О ВРЕДЕ ПЬЯНСТВА

– Наконец-то ты разумно ставишь задачу.

– Разумеется, - согласился я. Как вы знаете, я не могу назвать себя неразумным человеком. Просто у меня свои цели и способы.

– Да, - сказал Азазел. - Это твое несчастное насекомое твоего вида не может эффективно перерабатывать алкоголь, и у нее в крови накапливаются промежуточные продукты его обмена, и неприятные ощущения вызываются интоксикацией - очень точное слово, происходящее, как я понял из изучения твоего словаря, от греческого "яд внутри".

Я скривился. Современные греки смешивают, как вы знаете, вино со смолой, а древние смешивали его с водой. Естественно, что они говорят о "яде внутри", если еще до питья сами отравили вино.

Азазел продолжал:

– Необходимо будет только переделать ферментную схему так, чтобы у нее алкоголь быстро и надежно преобразовывался во фрагменты с двойной углеродной связью, - это перекресток метаболических путей, ведущих к жирам, углеводам и белкам, и тогда никакой интоксикации не будет. Алкоголь станет для нее обыкновенной здоровой пищей.

– Азазел, кое-какая интоксикация нам нужна - необходима для появления веселого безразличия к глупым строгостям, всосанным с молоком матери.

Это он понял сразу.

– Да, насчет матерей - это мне понятно. Помню, как моя третья матушка меня учила: "Азазел, никогда не хлопай следоподелательными мембранами в присутствии юной малобы". А как иначе добиться, чтобы она...

Я снова его перебил:

– Так ты можешь организовать минимальную интоксикацию промежуточными продуктами до состояния легкой эйфории?

– Проще простого, - ответил Азазел, и надо сказать, у него был довольно неприятный вид, когда он сцапал монетку, превышавшую в высоту его рост (если ее поставить на ребро).

Только через неделю я смог проверить, что делается с Иштар. Это было в баре одного из городских отелей, который так озарился, когда она вошла, что несколько завсегдатаев были вынуждены надеть темные очки. Она усмехнулась:

– А что мы тут делаем? Вы же знаете, что я пить не могу.

– Это не выпивка, дитя мое, пить мы не будем. Это мятный напиток, и тебе он понравится.

Сговорившись с барменом заранее, я ему мигнул, и он подал грассхопер. Она слегка попробовала и сказала:

– О, это хорошо.

Потом она откинулась назад и дала напитку проскользнуть в горло. Прислушалась к своим ощущениям, провела изящным язычком по не менее изящным губам и спросила:

– А еще можно?

– Ну, конечно, - благородно ответил я. - По крайней мере еще один можно было бы, если бы я не забыл, как дурак, дома свой бумажник...

– Я плачу. У меня денег полно.

Я всегда говорил, что никогда не поднимается красивая женщина до таких высот, как наклоняясь за кошельком к стоящей у ее ног сумке. В таких условиях мы пили без оглядки. По крайней мере она. Еще один грассхопер, потом рюмка водки, двойной виски-сода и еще несколько других, а когда все это было принято, никаких признаков интоксикации у девушки не наблюдалось, хотя улыбка ее опьяняла больше, чем все ею выпитое.

– Мне так хорошо, так тепло, - заявила девушка, - и у меня такая... готовность, если вы правильно меня понимаете.

Я думал, что понимаю, но не хотел спешить с выводами.

– Не думаю, что твоей маме это могло бы понравиться (проверка, проверка и еще раз проверка).

– А при чем здесь моя мама? - сказала она. - Ни при чем. И как она об этом узнает? Никак! - Она испытующе на меня взглянула и вдруг наклонилась ко мне и поднесла мою руку к губам: - Куда мы могли бы пойти?

Вы, мой друг, я полагаю, знаете мой взгляд на такие вещи. Отказывать юной леди, которая столь вежливо просит о мелкой услуге, - это не в моих правилах. Меня воспитали в твердых правилах - всегда и во всем быть джентльменом. Но тут я слегка заколебался.

Во-первых, хотя вы этому вряд ли поверите, мои лучшие дни уже позади хотя и недалеко, но позади. А чтобы удовлетворить такую женщину, как Иштар, столь юную и сильную, может понадобиться довольно много времени - надеюсь, вы меня понимаете. Далее, если она потом вспомнит, что произошло, и решит, что я воспользовался ее состоянием, то могут быть неприятности. Она девушка импульсивная и может наломать костей раньше, чем я ей что бы то ни было объясню.

Поэтому я предложил пойти ко мне и выбрал кружной путь. Прохладный вечерний ветерок остудил ее разгоряченную головку, и я избежал опасности.

Другие - нет. Не один молодой человек приходил потом ко мне с рассказами об Иштар, потому что, как вы знаете, мое спокойное дружелюбное достоинство располагает людей к откровенности. Этого никогда, к сожалению, не случалось в барах, поскольку те ребята, о которых идет речь, от баров шарахались - по крайней мере какое-то время. Дело в том, что они пытались пить наравне с Иштар - и всегда с плачевным результатом.

– Голову даю на отсечение, - говорил мне один из них, - что у нее потайная трубка изо рта в сорокаведерную бочку где-то под столом, но поймать ее не удалось. Однако это ерунда по сравнению с тем, что было потом.

Бедняга отощал от того ужаса, что довелось ему пережить. Он пытался что-то рассказать, но слов не находил.

– Запросы, ну запросы, - повторял он, дрожа и оглядываясь. Ненасытная! Ненасытная!

А я радовался, что так удачно избежал такой опасности, которая и молодых парней в расцвете мужских сил еле-еле оставляла в живых.

Как вы понимаете, в это время я с Иштар виделся нечасто. Она была очень занята, но я знал, что она со страшной скоростью потребляет всех доступных мужиков на выданье. Раньше или позже ей придется расширить свой диапазон. Оказалось - раньше.

Однажды утром мы с ней встретились, когда она собиралась в аэропорт. Она была еще более zaftig, чем обычно, более воздушной, как-то заметнее во всех отношениях. На ней никак не сказалась ее бурная жизнь, она только стала больше и лучше.

Из сумки она вытащила бутылку.

– Ром, - сказала она. - Его на Карибском море пьют. Очень такой мягкий и приятный напиток.

– Ты собираешься на Карибское море, дорогая?

– Да, и еще много куда. Наши местные мужчины какие-то нестойкие и слабодушные. Они меня разочаровали, хотя бывали и очень увлекательные моменты. Я вам так благодарна, Джордж, - без вас ничего бы не было. Это началось, когда вы впервые угостили меня мятным напитком. Знаете, просто стыдно, что я с вами ни разу...

– Ну, это чепуха, моя милая. Я ведь не о себе думал, как ты знаешь, а действовал из чисто гуманных соображений.

Она влепила мне в щеку поцелуй, горячий, как серная кислота, и удалилась. Я с видимым облегчением почесал бровь, но поздравил себя с тем, что наконец-то хоть какое-то из предприятий Азазела закончилось удачно, потому что теперь Иштар, будучи финансово независимой благодаря наследству, могла безраздельно наслаждаться алкоголем и мужчинами.

Так я думал.

Но прошло чуть больше года, и я вновь услышал ее голос. Она вернулась из своего путешествия и позвонила мне. Я далеко не сразу ее узнал. Она была в истерике.

– Моя жизнь кончена! - ревела она в трубку. - Даже мама больше меня не любит. Я не могу понять, в чем дело, но виноват ты. Если бы не твой мятный напиток, ничего бы не случилось, я знаю!
[1] [2] [3]