II. ФРАНЦИЯ. Перед делом Дрейфуса (1)

Антиеврейские кампании, продолжает журнал, свирепствуют также в Германии и Румынии. Со своей стороны журнал констатарует, что причины всех этих событий остаются неясными; тем не менее он цитирует агента русского правительства Каликста Вольского, который считает, что евреи должны обвинять в своих несчастьях самих себя, поскольку они «с незапамятных времен и всеми средствами стараются осуществить идею своего господства на земле»,

Напротив, исторический журнал «Revue des questions historiques» пользовался римским источником, когда в апреле 1882 года заявил следующее: «Иудаизм правит миром, и нельзя не прийти к выводу, что или масонство стало еврейским, или иудаизм сделался франкмасонским». Этим источником был выходящий шесть раз в год иезуитский журнал «Civiltd Caffolica», который в 1880 году начал яростные нападки на евреев в своей рубрике «Современная хроника». Эта кампания продолжалась практически без перерывов вплоть до последних лет XIX века, а затем спорадически и до середины XX, используя все средства, финансовые скандалы, дело Дрейфуса или даже первый сионистский конгресс в Базеле, но при этом особое внимание уделяя старинным обвинениям в ритуальных убийствах, о бессодержательности которых заявляли многие суверенные понтифики прошлого. Поскольку со времени своего основания в 1850 году журнал « Civiltd Cattolica» был папским официозом, можно допустить связь между восшествием на престол папы-реформатора Льва XIII и новым курсом журнала.

Следует также упомянуть о банкротстве в 1882 году Эжена Бонту, основателя банка Генерального союза, который аккумулировал капиталы католической буржуазии и должен был служить интересам легитимистов и церкви. Бонту не замедлил возложить на происки Ротшильдов вину за свой крах, который разорил большое количество мелких вкладчиков. Ему охотно поверили, а огромное впечатление, произведенное этим скандалом, нашло свое отражение в романах, написанных тремя ведущими писателями эпохи, вдохновленными этой историей – «Монт-Ориолъ» Мопассана (1887), «Деньги» Золя (1891), «Космополис» Поля Бурже (1893), а также в трех десятках менее значительных произведений. В целом, возрастает количество антисемитских произведений и начинают выходить специализированные периодические издания: «Антиеврей» в Париже в 1881 году, «Антисемит» в Мондидье в 1883 году.

Несмотря на это, глядя из Парижа, демагогический и яростный уличный антисемитизм все еше остается приводящей б недоумение чуждой манией, В конце 1882 года газета «Figaro» пишет: «Антисемитское движение в том виде, как оно разворачивается в нескольких точках земного шара, рухнет во Франции под градом всеобщих насмешек». Более точные данные содержатся в скрупулезном исследовании историка Пьера Сорлена деятельности ежедневной газеты «La Croix» («Крест») и других изданий, публикуемых «La Bonne Presse». Сорлен приходит к выводу, что «вплоть до лета 1886 года «La Bonne Presse», видимо, была чужда антисемитизма». Принимая во внимание все эти факторы, можно заключить, что французскому обществу в целом, включая его католический сектор, потребовался какой-то период, чтобы перевести стрелки часов на другое время, будь то берлинское, санкт-петербургское или римское.

Лишь весной 1886 года ошеломляющий успех «Еврейской Франции» Эдуара Дрюмона создал новый климат и проложил дорогу широкомасштабным антисемитским акциям. Наряду с «-Жизнью Иисуса» Эрнеста Ренана «Еврейская Франция» стала главным французским бестселлером второй половины XIX века – сто четырнадцать изданий за один год, всего двести изданий, не считая сокращенного популярного издания и многочисленных «продолжений»: «Еврейская Франция перед судом общественности», «Конец света», «Последняя битва», «Завет антисемита» (нельзя не обратить внимания на безнадежный тон всех этих заголовков).

Какова же причина этого внезапного успеха? Дрюмон был настоящим журналистом, и его огромный том, в индексе которого содержалось более трех тысяч имен, представлял собой скандальную хронику, в которой разоблачались не только непременные Ротшильды и другие «потомки Авраама», но также все, у кого во Франции было имя, если только носители этого имени поддерживали отношения с евреями. Конечно, здесь было чем привлечь внимание к книге, но ничего, что бы могло оправдать возникший вокруг Дрюмона ореол пророка, «глашатая расы» (Альфонс Доде), «самого великого историка XIX века» (Жюль Леметр), «проникновенного наблюдателя» (Жорж Бернанос).

Возможно, Бернанос дает нам первый ключ к пониманию успеха «Еврейской Франции», когда он сам описывает эту эпоху как «время, когда казалось, что все скользит по наклонной плоскости с возрастающей каждый день скоростью», и добавляет, что «творчество Дрюмона излучает своеобразный физический, плотский ужас». Независимо от темы этот глубокий внутренний пессимизм легко возбуждал отклик в лагере противников революции и гражданского общества, сохранявших ностальгию по старым добрым временам, которые для этого лагеря совпадали с королевским строем.

