Глава 6
[1] [2] [3]Гэри рассмеялся. Он полностью разделял презрительное отношение своей жены, Дорс, к большинству ее коллег. Последнее время при изучении прошлого историки чаще руководствовались личными предпочтениями, чем историческими фактами.
Когда-то Гэри думал, что история складывается лишь из бесконечного копания в стародавних, заплесневевших файлах. К тому же, если бы Дорс показала ему, как отыскивать нужные сведения — то ли в старинных закодированных ферритовых цилиндрах, то ли в полимерных блоках или спиралях, — тогда у него появилась бы прочная основа для исторической математики. Разве Дорс и ее коллеги не добавляли всякий раз по кирпичику знаний к непрерывно растущему зданию истории?
Однако в нынешние времена у историков вошло в моду переделывать прошлое, представлять его в том или ином — какой больше нравится — виде. Появились целые группы историков, выступавших против античности, против «их» истории в противоположность «нашей». И вот, откуда ни возьмись, во множестве стали возникать нужные дополнения и исправления. Так называемые «спиралоцентристы» отстаивали мнение, что действие исторических сил распространяется вдоль ветвей галактической спирали, от центра к периферии. А просто «центристы» утверждали, что истинный источник всех тенденций, направлений, течений, какие только есть в истории, и даже эволюции вообще — это Центр Галактики. «Технократы» противостояли «натуралистам», которые полагали, что врожденные человеческие качества претерпевают неестественные изменения.
В мириадах фактов и мелких подробностей специалист мог увидеть, как тенденции и веяния современной политики зеркально отражаются в прошлом. Но настоящее все время менялось, разрушение и преобразование продолжались непрерывно. И казалось, что этот процесс невозможно рассматривать вне истории как таковой — а ведь это на редкость ненадежная основа, особенно если учесть, сколько чудовищных пробелов встречается в исторических хрониках. Для Гэри Селдона история представлялась скорее предпосылкой, чем основой. Неоспоримого, безусловного прошлого не существует.
Если что и сдерживало центробежные силы относительности в истории, так это довольно широкие рамки всеобщего согласия: «позвольте мне придерживаться своего мнения, и я позволю вам остаться при вашем». Как бы то ни было, большинство людей считали, что Империя — это благо. Что долгие периоды спокойной жизни — это золотые века Империи, потому как перемены всегда обходятся недешево. И когда нужно выбирать среди множества претендентов, каждый из которых настаивает на первостепенной важности именно своей родословной, нужно выяснить, кто и что сделал для человечества.
Но на этом согласие заканчивалось. Не существовало общепринятого мнения относительно того, к чему идет человечество — или, в частности, Империя. Гэри даже подозревал, что даже сам этот вопрос отступал на задний план и превращался в перепалку историков, потому что большинство их просто боялись заглядывать в будущее. Они чувствовали в глубине души, что там, впереди, за горизонтом, Империю может поджидать не просто очередной спад-подъем. Там может скрываться и полное крушение.
— Так что же нам делать?..
Гэри сообразил, что Юго уже не первый раз повторяет этот вопрос. Ну вот, снова он отрешился от действительности, погрузившись в свои мечтания.
— Я… Честно говоря, даже не знаю.
— Может, добавить еще одну логическую структуру для основных инстинктов?
Гэри покачал головой.
— Люди — больше, чем животные, они не всегда подчиняются инстинктам. Но они действительно могут вести себя, как стадо — возможно, как стадо приматов.
— И что… Нам придется с этим разбираться? — обреченно спросил Юго.
Гэри развел руками.
— Признаться, да. Я чувствую, что эта логическая линия к чему-то приведет, но к чему — сказать пока не в силах.
Юго кивнул и улыбнулся.
— Это станет ясно, когда все будет готово.
— Спасибо, Юго. Я знаю, что я далеко не самый удобный сотрудник. Я слишком подвержен переменам настроения.
— Да все нормально, Гэри. Ты в порядке. Просто почаще думай вслух — вот и все. Идет?
— Иногда я не вполне уверен, что вообще о чем-то думаю…
— Давай, я покажу тебе, что у меня получилось. Последние!
Юго любил похвастаться своими достижениями, и Гэри пересел, пропустив его к контрольной панели своего головидео. В воздухе вспыхнуло многоцветное переплетение графиков и диаграмм. Уравнения материализовались в трехмерном пространстве, каждый показатель был выделен отдельным цветовым кодом.
Их оказалось так много! Они напомнили Гэри огромную стаю птиц, рассевшихся на длинной прибрежной полосе.
Психоистория в основе своей — это громадная подборка взаимозависимых закономерностей, уравнений, описывающих все перемены в истории. Невозможно было изменить что-нибудь одно в этих уравнениях так, чтобы это не отразилось на всех остальных. К примеру, изменится количество населения — и сразу же меняется оживленность торговли, и разновидности развлечений, и общественная мораль, и нормы сексуальных отношений, и еще сотни других факторов.
Несомненно, какие-то факторы были маловажными и незначительными, только вот — какие именно? История — это бездонная бочка, битком набитая всяческими фактами и фактиками, бессмысленными, если нет способа отсеивать из общей каши то, что действительно заслуживает внимания. А потому первейшая задача любой теории истории — выявить глубинные, скрытые изменения и закономерности.
— Класс ретроспективного описания — «престо»! — Юго изящно взмахнул рукой, указав на висящие в воздухе выстроенные в сложном порядке трехмерные графические изображения. — Экономические показатели, целые семейства переменных, множество работ.
— За какой период?
— От третьего до седьмого тысячелетия Галактической Эры.
