Весна на Одере (18)
[1] [2] [3] [4]- Обер-лейтенант не так уж глуп, - пробормотал Риббентроп, нервно поеживаясь.
Он вспомнил 1939 год и свое посещение Москвы. Из окон лимузина глядел он тогда на русских, мирными толпами гуляющих по своей столице. Теперь он смотрит на них из траншеи на Одер.
Ненависть к нему в России, должно быть, очень велика. Как реагировали бы русские солдаты, узнав, что он, фон Риббентроп, находится так близко от них, здесь, на Одере?
Он вздрогнул: слева раздались мощные взрывы. Они становились все оглушительней, все громче и ближе. Генералы заволновались и начали связываться по телефону с частями. Сначала оттуда сообщили, что русская артиллерия обстреливает немецкие позиции. А через полчаса выяснилось, что русские только что украли немецкого солдата из боевого охранения и, видимо, прикрывали отход своих разведчиков артиллерией и минометами.
- Как так украли? - недоуменно спросил министр, - Что это значит?
Генералы молчали. Хенрици сказал успокаивающе:
- Это бывает на войне, господин рейхсминистр. Ничего не поделаешь.
Риббентроп быстро пошел по траншее в тыл. Все эти укрепления, мощные перекрытия блиндажей, пулеметные точки и проволочные ограды уже не казались ему больше надежной защитой. Он почти бежал.
"Договориться с американцами во что бы то ни стало! - лихорадочно думал он. - Любой ценой!.. Иначе будет поздно".
"Почему эти янки продвигаются так медленно?" - негодовал Риббентроп, тоскливо вглядываясь в кромешную темноту ночи. Впереди сиротливо бежал светлый кружок карманного фонарика. Сзади раздавались торопливые шаги генералов, старающихся не отстать от министра.
По траншеям бегали солдаты. Заработала немецкая артиллерия, с запоздалым бешенством обрушиваясь на молчаливые леса восточного берега.
Но капитан Мещерский и его разведчики уже волокли "языка" по своей траншее, мокрые и счастливые. На обратном пути их отнесло течением на добрый километр, но в остальном все обошлось как нельзя лучше. В немецком боевом охранении этой ночью было не пятеро, а только двое. Правда, пришлось здорово пошуметь, но и на немецком переднем крае почти не оказалось солдат. Позже выяснилось, что большинство слушало речь рейхсминистра в замке Штольпе.
IV
Пленный фельдфебель Фриц Армут оказался толковым и осведомленным фрицем. Поняв, что он уже отвоевался окончательно, и с наивной откровенностью радуясь этому, он охотно сообщил все, что знает. А знал он много, так как раньше служил писарем при штабе полка.
Правда, опомнился он не скоро. Когда его, оглушенного, волокли через реку, он порядком хлебнул воды. Разведчики не сразу обратили на это внимание и когда вытащили кляп изо рта фельдфебеля, жизнь едва-едва теплилась в нем. Пожалуй, никто - ни жена, ни мать, - никто так не дрожал за жизнь этого рослого немца, так заботливо не ухаживал за ним, как Лубенцов и Мещерский. Ему делали искусственное дыхание, обтирали водкой и вздыхали:
- Эх, фриц, фриц!
То и дело в землянку просовывались озабоченные лица пехотинцев, артиллеристов, связистов и саперов:
- Ну, как самочувствие фрица?
Наконец он пришел в себя, и его повели в штаб дивизии.
Шли по обширному лесу. Впрочем, это был уже не лес, а гигантская плотницкая и кузнечная мастерская. Здесь при неверном лунном свете кипела работа. Саперные батальоны готовили детали для переправ. Тысячи людей с пилами и топорами копошились у поваленных стволов и уже почти совсем законченных мостовых прогонов.
В самодельных кузницах, у горнов, перекрытых брезентом, кузнецы изготовляли тысячи скоб, гвоздей и крюков. Инженеры - полковники и майоры - прохаживались по ровным просекам, как заправские прорабы и десятники.
Завидев немца, идущего под охраной одетых в маскировочные халаты вымокших разведчиков, мостовики, плотники и кузнецы на мгновение отрывались от работы. Они не раз уже за войну видели пленных, но немца, только что вытащенного разведчиками из траншеи, свеженького ("еще тепленького", - как выразился один сапер), большинство из них видело впервые.
Разведчики сияли под одобрительными взглядами строителей переправ. В штабе дивизии их тоже встретили любопытные. Все поздравляли вымокших с головы до ног и улыбающихся солдат, и немец от всей души присоединялся к похвалам, говоря с видом знатока:
- O, ja, das war fabelhaft gemacht! Aber direckt tadellos!*
_______________
* Да, это было чудесно сработано! Безупречно!
Оганесян, стоя на пороге домика, мрачновато оглядел веселого немца и, будучи человеком опытным в этих делах, сказал:
- Ну, этот расскажет все!.. Успевай записывать!
