КАРТИНА ТРЕТЬЯ
[1] [2] [3]УНО. Да нельзя же… Ох!
В гостиную вваливается Будах, волоча за собой вцепившегося в него Уно.
РУМАТА. Отец Будах! Как вы очутились в городе, дружище? Уно, оставь отца Будаха в покое…
БУДАХ. На редкость въедливый мальчишка… (Приближается к Румате с распростертыми объятиями.) Но верен, верен, ничего не скажешь… Дайте мне обнять вас! (Они обнимаются.) Я вижу, вы совершенно трезвы, мой друг… (Оглядывает стол.) Ну, еще бы… Впрочем, вы всегда трезвы. Счастливец!
РУМАТА. Садитесь, мой друг. Уно, забери отсюда сладости и подавай обед!
УНО. Ученый человек, а дерется. Срам какой.
БУДАХ. Па-шел, волчонок, делай, что тебе хозяин велел… Да принеси пива! Я вспотел, мне нужно возместить потерю жидкости!
Уно, ворча себе под нос, удаляется. Румата и Будах усаживаются за стол.
РУМАТА. Как вы здесь оказались, отец Будах? Ведь вам опасно появляться в городе, капитан Цупик и дон Рэба ищут вас.
БУДАХ. А, вздор! Мне надоело сидеть в вашей Угрюмой Берлоге. Захотелось проветриться… Между прочим, на днях мне удалось установить интереснейшую вещь. Хотя боюсь, для вас это будет не совсем…
РУМАТА. Ничего, я с удовольствием выслушаю вас…
Входит Уно, принимается накрывать на стол.
БУДАХ. Вы представляете себе треугольник, у которого один угол равен четверти окружности?
РУМАТА. Гм… Представляю.
Будах с сомнением глядит на него. Уно фыркает.
БУДАХ. Ну, хорошо. Так вот, мне удалось доказать, что сумма площадей квадратов, построенных на коротких сторонах такого треугольника… Вы следите за моим рассуждением?
РУМАТА. Самым внимательным образом.
Уно опять фыркает.
БУДАХ. Так вот. Сумма этих площадей в точности равна площади квадрата, построенного на длинной стороне. А?
РУМАТА (с искренним восхищением). Вы молодец, отец Будах!
БУДАХ. Значит, вы меня все-таки поняли! В жизни еще не встречал такого толкового дворянина. Как правило, вы все — непроходимое дубье. Впрочем, вы с самого начала показались мне личностью незаурядной…
УНО. А зачем это?
РУМАТА. Что «зачем»?
УНО. Да вот суммы эти, квадраты…
БУДАХ. Дубина молодая.
РУМАТА. Я после объясню тебе, Уно. Ступай.
Уно выходит, покачивая головой и посмеиваясь.
БУДАХ. Разрешите, мой друг… (Разливает по стаканам пиво, залпом выпивает). Недурное пиво… О чем бишь я?
РУМАТА. Вы говорили… (Неожиданно с силой бьет ладонью по столешнице.) Черт бы вас всех подрал!
БУДАХ. Что с вами, друг мой?
РУМАТА. Таракан! (Щелчком сбивает таракана со стола). Весь этот город заражен тараканами. Спасенья никакого нет.
БУДАХ. Будто у вас в Эсторе нет тараканов!
Входит Уно.
УНО. Там какая-то дона заявилась, вас спрашивают…
РУМАТА (встает). Она?
УНО. Нет. другая совсем. Настоящая сука из благородных.
Будах хохочет.
РУМАТА. Я тебя когда-нибудь выпорю. Проси!
Уно выходит. Входит дона Окана.
РУМАТА. Дона Окана?
ОКАНА. Она самая, благородный дон! Отчаявшись заполучить вас к себе на вечерние блистания, отважилась посетить жилище кавалера разочарованного, обрекшего себя на одиночество…
РУМАТА. Радость нечаянная вдвойне говорит разбитому сердцу… (Церемонно подводит Окану к столу и усаживает в кресло). Осмелюсь просить вас, прекрасная дона, вкусить от скудной пищи моей и от скудного пития моего…
Будах придвигается к Окане.
