Глава IV. Островитяне

— Ребята, — заявил Сеня, — вам, надеюсь, говорили… Я назначен вас подтягивать.

— Прямо уж! — протянул Ремка.

— Да. И вам придется нажать. Я помогу.

— Уж сейчас!

— Не хотите — не надо. Но имейте в виду, в команду вас не поставят иначе.

— Стой! Это уже не тавэ!

— Ну, тогда не валяйте дурака.

— А, Пьерка? — Ремка повернулся к своему приятелю. — Пойдем навстречу? Пожалуйста? Куда? — не понял тот.

— В том-то и штука, что не подашься никуда, — ответил Ремка сердито. — По занятиям выровняться велят. Потеть придется. Ясно?

Пьер кивнул. Неизвестно, как по русскому языку успевал Пьер, но тот дурацкий, тарабарский язык, которым изъяснялся с ним Ремка, он уже постиг полностью.

— Закэ, — сказал он пренебрежительно, что означало: «законно».

— Поке, — заключил Ремка, прощаясь.

Постепенно устраивался быт островитян. С берега перевозили на большой лодке-дощанике обед в огромных кастрюлях, судках и термосах. Дежурные девочки под руководством Ирины Николаевны разогревали его на кухне. Домашние задания они теперь были не совсем домашние, а тоже школьные, классные — готовили сообща. И ребята заметно подтянулись. Только с Ремкой Штыбом не было сладу. Он не являлся на занятия. Сидел с самодельной удочкой, свесив ноги наружу, на подоконнике, там, где вода подходила к самым стенам школы. Да и Пьерку он подбивал, чтобы тот не занимался. Сколько ни бился с ними «общественный репетитор», как назвал шутя кто-то из учителей Сеню, — у обоих, и у Пьерки и у Ремки, еще красовались в дневнике двойки по математике и по русскому. Иногда хотелось уже плюнуть на все и отказаться.

— Не стану я вас больше подтягивать! — заявил в сердцах Сеня. — Не могу я вас силком тащить. Не хотите — не надо, получайте очередную пару.

— Ну и тю-тю кубок Тулубея! Увезут его — будь здоров! — насмехался Ремка Штыб.

— Да если нас нет — кубок адье! — спешил поддакнуть Пьер.

— И если будешь очень артачиться, — угрожал Ремка, — так мы мигом Ксанке скажем, что ты отказываешься выполнять пионерское поручение. Слушай, Сенька, ну чего ты, правда, зря с нами время тратишь? Ты нам лучше реши задачку, когда контрольная будет, подсоби, и все будет в порядке. И сочинение, когда будет. Все от тебя самого зависит.

А Ксана спрашивала то и дело: — Ну как они у тебя, двигаются?

— Я сам бы их двинул! — угрюмо отвечал Сеня.

— Смотри, Грачик, мы на тебя рассчитываем. Они же такие невыдержанные, что на тебя вся надежда. Имей в виду.

Через несколько дней на лодках команду участников эстафетного бега стали возить на берег для тренировки. Иногда приходил смотреть на подготовку к соревнованиям Незабудный. Присаживался на скамеечку, смотрел внимательно и частенько досаждал советами физкультурнику Дмитрию Антоновичу. Не сиделось старику на месте. Он все вставал, что-то собираясь заметить, сам на себя сердито махал рукой, садился, но через минуту не выдерживал опять:

— Тут, виноват, надо бы ему рывок чище отработать!

На лодочную станцию привезли новенькую легкую, пустотелую, как мандолина, верткую байдарку. И Сеня теперь под руководством Дмитрия Антоновича тренировался ежедневно, так как для этого не надо было ехать на берег. Байдарку разрешили каждый день пригонять к школе.

Тут и объявился снова Махан. На время он куда-то исчезал, и все надеялись, что он теперь совсем уже сгинул после позорного столкновения с Сеней и Незабуд-ным… Но, подобно тому, как разлившаяся вода иной раз приносила то пустую полузатонувшую жестянку, всплывшую где-то на пустыре, то дохлого суслика, то расколо-тое корыто, то еще какую-нибудь дрянь, так и Славку Махана неожиданно принесло на берег водохранилища. На земле ему уже, видно, не было подходящего места. Нашлось у воды.

Когда-то Славка Махан служил две недели в Николаеве на пристани, в память чего постоянно носил полосатую тельняшку, широченные матросские клеши со вставными клиньями по шву и всем показывал вытатуированный на руке якорь. Людей, знакомых с пристанями и лодками, в Сухоярке было еще очень мало. Пришлось принять услуги Махана. Он стал работать на лодочной пристани. Известие, что Артем Незабудный пожертвовал свой драгоценный кубок в качестве приза для пионерской эстафеты, Махан принял по-своему. — Темнит старик. Свой припрятал, второй выдал, чтобы отцепились, чтобы разговора не было. Хитер. Да не хитрей меня…

Пытался он завести снова разговор на эту тему с Пьером. Начал издалека, подходил осторожно: ну как, мол, дедушка пристроил капитал? И тому подобное. Но в школу Махана не пускали, а на берегу подробно поговорить не удавалось: сразу появлялись ребята, и в первую очередь тот же Сеня. Приходилось прекращать разговор. Махан возненавидел почему-то особенно Сеню. То ли он еще не забыл, в какой постыдной позиции видели его именно из-за этого пионерчика, который всюду совал свой нос и едва не заставил поплатиться таковым Махана. То ли он чуял, что Пьер постепенно начинает догадываться, что большая, справедливая и решающая сила не на стороне Ремки и Махана, а на стороне маленького, на вид тщедушного Сени.

Приезжали тренироваться к лодочной пристани, в районе которой должна была проводиться эстафета, школьники из райцентра, чтобы пройти подготовку на этапах, где будет разыгрываться состязание. Это были рослые, уверенные ребята. И девочки были под стать — все крепенькие, высокие. И, глядя на них, Сеня решил, что действительно без Пьера, отлично показавшего себя на тренировках, и без Ремки Штыба, давно уже завоевавшего славу одного из лучших бегунов школы, не видать тулубеевцам почетного приза.

А тут еще физкультурник Дмитрий Антонович вдруг забеспокоился: хорошо ли умеет Сеня плавать? Без этого ведь было рискованно участвовать в эстафете на этапе байдарок. Легкое ненадежное суденышко всегда могло перевернуться в спешке состязания. До последних дней вода была холодная, и купаться еще не разрешалось. Но теперь южное солнце уже согрело верхние слои воды. Физкультурник решил попробовать. Сеня успокоил его, что он давно уже знает все способы плавания. «Теоретически», — еле слышно добавил Сеня, так как малый он был честный.

Теоретически? — только и протянул Дмитрий Антонович.
[1] [2]