Позавчера и послезавтра (2)

Потом я объявил второй номер. И опять вернулся на свой наблюдательный пункт.

На этот раз все началось благополучно. Средняя группа не отставала... Хоровое многоголосье разливалось по залу.

Но когда Маргарита Васильевна дала знак к окончанию песни, средняя группа, внимательно смотревшая на нее, этого знака не заметила и продолжала тянуть... У песни как бы образовался хвост.

Когда я вернулся на свой наблюдательный пункт в третий раз, там уже был Виктор Макарович... Он опирался на палку, которую я увидел впервые, и, казалось, стал еще ниже ростом.

- Неужели я ничему не научил вас за все эти годы? - тихо спросил он.

- Вы-то нас научили! Но вот без вас...

Он перебил меня:

- В одной стране, мне рассказывали, есть такая традиция... Главного врача больницы обязательно отправляют в длительную командировку. И если без него все идет как при нем, он возвращается на прежнее место. А если хоть что-нибудь ухудшается, его переводят в рядовые врачи.

В ордршаторы... Прекрасный обычай!

- Что вы хотите сказать?

- Я должен буду публично принести извинения залу, вашим родителям... Маргарите Васильевне...

Тут уж я перебил его:

- Ни за что! Я не пущу вас!

Третья песня подходила к концу... Я знал, что средняя, группа готовила Маргарите Васильевне новый сюрприз.

- Одну минуточку!.. - сказал я Виктору Макаровичу.

И принял такую позу, чтобы средняя группа обратила на меня внимание. Но она готовилась... И на меня не глядела.

В следующее мгновение Виктор Макарович побледнел.

И еще тяжелее оперся на палку, потому что на сцене успешно продолжал воплощаться мой замысел.

Я не знал, как поступить... Но, вероятно, мама права, когда отрицает безвыходные ситуации. Я вдруг придумал!

Третья песня уже закончилась. А я на сцене не появлялся... Я быстро царапал карандашом на газетном клочке:

"Ребята! Кончайте!"

Когда я вышел на сцену, кто-то захлопал. Вероятно, нервы не выдержали долгого ожидания. Может быть, это были мои родители?..

- Уже поступают заявки... с мест! - объявил я так громко, как никогда еще не объявлял ни одного номера. - Я передаю эту просьбу хору. Она, конечно, будет исполнена!

На последних словах я сделал особое ударение. И передал записку... Но не Маргарите Васильевне, как полагалось, а своему однокласснику Лешке, который был моим главным союзником в средней группе.

Вернувшись за кулисы, я сказал Виктору Макаровичу:

- Теперь все будет в порядке.

Не поверив мне, он стал внимательно слушать и шевелить губами: весь наш репертуар он знал наизусть. Я тоже прислушивался... Особенно к средней группе. Хотя можно было уже не волноваться: просьба друга была для Лешки законом!

- Что это значит? - спросил Виктор Макарович.

Мама просит меня не повторять в жизни ее ошибок. Я и не повторял... Я вообще не был уверен, ошибкой ли был мой план. Просто я не мог допустить, чтобы Виктор Макарович...

И шепотом все объяснил ему.

- Значит, это ты сделал? - медленно произнес он.

Мой добрый мальчик?

- Мы не хотели расставаться с вами!

В этот момент кончилась песня. Я вышел на сцену с лицом, которое, я думаю, было не таким открытым и приятным, как обычно. А когда вернулся за кулисы, Виктора Макаровича уже не было.

В антракте я помчался искать его. Но меня все время задерживали рукопожатия и похвалы. Почти все называли меня "молодцом". Но у каждого это звучало по-своему...

"Ты - молодец!" - восклицал один. "Ну, сегодня ты был молодцом!" похлопывал меня по плечу второй. "Молодецто ты молодец, но впереди еще целое отделение!" - предупреждал третий.

- Вам с Мандолиной, мне кажется, было трудней всего:

вы оба солировали, - сказал папа. - И делали это вполне талантливо.

- Только не повторяй моей ошибки: не выкладывайся до конца на первой дистанции! - предупредила мама. - Ведь именно в конце второго отделения ты будешь пересказывать содержание зарубежных песен! Прошу тебя: постарайся оттенить специфику каждой страны... - Прижав мое ухо к своим губам, мама спросила: - А что это там происходило... вначале?

- Ничего не заметил! - ответил я.

- Значит, Маргарита Васильевна была права: у тебя не все благополучно со слухом и чувством ритма.

В фойе, в буфете и в зрительном зале Виктора Макаровича я не нашел... Зато я встретил Димулю. Он вытирал платком свою добрую круглую голову и что-то искал.

- Как бы мне позвонить... Римме? - спросил он.

- Телефон у директора!

- Прошлый раз я звонил оттуда. Но сейчас там...

- Автомат внизу, возле кассы! - перебил я. Потому что в эту минуту вспомнил, что Дирдом обещал Наливину встречу с Виктором Макаровичем у сефя в кабинете.

