Глава тринадцатая. Прочь от Солярии (1)
[1] [2] [3] [4]– Прекрасно. – Он откашлялся. – Она снова спит. Она должна выспаться, ты же понимаешь.
– Естественно. Гиперпространственный разрыв. Понимаю.
– Верно, дружочек.
– А Фаллом?
Тревайз устроился на кровати, предложив стул Пелорату.
– Помнишь те книги из моей библиотеки, которые ты распечатал через компьютер для меня? Сказки и предания. Он читает их. Конечно, он слабо понимает галактический, но, кажется, ему доставляет удовольствие произносить слова вслух. Но… почему-то я говорю о нем в мужском роде. Почему бы это, как ты думаешь?
– Возможно, потому, что ты сам мужчина, – пожал плечами Тревайз.
– Может быть. Он страшно умный, знаешь ли.
– Я просто уверен в этом.
Пелорат замялся.
– Я вижу, тебе не очень-то нравится Фаллом.
– Ничего не имею против него лично, Джен. У меня никогда не было детей, и я, в общем, никогда не питал к ним особо нежных чувств. А у тебя вроде бы были дети, насколько я помню?
– Сын. Знаешь, это такое удовольствие – иметь сына, особенно когда он еще маленький. Может быть, именно поэтому я невольно считаю Фаллома мальчиком. Это возвращает меня на четверть века назад.
– У меня нет никаких возражений из-за того, что он тебе нравится, Джен.
– Ты тоже полюбишь его, если только попробуешь отнестись к нему непредвзято.
– Думаю, что да, Джен, и в один прекрасный день я, может быть, попробую.
Пелорат помолчал немного и сказал:
– Ты, наверное, уже стал спорить с Блисс.
– На самом деле мне не кажется, что мы так уж много спорим, Джен. Мы с ней в действительности вполне нормально сотрудничаем. Вчера мы даже очень конструктивно побеседовали – без криков, без взаимных упреков – насчет того, почему она не сразу вывела из строя роботов охраны. В конце концов она продолжает спасать нам жизнь, так что я не могу предложить ей что-либо, кроме дружбы, не правда ли?
– Да, понимаю. Только я не про это. Я про споры, а не про «ссоры». Я про ваше постоянное расхождение во мнениях о Галаксии как противоположности индивидуальности.
– Ах это! Я полагаю, эти дискуссии продолжатся, но будут корректными.
– А что ты скажешь, Голан, если я приведу аргумент в пользу Галаксии?
– Никаких возражений. Только скажи: это твое личное мнение или ты просто чувствуешь себя счастливым, когда соглашаешься с Блисс?
– Это мое мнение, честное слово. Я думаю, Галаксия – это самое логичное будущее. Ты сам выбрал это направление развития человечества, и я все больше убеждаюсь в том, что оно верно.
– Потому что я выбрал его? Это не аргумент. Что бы Гея ни говорила, я способен ошибаться, ты же знаешь. Так что не позволяй Блисс убеждать себя в преимуществах Галаксии на этом основании.
– Я думаю, что ты не ошибся. Это мне доказала Солярия, а не Блисс.
– Каким образом?
– Ну, во-первых, мы изоляты, ты и я.
– Это ее термин, Джен. Я предпочитаю думать, что мы личности.
– Это просто вопрос семантики, дружочек. Называй, как хочешь, но мы заключены в наши собственные шкуры, окружающие наши собственные мысли, думаем сперва и прежде всего о самих себе. Самосохранение для нас первый и главный закон природы, даже тогда, когда это означает, что всем остальным на свете будет причинено зло.
– Известны люди, отдавшие свои жизни за других.
– Это редкое явление. Гораздо больше известно людей, покушающихся на насущнейшие нужды других ради какой-нибудь собственной глупейшей прихоти.
– И какое отношение это имеет к Солярии?
– Ну, на Солярии мы могли видеть, во что могут превратиться отдельные независимые личности, если тебе так больше нравится. Соляриане с трудом смогли разделить между собой целую планету. Они решили, что жизнь в полнейшей изоляции есть совершенная свобода. Они не привязаны даже к своим собственным отпрыскам и убивают их, если их слишком много. Они окружили себя роботами-рабами, которых обеспечивают энергией, и когда солярианин умирает, все поместье символически умирает вместе с ним. Разве это достойно восхищения, Голан? Разве это можно сравнить с тонкостью, добротой, заботой, царившими на Гее? Блисс вовсе не обсуждала это со мной. Это мои собственные мысли и чувства.
[1] [2] [3] [4]