& Петров Евгений. Золотой теленок (1)

И секретарь секции, расставив ноги, стал живо развязывать тесемки своей "Musique".

Эта неосторожность решила спор. Увидев, что путь свободен, Талмудовский поднялся на ноги и что есть силы закричал:

-- Пошел на вокзал!

-- Куда? Куда? -- залепетал секретарь, устремляясь за экипажем. -- Вы--дезертир трудового фронта!

Из папки "Musique" вылетели листки папиросной бумаги с какими-то лиловыми "слушали-постановили".

Приезжий, с интересом наблюдавший инцидент, постоял с минуту на опустевшей площади и убежденным тоном сказал:

-- Нет, это не Рио-де-Жанейро. Через минуту он уже стучался в дверь кабинета предисполкома.

-- Вам кого? - спросил его секретарь, сидевший за столом рядом с дверью. -- Зачем вам к председателю? По какому делу?

Как видно, посетитель тонко знал систему обращения с секретарями правительственных, хозяйственных и общественных организаций. Он не стал уверять, что прибыл по срочному казенному делу.

-- По личному, - сухо сказал он, не оглядываясь на секретаря и засовывая голову в дверную щель. - К вам можно?

И, не дожидаясь ответа, приблизился к письменному столу:

-- Здравствуйте, вы меня не узнаете? Председатель, черноглазый большеголовый человек в синем пиджаке и в таких же брюках, заправленных в сапоги на высоких скороходовских каблучках, посмотрел на посетителя довольно рассеянно и заявил, что не узнает.

-- Неужели не узнаете? А между тем многие находят, что я поразительно похож на своего отца.

-- Я тоже похож на своего отца, -- нетерпеливо сказал председатель. -- Вам чего, товарищ?

-- Тут все дело в том, какой отец, - грустно заметил посетитель. -- Я сын лейтенанта Шмидта.

Председатель смутился и привстал. Он живо вспомнил знаменитый облик революционного лейтенанта с бледным лицом и в черной пелерине с бронзовыми львиными застежками. Пока он собирался с мыслями, чтобы задать сыну черноморского героя приличествующий случаю вопрос, посетитель присматривался к меблировке кабинета взглядом разборчивого покупателя

Когда-то, в царские времена, меблировка присутственных мест производилась по трафарету. Выращена была особая порода казенной мебели: плоские, уходящие под потолок шкафы, деревянные диваны с трех дюймовыми полированными сиденьями, столы на толстых бильярдных ногах и дубовые парапеты, отделявшие присутствие от внешнего беспокойного мира. За время революции эта порода мебели почти исчезла, и секрет ее выработки был утерян. Люди забыли, как нужно обставлять помещения должностных лиц, и в служебных кабинетах показались предметы, считавшиеся до сих пор неотъемлемой принадлежностью частной квартиры. В учреждениях появились пружинные адвокатские диваны с зеркальной полочкой для семи фарфоровых слонов, которые якобы приносят счастье горки для посуды, этажерочки, раздвижные кожаные кресла для ревматиков и голубые японские вазы. В кабинете председателя арбатовского исполкома, кроме обычного письменного стола, прижились два пуфика, обитых полопавшимся розовым шелком, полосатая козетка, атласный экран с Фузи-Ямой и вишней в цвету и зеркальный славянский шкаф грубой рыночной работы.

"А шкафчик-то типа "Гей, славяне! " -- подумал посетитель. -- Тут много не возьмешь. Нет, это не Рио-деЖанейро".

-- Очень хорошо, что вы зашли, -- сказал, наконец, председатель. - Вы, вероятно, из Москвы?

-- Да, проездом, -- ответил посетитель, разглядывая козетку и все более убеждаясь, что финансовые дела исполкома плохи. Он предпочитал исполкомы, обставленные новой шведской мебелью ленинградского древтреста.

