Глава XXIV. АРТЕЛЬ «ЧАЙКА»
[1] [2]— Ну и как, действует? — спросил Карасик.
Груша замялась:
— Действует… только когда как. Когда ветер, дождик, то верно предсказывает, а как солнышко, то, бывает, все равно дождик показывает.
— Очень интересно, — сказал Карасик и вернул барометр Груше.
— Симпатичный какой! — услышал он за своей спиной шепот.
— Чудной только…
— А я таких сроду уважаю, сурьезных.
А в Антона всё летели арбузы. Гидраэровцы увлеклись. Дощаник быстро опорожнялся. Девушки могли сегодня отдыхать — гонщики швыряли арбуз за арбузом. Кандидову приходилось ловчиться. Он то приседал, принимая у самой палубы тяжелый кавун, то легко возносился вверх, доставая проносившееся над головой зеленое полосатое ядро. Легко, точно отзывалось все его тело на самый каверзный бросок. Тамада стоял молодцом. Футболисты Гидраэра сами запарились. Они смотрели на Антона как зачарованные.
— В футбол давно стучишь? — спросил Фома, отдуваясь.
— Я сроду в футбол не играл, — усмехнулся Антон.
— Откуда же у тебя техника такая? — изумился Бухвостов.
— От выгрузки. Я эту самую петрушку три года изучаю. Мы по арбузной линии знамя имеем.
— Нет, как ты хватку такую выработал?
— Обыкновенно как. Беру его, значит, с пришлепом или на подхват, а спускаю на пупа — и всё.
— На пупа?.. — восхитился Фома.
— Слышь, как тебя звать?
— Антон Кандидов, тамада.
— Кандидов! — закричал Фома. — Это, значит, твои арбузы по Волге плавают? Очень приятно.
— Фома, опять? — закричал Бухвостов.
— Как же ты при таких способностях и не играешь? — удивился Баграш.
— Не приходилось.
— Чудило ты! — воскликнул Фома и покосился на Бухвостова. — Из тебя же мировой голкипер вышел бы!
— Ну, уж мировой… — протянул Антон.
— Верно, товарищ Кандидов! Я тебя в свою бригаду устрою. Так натренируем — первый сорт!
— Мы бы тебя, Антон-тамада, на весь мир прославили. У тебя реакция на мяч — тьфу, на арбуз то есть! — прямо редкая!
Антон покачал головой. Честолюбие распирало его грудную клетку чемпиона. Но все это было так неожиданно и как будто не всерьез.
— Нет, я уж тут на Волге привык. Трудно мне от реки…
— А у нас реки нет, что ли? — загорячился Фома. — Москва-река, знаешь, как разольется, во!
— Фома, опять? — сказал Бухвостов.
Вдруг послышался певучий гром с коренной, и из-за глинистого мыска вылетел красный глиссер. Он шел на среднем газу, ничего не подозревая. Американцы были уверены, что Гидраэр безнадежно отстал. Гонщики кинулись к машине.
— Возьмите меня с собой, — сказала Груша полушутя, полусерьезно. — Ох, мне в Москву охота! Я уже на все пароходы просилась, а меня всё не берут. Только обещаются.
— С удовольствием бы, да места нет, — сказал Баграш, поглядев на нее.
— Антон, вот тебе адрес на всякий случай, — сказал Карасик, вырывая листочек из блокнота. — Я буду ждать. Ты подумай — вместе будем!
— Контакт! — скомандовал Баграш.
— Есть контакт.
Но мотор не запускался. Американец подходил. Видно было, что там, на глиссере, приподнимаются, глядят в бинокль и ничего не могут понять: каким образом очутился Гидраэр впереди? Не по воздуху же пролетел…
— Контакт!
— Есть контакт.
Винт не проворачивался.
— Ну-ка, тамада, подсоби, приложи руку! — сказал Бухвостов. — У нас самопуск заело. Только я тебе покажу как…
Антон взялся за лопасть пропеллера. Раз, два, три… Он рванул лопасть и отскочил, как показывали. Лопасть сама вырвалась у него из ладони. Винт исчез, осталась только круглая размытая тень, как фотография, снятая не в фокусе. Рябь побежала по воде. За кормой машины образовалась водяная ямка, выдутая вихрем. У Антона сорвало шлычку с головы. У девушек раздуло юбки. Глиссер погнал выщербленную воду, пошел, задрал нос и разом вынесся на середину реки. Антон стоял без шапки. Седая прядка свисала на глаза.
— Тоша, не ехай! — сказала Груша. — С кем там гулять будешь?
— Не дури, тамада! Дубовка-дыня с низов идет. Самое время…
— Никто и не собирается, — сказал Антон, — мало что… А ну, пошли давай…
И уронил первый же арбуз. Девушки опасливо глядели. Никогда еще с тамадой этого не случалось.
18
Банка — скамья для гребцов на лодке.
[1] [2]