Л. На рубеже двух эпох (Дело врачей 1953 года) (15)

В ВЕРХОВНОМ СУДЕ СССР

2-7 июля 1954 года военная коллегия Верховного суда СССР рассмотрела в судебном заседании дело по обвинению Рюмина М. Д. в преступлении, предусмотренном статьей 58-7 Уголовного кодекса РСФСР.

Судебным следствием установлено, что Рюмин в период его работы в должности старшего следователя, а затем и начальника следственной части по особо важным делам бывшего Министерства государственной безопасности СССР, действуя, как скрытый враг Советского государства, в карьеристских и авантюристических целях стал на путь фальсификации следственных материалов, на основании которых были созданы провокационные дела и произведены необоснованные аресты ряда советских граждан, в том числе видных деятелей медицины.

Как показали в суде свидетели, Рюмин, применяя запрещенные советским законом приемы следствия, принуждал арестованных оговаривать себя и других лиц в совершении тягчайших государственных преступлений - измене Родине, вредительстве, шпионаже и др.

Последующим расследованием установлено, что эти обвинения не имели под собой никакой почвы, и привлеченные по этим делам лица полностью реабилитированы.

Учитывая особую опасность вредительской деятельности Рюмина и тяжесть последствий совершенных им преступлений, военная коллегия Верховного суда СССР приговорила Рюмина к высшей мере наказания - расстрелу.

Приговор приведен в исполнение.

Расстрел Рюмина был не изолированным актом уничтожения мерзавца, служебный путь которого, усеянный трупами ни в чем неповинных людей, закончился на "деле врачей". Он был далеко не единичным мерзавцем еще большего, чем он, значения и масштаба, но лишь некоторые из них дождались своей карающей пули (Берия и его соратники). Сообщение о расстреле Рюмина показало, что ликвидация "дела врачей" - не вынужденный для наружного употребления эпизод, а начало серьезной перестройки всей общественной системы, всей организации советского общества и взаимоотношений между отдельными его звеньями, начало новой эпохи в жизни советского народа.

Мне казалось, что меньше всего это коснулось затхлого болота партийной организации Института им. Тарасевича, прочно застывшего в старых рамках декретированного мышления, прочно застрявшего в узколобых головах. Поэтому я был несколько удивлен визитом ко мне секретаря партийной организации А. Е. Тебякиной с заявлением о необходимости завершить начатое несколько недель тому назад рассмотрение акта обследования. Я полагал, что моим заявлением об отказе участвовать в этом пересмотре этот инцидент исчерпан, и для себя лично не имел никакой заинтересованности в этом акте в любом его виде, что изложил секретарю парторганизации. На это она возразила, что поданным заявлением я плюнул в лицо партийной организации. Такая аргументация необходимости завершения пересмотра акта меня сильно удивила, и я ее не понимаю до конца до сих пор, да и плевка в своем заявлении я не усматривал. У меня была индульгенция высшего арбитра политической благонадежности, что давало мне известную независимость поведения и критики. Я просто не хотел принимать участия в комедии пересмотра акта. На аргументацию секретаря я ответил, что они правильно поняли смысл и цель моего заявления об отказе участвовать в комедии пересмотра акта. Я не хотел плевать им в лицо, но рад, что они это так поняли. А. Е. Тебякина настаивала на том, что закончить пересмотр акта необходимо, и заверила меня, что после защиты диссертации И-кой они многое поняли и пересмотрели (я убедился, что это было именно так!) и что теперь все будет по-иному. Я не понимал, чем продиктована эта необходимость при моем полном равнодушии к этому несчастному акту. По-видимому, пересмотр был партийной организации нужен, и эта процедура была, вероятно, не их инициативой. Я принял к сведению заверение в том, что "теперь все будет по-иному", и согласился принять участие в заседании партийного бюро. Оно состоялось, как всегда, в очередную пятницу и проходило в атмосфере демонстративного дружелюбия. Началось оно снова с чтения вступительной паспортной части акта: Комиссия в составе... обследовала... и установила: зав. лабораторией Рапопорт Я. Л., профессор, доктор медицинских наук, еврей и т. д. Далее следовали все те же пункты с изложением отдельных результатов обследования. Ведь акт нельзя было отвергнуть целиком, его надо было обязательно пересмотреть по пунктам. Один за другим следовали решения об отсутствии актуальности или соответствия действительности каждого из зачитанных пунктов и об исключении его из акта. Когда дошла очередь до пункта, касающегося диссертации И-кой, и принятия решения об его исключении из акта, как лживого, зам. секретаря партийной организации (нынешний академик) внес предложение занести в протокол, что И-кая ввела в заблуждение партийную организацию. Я, все время молчаливо присутствовавший, впервые за все заседание, подал голос с возражением против этого предложения, как дискредитирующего всю партийную организацию, которую могла ввести в заблуждение одна беспартийная дурочка. Не помню, было ли принято мое возражение.

После пересмотра всех пунктов акта председатель предложил прочитать акт в целом, чтобы принять его в том виде, в котором он уцелел после "пересмотра". Оказалось, что, не отмененный в целом, а пересмотренный по пунктам, акт состоит только из вводной части с паспортными данными "еврея" Рапопорта и из подписей членов комиссии.
[1] [2] [3] [4]