Председатель хотел было спросить о цели приезда лейтенантского сына в Арбатов, но неожиданно для самого себя жалобно улыбнулся и сказал:

-- Церкви у нас замечательные. Тут уже из Главнауки приезжали, собираются реставрировать. Скажите, а вы-то сами помните восстание на броненосце "Очаков"?

-- Смутно, смутно, -- ответил посетитель. -- В то героическое время я был еще крайне мал. Я был дитя.

-- Простите, а как ваше имя?

-- Николай... Николай Шмидт.

-- А по батюшке?

-- Ах, как нехорошо! " -- подумал посетитель, который и сам не знал имени своего отца.

-- Да-а, -- протянул он, уклоняясь от прямого ответа, теперь многие не знают имен героев. Угар нэпа. Нет того энтузиазма, Я собственно попал к вам в город совершенно случайно. Дорожная неприятность. Остался без копейки.

Председатель очень обрадовался перемене разговора. Ему показалось позорным, что он забыл имя очаковского героя.

"Действительно, - думал он, с любовью глядя на воодушевленное лицо героя, - глохнешь тут за работой. Великие вехи забываешь".

-- Как вы говорите? Без копейки? Это интересно.

-- Конечно, я мог бы обратиться к частному лицу, - сказал посетитель, - мне всякий даст, но, вы понимаете, это не совсем удобно с политической точки зрения. Сын революционера -- и вдруг просит денег у частника, у нэпмана...

Последние слова сын лейтенанта произнес с надрывом. Председатель тревожно прислушался к новым интонациям в голосе посетителя. "А вдруг припадочный? -- подумал он, -- хлопот с ним не оберешься".

-- И очень хорошо сделали, что не обратились к частнику, -- сказал вконец запутавшийся председатель.

Затем сын черноморского героя мягко, без нажима перешел к делу. Он просил пятьдесят рублей. Председатель, стесненный узкими рамками местного бюджета, смог дать только восемь рублей и три талона на обед в кооперативной столовой "Бывший друг желудка".

Сын героя уложил деньги и талоны в глубокий карман поношенного серого в яблоках пиджака и уже собрался было подняться с розового пуфика, когда за дверью кабинета послышался топот и заградительный возглас секретаря.

Дверь поспешно растворилась, и на пороге ее показался новый посетитель.

-- Кто здесь главный? -- спросил он, тяжело дыша и рыская блудливыми глазами по комнате.

-- Ну, я, -- сказал председатель.

-- Здоров, председатель, -- гаркнул новоприбывший, протягивая лопатообразную ладонь. -- Будем знакомы. Сын лейтенанта Шмидта.

-- Кто? - спросил глава города, тараща глаза.

-- Сын великого, незабвенного героя лейтенанта Шмидта, -повторил пришелец,

-- А вот же товарищ сидит-- сын товарища Шмидта, Николай Шмидт.

И председатель в полном расстройстве указал на первого посетителя, лицо которого внезапно приобрело сонное выражение.

В жизни двух жуликов наступило щекотливое мгновение. В руках скромного и доверчивого председателя исполкома в любой момент мог блеснуть длинный неприятный меч Немезиды. Судьба давала только одну секунду времени для создания спасительной комбинации. В глазах второго сына лейтенанта Шмидта отразился ужас.

Его фигура в летней рубашке "Парагвай", штанах с матросским клапаном и голубоватых парусиновых туфлях, еще минуту назад резкая и угловатая, стала расплываться, потеряла свои грозные контуры и уже решительно не внушала никакого уважения. На лице председателя появилась скверная улыбка.

И вот, когда второму сыну лейтенанта уже казалось, что все потеряно и что ужасный председательский гнев свалится сейчас на его рыжую голову, с розового пуфика пришло спасение.

-- Вася! - закричал первый сын лейтенанта Шмидта, вскакивая. -- Родной братик! Узнаешь брата Колю?

И первый сын заключил второго сына в объятия.
[1] [2] [3] [4]