Витольд Зегальский. Приключения в кольцах Сатурна

— А люди?

— Совсем посходили с ума. Когда салон заполнялся, они начинали просачиваться во внекорабельное пространство. Когда пустел — пытались увеличить количество бытии.

— И сколько времени это продолжалось?

— Долго ль, коротко ль — эти определения не имеют смысла там, где налицо замкнутая монотонная повторяемость явлений. Кольцо колебалось, а я то подметал, то полировал пустой пол салона и все думал, как бы освободиться. Наконец мне удалось разработать рискованный план. Когда маятник максимально отклонился в сторону уменьшения количества бытия, я пробил стону космолета и вывалился в пространство, попав в третье кольцо Сатурна.

— Третье кольцо!

— Да. До него тоже доходит избыток реуничтожений, выделяемых муравьями из первого кольца. Но они уже не вызывают состояния равновесия, как это происходит во втором кольце. Их слишком мало. Однако достаточно умный робот может использовать эти волны в своих целях.

— Как?

— Создавая из них такой мир, который пожелает и который хочет вообразить. Так вот, из этого хрупкого материала я построил себя, тебя, этот кабак, магнитофон, который нас подслушивает, прогорклое масло, которым нас потчует старина Джим, и эти прокисшие закуски.

— Не понимаю.

— Эх ты, растяпа. Заруби себе на носу — тебя нет. Ты и твои воспоминания о семидесяти двух хозяевах, так же как и этот задавака Джим, хозяин корчмы, — все это взято со свалки у третьего кольца Сатурна. Есть только я — Абсолютный Поглотитель Отходов Хаотической Человеческой Деятельности, я, Анодий, неизвестный герой и непризнанный поэт. А люди, которым я служил, подметая кабины и салоны, кружат во втором кольце, и в их судьбе ничего не изменится отныне и во веки веков.

— Алюминь!

Джим выключил магнитофон.

— И подумать только, — сказал он, — что эта наглая металлическая метла, которую списали с корабля, так как она уже не в состоянии была толком подметать, считает себя демиургом, создателем меня и тебя, не говоря уж о планетной системе, в которой мы живем.

— Прости, — скромно заметил я. — Разговор шел только о тебе. Магнитофон свидетель, что Анодий не знает о моем существовании, а стало быть, он меня не создавал.

— Постой, постой. Сегодня опять выплачивают пенсию роботам. Анодий и Катодий придут опрокинуть по масляшке. Может, на этот раз мы узнаем что-нибудь о внегалактических туманностях. Кто знает, что еще способна выкинуть ржавеющая система информации нахального робота. Он там, кажется, что-то пищал относительно того, что я-де ему всучиваю эрзац-масло?

— А какое масло ты ему всучиваешь?

Джим промолчал.

В течение нескольких дней я никак не мог отделаться от ощущения, что где-то уже слышал или читал о кольцах Сатурна. Решив проверить свою догадку, я отправился в библиофильмотеку, в которой просмотрел уйму книг и фильмов докибернетической эпохи, и наконец напал на фантастический рассказ, который мог послужить источником идей для Анодия. Разумеется, в рассказе не было муравейников, зато речь шла о следах какой-то цивилизации, которая окружила свою планету кольцами пространственных циклотронов и мощных магнитов двойного действия, притягивающих и отталкивающих в зависимости от направления полета космические объекты. Герои фантастической новеллы переживали различные приключения, тревоги сменялись у них надеждами, периоды депрессии — энтузиазмом. В то время в литературе существовала определенная дидактическая повествовательная схема, которой авторы придерживались, сочиняя в огромном количестве приключенческие историйки для иллюстрированных журналов.

Пользование библиофильмотеками было автоматическим, и читателям предоставлялась абсолютная свобода при одном условии: надо было расписаться в древней книге посещений. Люди, как известно, ленивы и предпочитают переносить страницы книги на экран домашнего телевизора, нежели копаться в каталогах, поэтому книга посещений была тоненькой. Тем скорее мне на глаза попало повторяющееся чаще других имя Данте Уэллс.

Однажды, когда я вышел на минутку передохнуть в небольшой сад, вдалеке мелькнула какая-то странная фигура. Тело окутывала длинная пелерина, лицо скрывалось за темными очками и высоким старинным воротником, который теперь в ходу только в театрах, когда там ставят что-нибудь античное. Действуя скорее инстинктивно, я решил поближе приглядеться к человеку в очках, однако он успел скрыться. Несколькими днями позже я наткнулся на этого незнакомца у выхода из здания библиофильмотеки. Он хотел пропустить меня вперед, но я начал разговор.

— Простите, вы случайно не Данте Уэллс?

— К вашим механическим услугам.

Меня удивил несколько устаревший оборот речи. Я внимательно присмотрелся. Неужели? Ну, конечно! Что скрывается под одеждой и маской? Я решил рискнуть.

— Мы, кажется, знакомы?

— С вашего разрешения, это ошибка.

Теперь я был совершенно уверен, что видел его в корчме Джима.

Я пошел в атаку.

— Анодий?

Послышалось отчаянное:

— Т-с-с-с…

Я вспомнил, что под угрозой вывинчивания пятого юстировочного винта роботам вход в библиофильмотеку запрещен. Однако мне удалось успокоить Анодия и пригласить его на интимную беседу в кафе. Я пил коньяк, он бензин. Несмотря на это, нам удалось отлично сговориться.

— Почему ты назвал себя Уэллсом? Ты знаешь, кто ото такой?

— Знаю. Весьма совершенный робот докосмической эры, — без колебаний ответил Анодий. — Я видел его фильмы "Машина времени", "Человек-невидимка".

— Хм! Робот? Впрочем, не в этом дело. А Данте?

— О, это был ужасный дракон. Он жил в долине, именуемой Флоренция, а когда люди изгнали его оттуда, спрятался в темном лесу и выкопал в нем три ямы: ад, чистилище и рай. Ваду были калориферы, правда старого типа, но зимой грели неплохо. В чистилище подавали отличное мороженое с керосинированным наполнителем. А рай — это была библиофильмотека, в которую впускали только драконов и роботов.

Если б не изумление и не боязнь прервать беседу, я рассмеялся бы во весь голос. Анодий не избавился от подозрительности, его линзы в объективах время от времени мутнели, что явно указывало на большие колебания напряжения. Поэтому я прикинулся, что его знания вызывают у меня удивление.
[1] [2] [3]