Глава двадцать четвертая

Долго и молча сидели они в черной тени музейных колонн, думая о маленьком своем счастье. Было тепло и темно, как между ладонями.

– Помните, я рассказывала вам о Корейке ? – сказала вдруг Зося. – О том, который делал мне предложение?

– Да, – сказал Остап рассеянно.

– Он очень забавный человек, – продолжала Зося. – Помните, я вам рассказывала, как неожиданно он уехал?

– Да, – сказал Остап более внимательно, – он очень забавный.

– Представьте себе, сегодня я получила от него письмо. Очень забавное...

– Что? – воскликнул влюбленный, поднимаясь с места.

– Вы ревнуете? – лукаво спросила Зося.

– М-м, немножко. Что же вам пишет этот пошляк?

– Он вовсе не пошляк. Он просто очень несчастный и бедный человек. Садитесь, Остап. Почему вы встали? Серьезно, я его совсем не люблю. Он просит меня приехать к нему.

– Куда, куда приехать? – закричал Остап. – Где он?

– Нет, я вам не скажу. Вы ревнивец. Вы его еще убьете.

– Ну что вы, Зося! – осторожно сказал командор. – Просто любопытно узнать, где это люди устраиваются.

– О, он очень далеко. Пишет, что нашел очень выгодную службу, здесь ему мало платили. Он теперь на постройке Восточной магистрали .

– В каком месте?

– Честное слово, вы слишком любопытны! Нельзя быть таким Отелло!

– Ей-богу, Зося, вы меня смешите. Разве я похож на старого глупого мавра? Просто хотелось бы узнать, в какой части Восточной магистрали устраиваются люди.

– Я скажу, если вы хотите. Он работает табельщиком в северном укладочном городке, – кротко сказала девушка, – но он только так называется – городок. В  самом деле это поезд. Мне Александр Иванович очень интересно описал. Этот поезд укладывает рельсы. Понимаете? И по ним же движется. А навстречу ему, с юга, идет другой такой же городок. Скоро они встретятся. Тогда будет торжественная смычка. Все это в пустыне, он пишет, верблюды... Правда, интересно?

– Необыкновенно интересно, – сказал великий комбинатор, бегая под колоннами. – Знаете что, Зося, надо идти. Уже поздно. И холодно. И,  вообще, идемте!

Он поднял Зосю со ступенек, вывел на площадь и здесь замялся.

– Вы разве меня не проводите домой? – тревожно спросила Зося .

– Что? – сказал Остап. – Ах, домой? Видите, я...

– Хорошо, – сухо молвила Зося, – до свидания . И не приходите больше ко мне. Слышите?

Но великий комбинатор уже ничего не слышал. Только пробежав квартал, он остановился.

– Нежная и удивительная! – пробормотал он.

Остап повернул назад, вслед за любимой. Минуты две он несся под черными деревьями. Потом снова остановился, снял капитанскую фуражку и затоптался на месте.

– Нет, это не Рио-де-Жанейро! – сказал он наконец.

Он нахлобучил фуражку и, уже не рассуждая, помчался на постоялый двор.

В ту же ночь из двора , бледно светя фарами, выехала Антилопа . Заспанный Козлевич с усилием поворачивал рулевое колесо. Балаганов успел заснуть в машине во время коротких сборов. Паниковский грустно поводил глазами , вздрагивая от ночной свежести. На его лице еще виднелись следы праздничной пудры.

– Карнавал окончился! – крикнул командор, когда Антилопа со стуком проезжала под железнодорожным мостом. – Начинаются суровые будни!

А в комнате старого ребусника у букета засохших роз плакала нежная и удивительная.
[1] [2] [3]