'Майн пиджак ин вайсе клетка'
[1] [2] [3] [4]- Никто!? - выдохнул Петя. - Ни один не знает своего языка!?
Выяснилось, что - никто... Ни один.
- Похоже, я здесь - единственный еврей, - сурово проговорил Петя, глядя на притихших стариков поверх очков...
Нечто похожее я наблюдала в Германии, общаясь с Колей Миллером, немцем из города Фрунзе. Коля вообще забавная личность. Талантливый коммерсант. Начинал в Кельне с продажи видеокассет, а стал сейчас владельцем двух магазинов. Но немецкого языка не знает и, кажется, не очень понимает - где находится. Когда я упомянула об объединенной Германии, он переспросил - "объединенная с кем?".
Понятия не имеет, с какими странами Германия граничит. По немецки говорит так: "Майн пиджак ин вайсе клетка..."
И все-таки, по тому, как он ведет дела, как до минуты точно приходит на встречи, как, будучи человеком духовно простым, скрупулезно ведет какие-то дневниковые записи о том - кого встретил за день, с кем о чем говорил, что видел... - по всем этим ярко немецким чертам я понимаю, что Коля не может быть никем иным. К тому же, как истинный немец. Он сентиментален. Пишет стихи, например, такие: Я приношу тебе цветы На наше удивленье Я приношу тебе цветы Поскольку ты - забвенье Я приношу тебе цветы - И это все сказалось В твоей душе, в моей душе... Все вдруг запревращалось!
Похоже, мы вообще обречены на судьбинную причастность своему народу, даже когда сильно этого не хотим. Даже когда "мухлюем" и пытаемся ускользнуть, даже, когда меняем веру. Кто-то из американских приятелей рассказывал мне о некоем еврее, который пытался пробраться в Америку не по еврейской линии, а по линии - говорят есть такая - "преследуемых христианских сект". В анкете, которую заполняют члены таких сект, есть графа, определяющая религиозную принадлежность, где обычно пишут - "брат во Христе". Наш претендент тоже написал "брат во Христе"...
Потом, видать, задумался, а может, просто зачесалась его еврейская совесть, и он добавил в скобках: "двоюродный"...
И вот живешь ты "среди своих", живешь, живешь... проходя разно- образные стадии этого процесса - от умилительного припадания к корням и истории, через естественное отталкивание от пороков, от которых несвободен любой народ и, в том числе, твой собственный, через смирение - к горькой домашней любви к тому, что есть...
Среди своих - ругаешь ругательски все, на что глаз посмотрит. Среди чужих - зорко следишь и ревниво отцеживаешь тончайшие интонации в беседе: нет ли обиды, насмешки, осуждения...И если учуешь - как вспыхивает это яростное "не трожь!", это желание защитить, оправдать, оправдать, во что бы то ни стало, даже когда обвинения справедливы!
Послевкусие от долгой любви - грустная усталость...
И даже смеяться уже хочется только над своими.