Действительно, Фриц Армут поведал о многом. Выяснилось, что за Одером стоит дивизионная группа "Шведт", названная так по имени города, в районе которого она дислоцировалась. Группа состояла из наскоро сколоченных охранных, эсэсовских, запасных, резервных, полицейских и рабочих батальонов. Южнее сидят в обороне три батальона: "Потсдам", "Бранденбург" и "Шпандау".
Фельдфебель на днях побывал в городе Врицен. Город опоясан мощной полевой обороной. Там находится штаб 606-й дивизии особого назначения, недавно прибывшей из Франции. Видел он там и штаб какой-то танковой дивизии СС. Через город беспрерывно двигались к линии фронта машины с пехотой. Ему известно, что юго-восточнее Врицена занимает оборону 309-я пехотная дивизия "Берлин".
О положении в Берлине Фриц Армут сообщил несколько интересных подробностей. Ему рассказывали, что в правительственных зданиях на Вильгельмштрассе, в частности в помещении гестапо, жгут личные дела, и вся улица засыпана пеплом сожженных бумаг. Брат командира 2-го батальона, майор генштаба Беккер, внезапно умер, о чем комбата официально уведомили; однако не прошло и недели, как вдруг комбат получает от "покойника" записочку: в ней майор сообщил, что смерть его "условна" и что он едет в "Sp". Об этой записочке комбат в день своего рождения разболтал другим офицерам, и вскоре тайна стала известна и писарям. По-видимому, то была не единственная смерть такого рода - "берлинская смерть".
"Sp", несомненно, означало "Spanien" ("Испания").
Все это, включая сведения об инженерных сооружениях на Одере и об оборонительных работах, Лубенцов немедленно сообщил по телефону в штаб корпуса и полковнику Малышеву в штаб армии, а потом вместе с Мещерским, взяв с собой протокол допроса, отправился к генералу Середе.
У генерала он застал много народу, в том числе полковника Красикова.
Докладывая комдиву о показаниях пленного, гвардии майор то и дело взглядывал на Красикова, с чувством невольной неприязни изучая большое, красивое, немного помятое, сильно напудренное после бритья лицо полковника.
"Отвратительные глаза! - думал Лубенцов, но потом чувство справедливости заговорило в нем: - Ну, чего я бешусь? Чем он виноват?"
Кончив доклад, гвардии майор замолчал, ожидая дальнейших распоряжений.
- Поработали вы хорошо, - сказал Тарас Петрович. - Немец попался ценный. Поиск был организован образцово. Научились воевать, молодцы!
Комдив был в восторге от своих разведчиков.
Он взял бы и обнял этих двух молодых людей, одетых в зеленые маскировочные халаты, но не хотелось выдавать свои чувства при посторонних, и он снова обратился к офицерам, прибывшим проверять дивизию.
Среди офицеров, приехавших из штаба корпуса и армии, были политработники, инженеры, инспектирующие оборонительные сооружения, артиллеристы и интенданты. Это была большая комиссия из тех, какие прибывают в момент жесткой обороны для наведения порядка в частях. Партийно-политическая работа, боевая подготовка - все, вплоть до состояния конского состава, комиссии надлежало тщательно изучить, проверить и выводы доложить Военному Совету.
Мещерский удивленно шепнул на ухо гвардии майору:
- Как же так? А вы сказали, что скоро наступление!..
- Спокойствие, Саша! - шепнул в ответ Лубенцов. - Раз приехала комиссия по проверке обороны, ждите наступления... Это - почти правило. Взгляните на комдива.
Да, комдив, видимо, тоже знал это "правило". Он кивал головой, соглашался кое с чем, вежливо спорил, что-то бормотал про себя, но глаза у него между тем смеялись.
Когда офицеры - члены комиссии - разъехались по полкам, комдив сказал разведчикам:
- Спасибо, друзья! Обрадовали старика! Представляю всех к боевым орденам, а для тебя, Лубенцов, хочу об Александре Невском похлопотать!
Разведчики уже собрались уходить, когда дверь открылась и в комнату вошел вспотевший и запыленный младший лейтенант. То был офицер связи. Его приезд всегда означал какие-нибудь важные перемены.
Он протянул генералу большой, запечатанный сургучом пакет. Генерал быстро вскрыл конверт, пробежал глазами написанное, и его лицо стало сразу торжественным и серьезным.
- Товарищи офицеры, - сказал он, - получен приказ о переходе нашей дивизии на плацдарм. - Повернувшись к начальнику штаба, сидевшему за столом, он проговорил: - За работу! А членам комиссии сообщи: пусть едут домой. Проверять будут в Берлине.
Лубенцов с Мещерским побежали к себе.
Фриц Армут еще не был отправлен в корпус и доедал свой завтрак. При входе Лубенцова он вскочил, встал во фронт и - о ужас! - по привычке поднял руку и крикнул: