«Какое ТЕБЕ дело до того, что думают другие?» (2)

Тогда приходит другой каталог: большие яхты — шхуны длиной в сорок футов и тому подобное — для очень состоятельных людей. Она пишет: «Раз ты отказался от тех лодок, быть может, мы купим одну из этих».

Я пишу: «Знаешь: ты опять переборщила с масштабом!»

Вскоре приходит третий каталог: различные виды моторных лодок — Крискрафт такой, Крискрафт сякой.

Я пишу: «Слишком дорого!»

Наконец, я получаю записку: «Это твой последний шанс, Ричард. Ты все время говоришь нет». Оказывается, что ее подруга хочет продать свою гребную шлюпку за 15 долларов — бывшую в употреблении шлюпку — и, может быть, мы ее купим, чтобы следующим летом покататься на ней.

Итак, да. Я хочу сказать, разве можно сказать «нет» после всего этого?

Что ж, я по-прежнему пытаюсь догадаться, к чему ведет этот огромный каталог кухонного оборудования для крупных заведений, когда приходит другой каталог: оборудование для отелей и ресторанов — предложение для небольших и средних отелей и ресторанов. Потом, через несколько дней, приходит каталог для кухни в твоем новом доме.

Когда в следующую субботу я еду в Альбукерки, я выясняю, в чем же все-таки дело. В ее комнате стоит маленький мангал с решеткой — она заказала его по почте в «Сеарс». Мангал около восемнадцати дюймов по диагонали, с маленькими ножками.

— Я подумала, что мы могли бы готовить бифштексы, — говорит Арлин.

— Как, черт возьми, мы сможем пользоваться им в комнате, здесь, от него же будет дым и все прочее?

— Да нет же, — говорит она. — Тебе нужно лишь вынести его на лужайку. Тогда ты каждое воскресенье сможешь готовить нам бифштексы.

Больница находилась прямо на главном шоссе, которое пересекает Соединенные Штаты! «Я не могу это сделать, — сказал я. — Я хочу сказать, что со всеми этими легковушками и грузовиками, которые ездят мимо, со всеми прохожими, которые ходят по тротуару туда-сюда, я не могу просто выйти и начать готовить бифштексы на лужайке!»

«Какое тебе дело до того, что думают другие?» (Арлин замучила меня этим!) «Ладно, — говорит она. — Я согласна на компромисс: тебе не придется надевать колпак и перчатки шеф-повара».

Она берет в руки колпак — самый настоящий колпак шеф-повара — и перчатки. Потом говорит: «Примерь-ка фартук», — и разворачивает его. На нем написано что-то в высшей степени дурацкое типа «ШАШ-ЛЫЧ-НЫЙ КОРОЛЬ» или что-то в этом роде.

— Хорошо, хорошо! — в ужасе говорю я. — Я буду готовить бифштексы на лужайке! — Вот так, каждую субботу или воскресенье я выхожу на главное шоссе США и готовлю бифштексы.

Потом были рождественские открытки. Однажды, всего через несколько недель после моего приезда в Лос-Аламос, Арлин говорит: «Я подумала, что было бы хорошо послать всем рождественские открытки. Хочешь посмотреть, какие я выбрала?»

Открытки были хорошие, просто замечательные, но внутри было написано: «Веселого Рождества, от Рича и Путси». «Я не могу посылать эти открытки Ферми и Бете, — воспротивился я. — Я их почти не знаю!»

— Какое тебе дело до того, что думают другие? — естественно. Таким образом, мы их послали.

Наступает следующий год, и примерно к этому же времени я уже знаю Ферми. Я знаю Бете. Я был у них в гостях. Я заботился об их детях. Мы очень дружны.

И тут Арлин очень официальным тоном говорит мне: «Ты не спросил меня о наших рождественских открытках в этом году, Ричард…»

У меня МОРОЗ по коже. «Э, да, давай посмотрим открытки».

В открытках написано: «Веселого Рождества и счастливого Нового Года, от Ричарда и Арлин Фейнман». «Что ж, прекрасно, — говорю я. — Очень милые открытки. Они прекрасно подойдут для всех».

— Нет, нет, — говорит она. — Они не подойдут ни для Ферми, ни для Бете, ни для всех остальных знаменитостей. — Естественно, у нее есть еще одна коробка с открытками.

Она достает одну открытку. На ней написано все, как обычно, и подпись: «От доктора и миссис Р.Ф. Фейнман».

Так что мне пришлось посылать им именно эти открытки.

— Что это за официоз, Дик? — смеялись они. Им жутко нравилось, что она так здорово все устраивает и что я не в состоянии что-либо изменить.

Арлин не все время придумывала игры. Она заказала книгу, которая называлась «Звук и буква в китайском языке». Книга была прекрасная — она до сих пор у меня хранится, — в ней было около пятидесяти иероглифов, написанных каллиграфическим почерком с объяснениями типа: «Беда: три женщины в доме». Арлин заказала нужную бумагу, кисти, чернила и занималась каллиграфией. Кроме этого, она купила китайский словарь, чтобы увидеть другие иероглифы.

Однажды, когда я пришел навестить ее, Арлин как раз занималась каллиграфией. Она говорит себе: «Нет, этот неправильный».

Тогда я, «великий ученый», говорю: «Что ты имеешь в виду, говоря «неправильный»? Это же лишь человеческие условности. В природе нет закона, который говорит, как они должны выглядеть; ты можешь рисовать их так, как тебе хочется».

— Я хочу сказать, что он неправильный с художественной точки зрения. Это вопрос равновесия, ощущения.

— Но они оба хороши: и первый, и второй, — протестую я.

— Вот, — говорит она и дает мне кисть. — Нарисуй сам хотя бы один.

Итак, я нарисовал один и сказал: «Минуточку. Дай я нарисую еще один — этот похож на кляксу». (Я все равно не мог сказать, что он неправильный.)

— Откуда ты знаешь, что он не должен походить на кляксу? — говорит она.

Я понял, что она имела в виду. Штрих, чтобы он хорошо выглядел, нужно рисовать совершенно определенным образом. Эстетическая вещь имеет определенные очертания, определенный характер, который я не могу описать. И поскольку описать это невозможно, я подумал, что в этом ничего нет. Однако из того опыта я узнал, что в этом что-то есть — и это очарование, которое я с тех самых пор питаю к искусству.

В это же самое время моя сестра присылает мне открытку из Оберлина, где она учится в колледже. Открытка написана карандашом, маленькими символами — на китайском языке.

Джоан на девять лет моложе меня, и она тоже занималась физикой. Ей было сложно с таким старшим братом, как я. Она всегда искала что-то, что не могу делать я, и тайно занималась китайским языком.

Что ж, китайского языка я не знаю совсем, но зато могу потратить сколько угодно времени, чтобы решить головоломку. В следующие выходные я забрал эту открытку с собой в Альбукерки. Арлин показала мне, как искать иероглифы в словаре. Нужно начинать с конца словаря с правильной категории и считать количество штрихов. Затем нужно переходить к основной части словаря. Оказывается, что каждый символ имеет несколько возможных значений и их нужно сложить вместе, прежде чем станет ясно, о чем речь.

С огромным терпением я разобрал все послание. Джоан писала что-то вроде: «Сегодня был хороший день». Только одно предложение я не смог понять. Оно гласило: «Вчера мы праздновали день образования горы», — это очевидно была ошибка. (Оказалось, что в Оберлине действительно существует какой-то безумный праздник, который называется «День образования горы», так что я все перевел правильно!)
[1] [2] [3] [4]