Я помчался туда.

Наливина еще не было. Виктор Макарович, Маргарита Васильевна и Дирдом стояли посреди кабинета. Мужчины нервничали, а Маргарита Васильевна только поправляла огромный пучок на затылке.

- Зайди, Миша, зайди, - позвал Виктор Макарович, когда я приоткрыл дверь. Кажется, впервые он не назвал меня Мишенькой.

Дирдом тоже, мне показалось, с нетерпением поджидал меня.

- Я убежден, что это безобразие вначале... произошло не случайно! сказал Дирдом. - Это была попытка сорвать наш отчет. Ничего подобного раньше, до появления вашей...

или вашего Мандолины не было! Говорят, он родную мать уложил в больницу. А теперь уложит наш хор!

- Володя тут ни при чем. Во всем виноват я...

Дирдом опять как бы . проглотил стакан рыбьего жира:

- Ты?!

Маргарита Васильевна так же неторопливо, как она приводила в порядок свои густые, красивые волосы, произнесла:

- Зачем чтобы кто-то брал на себя вину? Все было естественно: ребята не привыкли ко мне. Они волновались.

Я хотел возразить. Но Виктор Макарович удержал меня за руку.

В эту минуту из приемной донесся журчащий голос Наливина:

- Дирекция у себя?

Дирдом сразу же запил рыбий жир стаканом сладкого морса.

Прямо с порога Наливин обрушился на худенького Виктора Макаровича, накрыл его собой.

- Фотографа бы сюда! Фотографа!.. - сладким голосом воскликнул Дирдом.

Потом Наливин стал обнимать меня, потом Дирдома.

Когда с объятиями было покончено, я заметил, что мы, мужчины, остались одни: Маргарита Васильевна незаметно ушла.

- Десятилетия промчались, как миг, - разводил руками Наливин. - И вот сегодня меня вернули в невозвратную пору детства. Только уже вот такого... - Он опять окинул себя критическим взглядом, как бы опережая в этом смысле Виктора Макаровича. - Поверьте, учитель, это не на почве переедания, а от неправильного обмена веществ! За болезнь ведь не судят...

- Победителей вообще судить не положено, - сказал Виктор Макарович. - Я счастлив, что ты - знаменитый и заслуженно заслуженный!

- Но это и вами заслужено! - ответил Наливин. - Ведь это вы у меня обнаружили... - Он погладил себя по горлу. - Если б не вы!.. Вы первый услышали мою увертюру. Мою прелюдию... А сейчас уже опускается занавес.

- Ты сошел с ума! - весело воскликнул Виктор Макарович. - Карузо тоже был полным! А Джилли?

- Врачи советуют перейти на концерты. А может быть, на педагогическую работу.

- И у тебя тоже... врачи?

- Что день грядущий мне готовит? - пропел Наливин.

Дирдом зааплодировал.

- Ну, голос твой абсолютно здоров! - обрадовался Виктор Макарович.

- Увы... Извечный конфликт между формой и содержанием. Хотя у вас никакого конфликта не происходит: вы - в образцовой форме. - Он с добродушной завистью оглядел худенького Виктора Макаровича. - Общение с ними не дает вам стареть! - Наливин ткнул пальцем в мою сторону. - А мне бы сейчас петь басом! Или, в крайнем случае, баритоном... - Оглядев себя, он вновь зажурчал: - Вас, учитель, сегодня не хватало да сцене! - Дирдом стал усиленно копаться в бумагах. - Кстати, где наша бестрепетная Маргарита Васильевна? - Наливин оглядел кабинет.

- Она не виновата, - твердо сказал я. Виктор Макарович опять удержал меня за руку.

- Я всегда восхищался, учитель, что вы столько лет...

среди этого бушующего океана! - Наливин указал на меня. - Я бы и дня не выдержал.

- Как же ты собираешься переходить на педагогическую работу?

- Буду учить вокалу. Только вокалу... А ваше призвание - весь и х мир! - Наливин опять ткнул в меня пухлым пальцем.

Дирдом совсем зарылся в бумаги. "Есть люди, которые воспринимают чужой успех, как большое личное горе!" - как-то сказала мама. Не знаю, был ли Дирдом таким челоком, но авторитет и успехи Виктора Макаровича его раздражали. Я давно уж заметил.

- И вдруг сегодня вы покинули пост, - продолжал Наливин. - Почему?

- Ноги, Женечка... Все тот же неправильный обмен, который производит время, - здоровья на нездоровье. И мне тоже придется поискать новое место в жизни.

- Оно только здесь, в этом Доме! - уверенно заявил Наливин. - Среди них! - В который уж раз он ткнул в меня пальцем. - Без вас Дом культуры утратит первое слово в своем имени: он перестанет быть домом. По крайней мере, для них!
[1] [2] [3] [4]