Успех (Книги 4-5) (7)
[1] [2] [3] [4]Это, пожалуй, может позволить себе доктор Мартин Крюгер, потому что он сидит в тюрьме, в тяжелых условиях. Или тот, кто укрылся в гавани сумасшедшего дома. Художник Ландгольцер, вероятно, может себе это позволить. Ну, а писатель Жак Тюверлен, засевший в вилле "На озере" с женой Мартина Крюгера и пишущий там радиопьесу "Страшный суд", которая к тому же принесет ему кучу долларов? Нет, к черту такое свинство!
Он не хочет походить на писателя Жака Тюверлена.
Он сел за свою пишущую машинку, у которой все еще не были исправлены буквы "е" и "х", и написал следующее:
"Приказ большевику Каспару Преклю от 19 декабря.
1. Вам надлежит отправиться к капиталисту Андреасу Рейндлю и принять все меры к тому, чтобы он послал вас в качестве старшего конструктора в Нижний Новгород.
2. Вам надлежит всеми силами способствовать тому, чтобы, прежде всего с помощью вышеупомянутого капиталиста Рейндля, был освобожден из тюрьмы отбывающий наказание Мартин Крюгер.
3. Вам надлежит поставить девице Анне Лехнер вопрос: согласна ли она вступить в партию и ехать с вами в Россию?"
Выстукивая на машинке эти строки, инженер Каспар Прекль не помнил, что однажды в его присутствии ненавистный ему писатель Жак Тюверлен почтовой открыткой сообщил самому себе директивы своего эстетического развития.
Прекль открыл дверцу тяжелой печки, которую Анни перед уходом заботливо наполнила углем. Бросил в топку листочки с написанными на них балладами. За ними последовал "Манифест" художника Ландгольцера, рисунок "Западно-восточный дубликат" и в конце концов - скульптура из дерева "Смиренное животное". Затем, даже не взглянув на то, как все это горит, он уселся к большому столу, за свои чертежи.
18. НЕКТО КИДАЕТСЯ НА РЕШЕТКУ СВОЕЙ КЛЕТКИ
Исправительная тюрьма Одельсберг когда-то была монастырем. Бывшая трапезная была теперь превращена в церковь. В сочельник вечером всех заключенных усадили на скамьи, они пели псалмы, директор произнес речь. На елке были зажжены свечи. Сзади стояли жители местечка Одельсберг, в большинстве женщины и дети. Люди в коричневой одежде косились на них, обрадовавшись редкому случаю увидеть женщин. Речь директора была бессодержательна, пение звучало плохо, елка и свечи имели жалкий вид. Но заключенные были растроганы. Многие плакали. Мартин Крюгер тоже был растроган. Позднее ему было стыдно и страшно, что все это могло его растрогать. К ужину выдали по добавочному куску сыра. Это был швейцарский сыр, твердый, острый. Мартин Крюгер ел его с наслаждением, крошку за крошкой.
Ему было сейчас нехорошо. Силен он был в те дни, когда писал о революционере Гойе. Его собственная "революция" была жалкой борьбой с зависимым от начальства тюремщиком, безнадежной и утомительной.
[1] [2] [3] [4]