7 (1)

– Сразу видно, что тебе не грозит призыв в армию, – фыркнул Нокс. Какие вы все герои воевать чужими руками!

– Сам-то ты много воевал, как же! – наугад возразил ему Кроккет.

– Представь себе, повоевал. И мне за глаза хватит этого удовольствия.

– Печально слышать такие непатриотичные речи! – кротко вздохнул Кроккет.

– Есть вещи попечальней. Подумай лучше, во что превратился Кремп.

– Если вчера бомба попала в моих, я наложу на себя руки, – всхлипнул один из тех, кого взяли у аптеки Бишопа.

– Наложи их лучше на тех, кто затеял эту гнусную бойню, – посоветовал ему кто-то.

Прислушиваясь, Кроккет напрягал память, но голос был совершенно неизвестен ему.

Но Билл узнал голос. Это говорил Форд. Билла арестовали как раз на его квартире. Неплохой человек. Толковый негр.

– Я наложу на себя руки, и все! – упрямо повторил тот, первый, негр и разрыдался.

– Когда начинается война, я первым делом думаю о том, кому она принесет барыши, – сказал Эксис.

– Я знаю, что всю прошлую войну мой отец ни дня не пробыл безработным, – запальчиво выкрикнул тот самый тщедушный паренек, который в начале церковной службы сидел рядом с Обри. – Война, – это, если хочешь знать, всеобщая занятость населения, высокая зарплата и…

– …и бомбы, – ехидно досказал Форд.

– При чем тут бомбы! Я говорю не о бомбах, а о всеобщей занятости! Когда война ведется правильно, бомбы не должны падать на атавские города.

– Но падают же!

– Я только знаю, что всю прошлую войну мой отец ни дня не пробыл без работы.

– У нас вот здесь тоже никто не остался без работы… Целые сутки выбираемся из могилы…

– Я говорю о такой работе, за которую платят деньги!

– Дурак, Кромман думал не о тебе. Он подразумевал господчиков с толстыми бумажниками, – вступил в разговор еще кто-то.

– А я думаю о себе. Ты, верно, никогда не ходил безработным…

– Ну, конечно! Я прикатил сюда прямо с заседания биржевого комитета.

Кругом раздались смешки:

– Из биржи в тюрьму не попадают…

– Из биржи прямой путь в министры…

– Интересно, засыпало ли вчера господина Перхотта?

– Простофиля, Перхотт это не человек. Перхотт это фирма.

– Вот я и думаю, засыпало ли эту фирму при вчерашней бомбежке.

– Как бы тебе не пришлось подумать об этом на электрическом стуле, изменник, агент Москвы! – не выдержал Кроккет.

– С удовольствием съездил бы в Москву, честное слово! Если столько мерзавцев ругаются Москвой, значит это как раз тот самый город, который нужен порядочному человеку, – сказал Билл Купер.

– Очень дельная мысль, парень, как тебя там.

– Я же сказал, меня зовут Эксис.

– Ясно. Меня тоже.

– Я еще никогда не был таким свободным человеком, как в эти сутки! – восторженно прошептал Билл на ухо Ноксу и крепко стиснул ему руку.

– Чудачок! – отвечал ему истопник. – Настоящая свобода еще впереди.

– Когда еще она будет?

– Будет! Если хорошенечко бороться, то обязательно будет.

– Следующая партия! – выкрикнул настоящий Эксис. За эти сутки он не сомкнул глаз. – Пора сменять!

– Чего уж там сменять, Кромман? – печально возразил кто-то. – Нам осталось часа два жизни… Разве ты не чувствуешь, что воздух стал совсем густой. Его уже можно резать ножом…

Дышать действительно стало трудно.

– От того, что мы будем сидеть сложа руки, положение не улучшится.

– Не скажи. Все-таки хоть немножко оттянем свой последний час. Ты же сам говорил, что нужно экономить кислород…

– Он прав, Кромман. Встретим смерть как мужчины.

– Мужчины борются. Неужели все раскисли?

– Я не раскис, – сказал Билл Купер.

– Молодец! – сказал Эксис. – Как тебя зовут, дружище, если это не тайна?

– Меня зовут доктор Эксис, – ответил Билл.

– Молодец, доктор Эксис! А еще кто пойдет?

– И я не раскис, – заявили Нокс, и Тампкин, и еще десятка два. Большинство промолчало.
[1] [2] [3] [4]