Многомерные плоскости, которыми изображались изменения в экономике, были похожи на перекрученные сосуды, наполненные взбитой, переливающейся жидкостью. Желтые, янтарные, ярко-алые потоки струились в воздухе, медленно перетекая один в другой, плавно огибая друг друга или пронзая насквозь. Медленное, размеренное движение этих причудливых струй походило на удивительный колдовской танец. Гэри всегда изумлялся, наблюдая, как прекрасное рождается из такой неподходящей среды, как математика. Юго собрал воедино сложнейшие, трудные для понимания эконометрические величины, и вот, описанные на протяжении многих веков, они предстали в облике изысканных, причудливых узоров.
— На удивление удачное, гармоничное сочетание, — признал Гэри. Желтые струи исторических сведений были очень четко отграничены от всех остальных разноцветных потоков, которые осторожно огибали желтое, отыскивая для себя свободные промежутки и дополнительные уровни. — И сохраняется на протяжении более четырех тысячелетий! А поправки на бесконечность?
— Их полностью нивелирует новая программа ренормализации.
— Чудесно! И ведь исторические данные по середине Галактической Эры наиболее полные и точные, так?
— Ага. Политики влезли уже после седьмого тысячелетия. Дорс помогла мне разобрать эту свалку, мы вместе отсеяли мусор.
Гэри услаждал свой взор созерцанием изысканной гармонии цветовых потоков, похожих на переливы старинного вина в сообщающихся сосудах причудливой формы.
Психоисторические категории всегда строго соответствовали друг другу. История же вовсе не была твердой, устоявшейся системой фактов, ее нельзя было сравнить с прочным стальным мостом, протянувшимся через тысячелетия — скорее она напоминала подвесной веревочный мостик, который раскачивался и прогибался при каждом шаге. И все это находило отражение в уравнениях и закономерностях — постоянные колебания, небольшие отклонения и даже грубые несоответствия, вплоть до неопределенных бесконечностей. А поскольку ничто в реальности не может тянуться бесконечно, в уравнения приходилось вводить ограничивающие поправки. Гэри и Юго многие годы бились над тем, чтобы отследить и отсечь эти предательские бесконечности. И, может быть, уже почти достигли цели.
— Как выглядят эти уравнения, если их просто прогнать дальше, за седьмое тысячелетие? — спросил Гэри.
— Начинают быстро накапливаться отклонения, — признался Юго.
Петли обратной связи были далеко не новым явлением. Гэри знал общую теорему, невообразимо древнюю: если все отклонения в системе строго взаимосвязаны ч взаимно уравновешены и есть возможность произвольно, определенно и существенно изменять один из параметров, это означает, что соответственно можно опосредованно влиять и на все остальные составляющие системы. Систему можно вывести к заранее заданному состоянию посредством мириадов заложенных в ней петель обратной связи. Уравновешенная система реагирует на внешние воздействия гармонично — за счет устойчивых внутренних связей. Она получает приказ от самой себя — и исполняет его.
Но история, конечно же, не выполняет ничьих приказов. Однако за такие долгие промежутки времени, как, скажем, четыре тысячелетия, каким-то образом включаются закономерности, которые уравновешивают все отклонения. И психоистория способна прочесть эти закономерности и восстановить исторические события в ретроспективе — другими словами, как бы «предсказать» прошлое.
В по-настоящему сложных системах механизмы саморегулирования настолько запутаны, что даже не доступны человеческому пониманию, — они выходят за пределы восприятия человеческого мозга, и — это самое существенное — их даже незачем понимать.
Но если что-то в системе начинает барахлить, давать сбои тогда кто-то должен покопаться в ее внутренностях и разобраться, что там не так.
— Есть какие-нибудь мысли? Предложения? Юго пожал плечами.
— Вот, посмотри-ка сюда.
Разноцветные потоки струились и перетекали, словно вдоль стен причудливо изогнутых сосудов, и Гэри заметил, что возле «стенок» они как бы взвихряются. В этих завихрениях проявились дополнительные искривления ярко расцвеченных потоков данных. Красно-оранжевые струи поля вероятностей пошли волнами, распространяя вокруг, по соседним слоям, пурпурные колебания. Волны расходились в разные стороны, и вот уже вся голограмма оказалась покрыта рябью, правильный и стройный рисунок сломался, превратился в хаотичное смешение цветных водоворотов.
— Уравнения выдохлись, — заметил Гэри.
— Ага. Слишком большой отрезок времени, — откликнулся Юго. — Протяженность больших циклов — около ста двадцати пяти лет. Но если сгладить отклонения на события, которые длятся менее восьмидесяти лет, мы получаем точную и устойчивую модель. Смотри дальше.
Гэри проследил взглядом за турбулентными завихрениями, которые превратились в настоящий ураган в многоцветном океане. — Таким образом сводятся на нет все проблемы с так называемыми «различиями поколений» — это Дорс их так называет. Я могу, к примеру, взять Зоны, в которых целенаправленно увеличивают продолжительность человеческой жизни. Я пытаюсь выстроить уравнение на будущий промежуток времени — но у меня не хватает данных. Как быть? Тогда я рассматриваю историю в целом, и оказывается, что такие культуры долго просто не удерживаются.
— Ты уверен? Я бы предположил, что увеличение предельной продолжительности жизни может внести больше определенности в общую картину.
— Не скажи! Я проверял: когда средняя продолжительность жизни увеличивается настолько, что достигает длительности большого социального цикла — то есть примерно ста десяти стандартных лет, — нестабильность только возрастает. И целые планеты увязают в войнах, экономических депрессиях, всеобщих социальных беспорядках.
Гэри нахмурился.
— Это явление — оно было где-нибудь описано?