2. Николай Калчанов (1)

– Ну, даешь, бородатая бестия! – кричал Стасик и хлопал в ладоши.

– Осторожно, Колька! – кричал Сергей, тоже хлопая.

Я крутил Катю и подбрасывал ее, мне это было легко, у меня хорошие мускулы, и чувство ритма, и злости достаточно. И танец был немыслим и фальшив, потому что не так мне надо с ней танцевать.

Когда кончилась эта свистопляска, мы с Катей упали на тахту. Мы лежали рядом и шумно дышали.

– Скоро мне уже нельзя будет танцевать такие танцы, – тихо сказала она.

– Почему? – удивился я, чувствуя приближение чего-то недоброго.

– Я беременна, – сказала Катя. – Начало второго месяца… – Мне показалось, что я сейчас задохнусь, что тахта поехала из-под меня и я уже качаюсь на одной спице и вот-вот сорвусь. – Да, – прошептала она, – вот видишь… Все и еще это. – И она погладила меня по голове, а я взял ее за руку.

Мы не обращали внимания на то, что на нас смотрят Сергей и Стаська. «Так и жизнь пройдет, как прошли Азорские острова, так и жизнь пройдет»… – вертелось у меня в голове.

– Ну, будь веселым, – сказала Катя, – давай, весели меня.

– Давай повеселю, – сказал я.

Мы снова начали танцевать, но уже не так, да и музыка была другая.

В это время раздался звонок. Сергей пошел открывать и вернулся с Эдиком Танакой. Эдик весь заиндевел, видно, долго болтался по морозу.

– Танцуете? – угрожающе сказал он. – Танцуйте, танцуйте. Так вы все на свете протанцуете.

Катя заулыбалась, глядя на Танаку, и у меня почему-то немного отлегло от души с его приходом. Он всегда заявлялся из какого-то особого, спортивного, крепкого мира. Он был очень забавный, коренастый, ладненький такой, с горячими коричневыми глазами. Отец у него японец. Наш простой советский японец, а сам Эдик – чемпион по лыжному двоеборью.

– А ну-ка, смотрите сюда, ребятки! – закричал он и вдруг выхватил из-за пазухи что-то круглое и оранжевое.

Он выхватил это, как бомбу, размахнулся в нас, но не бросил, а поднял над головой. Это был апельсин.

Катя всплеснула руками. Стаська замер с открытым ртом, прервав наблюдения над своим организмом. Сергей оценивающе уставился на апельсин. А я, я не знаю, что делал в этот момент.

– Держи, Катька! – восторженно крикнул Эдик и бросил Кате апельсин.

– Ну что ты, что ты! – испуганно сказала она и бросила ему обратно.

– Держи, говорю! – И Эдик опять бросил ей этот плод.

Катя вертела в руках апельсин и вся светилась, как солнышко.

– Ешь! – крикнул Эдик.

– Ну что ты! Разве его можно есть? – сказала она. – Его надо подвесить под потолок и плясать вокруг, как идолопоклонники.

– Ешь, Катя, – сказал Сергей. – Тебе это нужно сейчас.

И он посмотрел на меня. Что такое? Он знает? Что такое? Я посмотрел на Катю, но она подбрасывала апельсин в ладошках и забыла обо всем на свете.

– Мужчины, быстро собирайтесь, – сказал Эдик. – Предстоит великая гонка. В Талый пришел пароход, битком набитый этим добром.

– Это что, новый японский анекдот? – спросил Стасик.

Сергей, ни слова не говоря, ушел в другую комнату.

– Скептики останутся без апельсинов, – сказал Эдик.

Тут Стаська, видно, понял, что Эдик не врет, и бросился в переднюю. Чуть-чуть не грохнулся на паркете. Катя тоже побежала было за ним, но я схватил ее за руку.

– Тебе нельзя ехать, – сказал я. – Тебе же нельзя. Ты забыла?

– Ерунда, – шепнула она. – Мне еще можно.

Открылась дверь, и показался во всех своих мотоциклетных доспехах Сергей Орлов. Он был в кожаных штанах, в кожаной куртке с меховым воротником и в шлеме. Он застегивал краги. В другое время я бы устроил целый цирк вокруг этой кожаной статуи.

– Мы на мотоцикле поедем, Сережа? – спросила Катя, прямо как маленькая.

– Ты что, с ума сошла? – спросил он откуда-то сверху. – Тебе же нельзя ехать. Неужели ты не понимаешь?

Катя сбросила туфельки, влезла в свои ботинки.

– Ладно, – сказал он и кивнул мне. – Пойдем, поможешь мне выкатить машину.
[1] [2] [3] [4]