Более того, у него был свой стиль в подходе к этой теме. С первой же страницы Дрюмон нападал на два ненавистных понятия: «Единственные, кто выиграл в результате Революции, это евреи. Все происходит от евреев, все возвращается к евреям». В результате он одним ударом поражал сразу две цели. Далее славная Франция прошлого, «Франция крестовых походов, Бувина, Мариньяна, Фонтенуа (Бунин, Мариньян, Фонтекуа – названия мест, где происходили наиболее знаменитые битвы французской истории. (Прим, ред.)), Людовика Святого, Генриха IV и Людовика XIV» выступала свидетелем против евреев, поскольку она наглухо закрыла для них свои двери и сделала из их имени самое грубое оскорбление». Итак, «еврейская» Франция Дрюмона была просто новой Францией, республиканской и светской, и только в конце своего произведения, где на протяжении более тысячи страниц описывалось еврейское влияние во Франции, ставшее результатом освобождения евреев, Дрюмон признавал непритязательность своего замысла:

«Что же вы видите в конце этой книги по истории? Я вижу только одну фигуру, и именно эту фигуру я и хотел показать вам: это фигура Христа, оскорбляемого, покрытого позором, раздираемого шипами, распятого. Ничего не изменилось за восемнадцать столетий…»

Следует ли удивляться, что «Еврейская Франция» нашла самых восторженных читателей, среди тех «добрых священников», которых Дрюмон призывал «объяснять, что преследование религии является лишь началом заговора, организованного для уничтожения Франции»? Однако нет сомнений в том, что самая большая его хитрость состояла в «омоложении формулы» (Баррес) с помощью подкрепления части своей аргументации авторитетом науки. Первая часть его труда, опиравшаяся на мнения таких далеких от клерикализма знаменитостей, как Литтре и Ренан, была посвящена контрасту между «меркантильным, алчным, коварным, изощренным, хитрым семитом» и «воодушевленным, героическим, рыцарским, бескорыстным, честным, доверчивым до наивности арием. Семит – это земной человек… Арий – сын неба (…) [Семит] продает бинокли или изготавливает стекла для очков подобно Спинозе, но он не открывает звезды в огромности небес подобно Леверье», и т. п. Выразив таким способом свою солидарность с наукой своего века, через сто страниц Дрюмон начинает переписывать по-своему историю Франции, вызывая образы евреев в словах и деяниях Людовика Святого и Боссюэ.

В конце концов именно этому богословско-расистскому синкретизму можно приписать успех Дрюмона. Продолжая эту тему, газета «La Croix», ставшая открыто антисемитской, противопоставляла «еврейской расе» не христианскую расу, а «франкскую расу», в другом номере она писала, что «независимо ни от каких религиозных идей» нелепо думать, что еврей может стать французом. Параллельно этому крещеный еврей аббат Леманн с более чем христианским смирением выражал готовность нести свою долю еврейской ответственности за преступление распятия: «Да, палач должен получить прошение раньше нас, ибо палач убивает лишь людей, виновных, а мы погубили Сына Бога, невинного!»

Само собой разумеется, что с 1886 года еврейская тема стала модной, превратилась в настоящую золотую жилу для журналистов и писателей. В целом антисемитские публикации во Франции «белъ-эпок» насчитывают сотни, даже тысячи названий. Имеются основания полагать, что к 1890 году антисемитизм во Франции становился католической монополией. В сентябре 1890 года «La Croix» гордо назвала себя «самой антиеврейской газетой Франции»; в марте 1891 года в своем первом номере эфемерная газета под названием «Anti-Youtre» («Антижид») жаловалась, что «до настоящего времени лишь клерикалы ведут борьбу с еврейством», а в самый разгар дела Дрейфуса Жорж Клемансо говорил то же самое, констатируя, что «антисемитизм – это лишь новый клерикализм, стремящийся взять реванш». Примерно в то же время редактор «La Сгоке» писал своему директору П. Винсенту де Байи: «Еврейская проблема вновь волнует всех христиан… Большое число наполовину утративших веру начинает понимать, что во Франции настоящими французами являются только католики», определяя тем самым антисемитизм как эксклюзивный атрибут католичества. Но так думали отнюдь не все католики, к тому же светский, наукообразный чисто расовый антисемитизм отнюдь не испытывал недостатка в сторонниках.

Неистребимое вольтерьянское вдохновение обнаруживается, например, в весьма популярных сочинениях эссеиста и психолога Густава Лебона, столь ценимых 3. Фрейдом: «У евреев не было ни искусств, ни наук, ни промышленности, ничего, что образует цивилизацию… К тому же ни один народ не оставил книги, которая содержала бы столь непристойные рассказы, как те, что на каждом шагу встречаются в Библии». Со своей стороны философ-материалист Жюль Сури, друг и научный поручитель Мориса Барреса, использовал более материалистическую терминологию: «Попробуйте воспитать еврея в арийской семье с самого рождения (…) ни национальность, ни язык не изменят ни одного атома в зародышевых клетках этого еврея, следовательно, и в структуре и наследственном строении его тканей и органов».
[1] [2] [3] [4]