РАССКАЗ ЛУНИНА (2)
[1] [2] [3] [4]— Очень приятно, — улыбнулась каждому Дуня и добавила: — Можете поздравить меня, товарищи. Меня приняли в кандидаты партии. Райком утвердил.
Это было так неожиданно сказано, с такой наивной простотой, абсолютно не вяжущейся со всей обстановкой и голыми телами, что мужчины какой-то миг сидели окаменев, с раскрытыми ртами и потом вместе разразились хохотом.
— Так это же крупнейшее событие в жизни нашей партии! — завопил, задыхаясь от смеха и выплясывая нагишом на ковре, Зуев. — Теперь мы действительно непобедимы!
— Ох, и маяли меня, маяли, — пожаловалась, ища сочувствия, Дуня. — Все вопросы, да вопросы… и такие каверзные…
Ты хоть не ударила в грязь лицом? — все еще смеясь, осведомился Лунин. Отвечала-то как следует?
— Да так… ни шатко, ни валко… Кое-что ответила… кое-что запамятовала… Да ведь я так считаю… на все вопросы дать верный ответ может один человек…
— Кто? — со слезящимися от смеха глазами выдохнул Астахов.
— Чай, только Карл Маркс.
Ее слова потонули в хохоте. Лунин, постанывая, только и повторял:
— Ну, Дуня, всю теорию превзошла… Тебя сейчас на мякине не проведешь.
— Да меня и раньше-то не очень-то объедешь, — совершенно серьезно отвечала Дуня, — а теперь-то уж конечно…
— Ладно! — хлопнул в ладоши Зуев с багровым от смеха лицом. — Кончай базар! Как говорится, ближе к телу! Приступим, Авдотья Ивановна. Только уж сегодня, матушка, должна показать класс! В честь такого события.
— А на нас никогда не жаловались, — с достоинством ответила Дуня, скрестив руки перед собой и приподняв обе груди. — Я же проходила моральный кодекс строителя коммунизма… Когда Программу партии учила. А там что сказано? Честность и правдивость… Так? Высокое сознание общественного долга… Коллективизм и товарищеская взаимопомощь… А главное, что мне понравилось, — золотые слова: каждый за всех, все за одного!
— Браво! — зааплодировал Зуев. — Все! Доклад окончен. Следующий номер нашей программы…
— Учтите, — перебила Зуева Дуня. — Я ложиться не люблю. У меня низкое расположение… уж больно высоко надо ноги задирать.
— Как предпочитаешь? — насторожился Зуев.
— А раком… — просто сказала Дуня. — Я на рояль обопрусь, а вы сзади пристраивайтесь.
И действительно, стоило Дуне нагнуться в изгибе рояля, между ее расставленных бедер раскрылась розовая волосатая щель, и Зуев, прижавшись к ее ягодицам, легко воткнул туда свой член и повел в сторону посоловевшим от наслаждения взором. Но тут же взгляд его прояснился, наткнувшись на экран беззвучно включенного телевизора. Там бегали по зеленому полю футболисты.
— Саша! — крикнул он Лунину. — Включи звук! «Спартак» — «Динамо». Чуть не прозевали!
— Вы… одно из двух, — откуда-то снизу пробормотала Дуня. — Или футбол глядите, или…
— Я, пожалуй, потом, — отлип от ее зада Зуев и прошлепал к телевизору. — Ребятушки, я — пас, непредвиденные обстоятельства… Кто пойдет? Ты, Сережа?
Астахов смущенно поморщился:
— Я бы не отказался… но… не люблю в этом деле… при публике… Если уединиться…
Дуня разогнулась.
— А мы пройдем в «Горное солнце». Там нам никто не помеха.
— Пожалуй, — поднялся Астахов, на голову выше Дуни, и та, заботливо сняв с него халат и сложив на стул, уважительно взяла за руку и повела в комнату «Горное солнце».
— Совестливый, — напевным голосом нахваливала Дуня Астахова. — Хоть мужик, а не охальник.
— Потому как коммунист, — в тон ей ответил Астахов, сдерживая улыбку.
Зуев приник к телевизору — его больше ничто не интересовало.
Лунин с дивана смотрел в голые спины Астахова и Дуни и комментировал:
Подобралась пара — гусь да гагара. Боевой, испытанный авангард советского народа.
[1] [2] [3] [4]