Моя жизнь (12)

Г. М. Мы заинтересованы в победе британских Вооруженных сил. Кража у армии, в наших глазах, - преступление.

Майор Б. Но это оружие может пригодиться Хагане?

Г. М. Нет еврея, который был бы равнодушен к этой войне и не был бы заинтересован в победе британской армии.

Майор Б. Но вы ведь не можете сказать, что винтовки ушли сами собой? Показывает свидетельнице "белый билет" одного из подсудимый. Этот билет, по-видимому, указывает на то, что вы производили набор в армию?

(Свидетельница заявляет, что ни для кого не секрет, что Еврейское Агентство в течение некоторого времени проводило кампанию за запись добровольцев, и каждый здоровый еврей получил приказ вступить в вооруженные силы. "Мы воюем против Гитлера с 1933 года", - сказала она.)

Председатель суда. Не кажется ли вам, что правительство - лучший судья в вопросе, следует или нет проводить набор в армию? Не разумнее ли было лояльно выполнять решение правительства - не проводить набора в армию в этой стране?

Г. М. Мы не в том положении, чтобы проводить в Палестине набор в армию; с другой стороны, и правительство, и армия хотели, чтобы в войска были направлены евреи; они обращались с этой просьбой к Агентству, и мы сочли правильным сказать евреям, - что это - их война.

Майор Б. Вы называете "добровольной записью" такой порядок, когда, если человек отказывается записаться добровольцем, его увольняют с работы?

Г. М. Это только моральное давление. Для евреев эта война имеет большее значение, чем для кого бы то ни было. (Допрошенная представителем защиты д-ром Джозефом, мисс Меерсон сказала, что даже высшие офицеры британской армии участвовали в кампании Еврейского Агентства и некоторые просили у Гистадрута совета и помощи в вербовке евреев для британской армии).

Д-р Джозеф. Правда ли, что в Хевроне произошла страшная резня и почти все еврейское население погибло только потому, что там не было еврейской самообороны?

Г. М. Да, это было в 1929 году, в том же году то же самое случилось в Цфате, в 1936 году произошла ночь убийств в еврейском квартале Тверии - и все лишь потому, что в тех местах не было Хаганы.

Майор Б. А у Хаганы было оружие и до того как началась война?

Г. М. Не знаю, но полагаю, что да. Беспорядки случались и до войны.

Председатель суда. Прошу вас ограничиваться тем, что относится к настоящему делу и не возвращаться назад, а то скоро мы отойдем на две тысячи лет.

Г. М. Если бы еврейский вопрос был разрешен две тысячи лет назад...

Председатель суда. Замолчите!

Г. М. Я возражаю против такого обращения ко мне.

Председатель. Вам следовало бы уметь вести себя в зале суда.

Г. М. Прошу прощения, если я вас перебила, но вам не следовало обращаться ко мне в такой форме.

На следующий день я поехала в Герцлию навестить родителей. Мама открыла мне двери и сказала "Твой отец целое утро ходил по соседям и показывал газету: "Смотрите! Моя Голда!"

И все-таки большинству из нас казалось, что когда война закончится победой союзников, в которой никто уже не сомневался, англичане задумаются над своей катастрофической палестинской политикой.

Как только начнется новая, послевоенная эра, "Белая книга", конечно же, будет отменена, тем более что в Великобритании к власти пришли лейбористы. Тридцать лет британские лейбористы осуждали ограничение еврейской иммиграции в Палестину и печатали одно за другим просионистские заявления. Может быть, это и было с нашей стороны наивно - верить, что теперь все изменится, но это никак не было неразумно, особенно же в свете того страшного зрелища, которое представляли собой сотни тысяч живых скелетов, падавших из ворот лагерей уничтожения в объятия англичан-освободителей.

Конечно, мы ошиблись. Британская политика действительно переменилась, но к худшему. Правительство м-ра Эттли не только не отказывалось от "Белой книги", но и заявило, что не видит необходимости выполнять свои обещания по поводу Палестины - данные не только нам, но и миллионам английских рабочих и солдат. У Эрнста Бевина, нового министра иностранных дел, было собственное "окончательное решение" для еврейской проблемы в Европе, в котором евреи уже именовались "перемещенными лицами". Если они возьмут себя в руки и сделают настоящее усилие, они опять смогут поселиться в Европе. И неважно, что континент превратился в кладбище миллионов убитых евреев, и неважно, что есть только одно место в мире, куда все эти несчастные "перемещенные лица" хотят ехать, - Палестина.

Мне было трудно, почти невозможно поверить, что британское лейбористское правительство, вместо того, чтобы, как оно давно и неоднократно обещало, заложить основы еврейской независимости в Палестине, теперь готово было послать солдат против невинных людей, просивших только об одном: чтобы им было разрешено доживать свои дни в Палестине, среди других евреев. В общем, не такое уж это было трудное дело, но Бевин отверг их просьбу с такой небывалой грубостью и сопротивлялся с таким безумным упорством, словно судьба и будущее всей Британской империи зависели от того, чтобы удержать за пределами Палестины несколько сот тысяч полумертвых людей.

Я не могла - да и теперь не могу - найти объяснения той слепой ярости, с которой британское правительство преследовало этих евреев - да и нас. Но эта ярость заставила нас понять, что у нас нет другого выхода, кроме как принять вызов, хотя мы конечно, не были к этому достаточно подготовлены. С лета 1945 до зимы 1947 года мы, на наших весьма неподходящих для этого судах, перевезли из лагерей перемещенных лиц в Палестину около 70000 евреев, пробравшись с ними сквозь жесточайшую блокаду, установленную правительством, члены которого на бесчисленных лейбористских конференциях, где я бывала, еще так недавно с таким волнением провозглашали сионистские идеи.
[1] [2] [3] [4]