост, — произнёс Лардев.

Все выпили.

После небольшой паузы Малинин сказал:

— Генерал, самые лучшие тосты не могут ответить на ряд вопросов, возникших в последнее время.

— Какие вопросы, полковник? — насторожился Маккензи.

— Вы ссылались на то, что юноши и девушки, которые содержатся в Ротенбургском лагере, будто бы не хотят возвращаться домой.

— А что делать — они действительно не хотят, — ответил Маккензи.

— Однако некоторое время тому назад несколько юношей и девушек из Ротенбургского лагеря бежали и явились к нам, — продолжал Малинин. — Правда, по их показаниям, последнее время они находились под арестом в подвале какой-то виллы в Нюрнберге по приказанию полковника Грейвуда. И вот они удостоверяют, что заявление американских властей о нежелании заключённых Ротенбургского лагеря возвратиться на Родину не соответствует истине.

— Сомневаюсь, — протянул Маккензи. — Что же касается упомянутого вами полковника Грейвуда, то он скончался совсем недавно.

— Как вы сказали? — спросил Малинин.

— Я сказал, что он скончался. Умер в результате несчастного случая, о чём я весьма скорблю. Это был мой старый друг…

— Я могу вас утешить, генерал Маккензи, — улыбнулся Ларцев. — Полковник Грейвуд жив и здоров. Он арестован нашими органами безопасности в Москве.

— К сожалению, вы заблуждаетесь, — возразил Маккензи.

— Это вы заблуждаетесь, генерал Маккензи, — снова улыбнулся Ларцев. — Грейвуд арестован за шпионаж. Он приехал в Москву под именем иранского филолога, доктора Али Хаджара, и даже выступал на конгрессе хайямоведов с докладом о творчестве Омара Хайяма.

Маккензи покачал головой.

— Насколько я знал полковника Грейвуда, он был весьма далёк от поэзии вообще, и персидской в частности, — сказал он.

— Да, но иранский доктор Али Хаджар сам признался в том, что он — полковник американской разведки Грейвуд, и он, кроме того, утверждает, что в Москву его направили именно вы со специальным шпионским заданием…

Маккензи весело расхохотался:

— Этот доктор с равным основанием может утверждать, что он — последний русский царь и что в Москву его послал наш покойный президент Вильсон, ха-ха! Господа, меня, признаться, гораздо больше занимает другой вопрос…

— Именно? — спросил Малинин.

— Я хотел бы выпить ещё одну рюмку этой превосходной водки, джентльмены.

— О, пожалуйста, — радушно ответил Малинин. — На этой почве между нами не возникнет недоразумений. — И он снова налил в рюмки вино.

Маккензи встал.

— Я пью за то, чтобы у нас вообще не было никаких недоразумений, — произнёс он. — Господа, я обещаю вам срочно разобраться в вопросе об этих перемещённых лицах.

— Принимаем ваше обещание к сведенью, — сказал Малинин.

— Вернёмся, однако, к полковнику Грейвуду, — продолжал Ларцев. — По нашим законам всякий арестованный имеет право на защиту.

— По нашим тоже, — заметил Маккензи.

— Тем лучше. Мы хотим дать вам возможность встретиться, — и Ларцев нажал кнопку звонка.

— Позвольте, но ведь он, как вы сказали, в Москве! — удивился Маккензи.

— Он был арестован в Москве, — уточнил Ларцев, — но сейчас он доставлен в Берлин.

Маккензи поморщился.

— А, собственно, зачем, с какой целью? — произнёс он. — Поскольку полковник Грейвуд погиб при авиационной катастрофе…

В этот момент дверь распахнулась, и в кабинет вошёл Грейвуд. Подойдя к Маккензи, он громко произнёс:

— Здравствуйте, генерал Маккензи!

Маккензи повернулся к Грейвуду, посмотрел на него и спросил:

— Что это за перс? Кто это такой? Впервые вижу этого человека.
[1] [2] [3] [4]