ОКАНА. От ваших щедрот готова с благодарностью сердечной принять хотя бы и яд смертельный, но — увы! — я только недавно из-за стола. Но вы, благородный дон, не смущайтесь моим присутствием и вновь обратите поток благоволения вашего на оставленного в небрежении друга…
РУМАТА. Да, прошу извинения… Гм… Позвольте представить вам, прекрасная дона, моего старого знакомца, высокоученого монаха…
БУДАХ (кладет руку на руку Оканы). Барон шутит. А скорее всего ревнует. Ни какой я не монах, и мне можно все, что остальным мирянам. Прекрасная дона, меня зовут Будах… (Румата под столом с силой бьет его носком сапога по лодыжке. Будах подскакивает на месте.) Ох! Какого дьявола, барон! Вы что, с ума спятили? (Трет лодыжку.) Да, я — Будах, математик и поэт, и этим горжусь, хотя гиена эта, дон Рэба, нас терпеть не может… И еще я немножко колдун, если угодно.
ОКАНА. И немножко государственный преступник, да? Я наслышана о вас, достопочтенный Будах.
БУДАХ. Надеюсь, вам говорили обо мне в лестном смысле…
ОКАНА. О да. Мне говорили, что вас разыскивает капитан Цупик.
БУДАХ. Серый хам.
РУМАТА. Отец Будах, мой друг, позвольте представить вам прекрасную очаровательницу и первую даму Арканара дону Окану, возлюбленную наперсницу и конфидентку орла нашего и канцлера дона Рэбы!
Будах отдергивает руку от Оканы. Некоторое время, раскрыв рот, смотрит на Окану, затем на Румату и снова на Окану.
БУДАХ. Ничего себе — приятное знакомство!
ОКАНА. Вы разочарованы?
БУДАХ (снова кладет руку на руку Оканы). Наплевать. Пусть меня сколько угодно разыскивают за стенами этого дома. В конце концов надо признать, что у этого вашего зловещего кретина совсем недурной вкус.
ОКАНА. У какого кретина?
БУДАХ. У зловещего. У вашего дона Рэбы. Так вот, пусть они там себе разыскивают, а мы здесь хорошенько повеселимся. Правда, мы, ученые, не в чести у благородных дур, но уверяю вас, моя красавица, я могу, я очень даже могу… Барон подтвердит.
РУМАТА. Да, отец Будах даст сто очков вперед самому галантному кавалеру Арканара.
БУДАХ. И постарается тут же, не сходя с места, это доказать… (Оглядывает стол.) Благородный дон, а нет ли в ваших погребах чего-либо более пикантного, нежели пиво?
РУМАТА. Отличная мысль. (Звонит в колокольчик. Вбежавшему Уно.) Подай вина. Эсторского, моего.
ОКАНА. Фи, эсторское… Слишком сладко и крепко.
РУМАТА. Даме подашь ируканского. А нам с отцом Будахом — моего. И быстро.
ОКАНА. Я согласна, будем веселиться. Но если под сень веселья беззаботного, когда забудем мы о мире горьких слез под властью поцелуев и вина, сюда явятся серые штурмовики…
БУДАХ. Ну, не советую я им являться сюда, когда я буду под властью поцелуев и вина…
ОКАНА. Вы будете драться? Как интересно!
БУДАХ. Мечом, правда, я владею средне, но в доме наверняка найдется что-нибудь вроде дубины. В молодости я неплохо дрался на дубинах… (Мечтательно.) Видели бы вы, как я проломил башку этому ослу, казначею Барканского монастыря! А он был большой мастер подраться! А как вы, барон?
РУМАТА. Что я?
БУДАХ. Как вы на дубинах?
РУМАТА. Как-нибудь мы с вами попробуем. Надеюсь, в грязь лицом не ударить…
ОКАНА. Фи, благородный дон! На дубинах!
Входит Уно с бутылками. Румата принимает у него бутылки, разглядывает.
РУМАТА. Так… Это ируканское, для прекрасной дамы. (Ставит перед Оканой стакан, наполняет.) А это — эсторское, для крепких голов и грубых желудков мужнин. (Наливает Будаху и себе.) Итак, за прекрасную даму!
ОКАНА. Благодарю, благородный дон… (Пьет маленькими глотками.) Румата подносит свой стакан ко рту, кося глазом на Будаха. Тот крякает, набирает воздуху и выпивает залпом. Лицо его вытягивается, глаза вытаращиваются. Он заглядывает в стакан, затем смотрит на Румату.
БУДАХ. Дьявольщина! Какого черта, барон… (Румата пинает его под столом.) Ох! Ну… Да, крепко, крепко, ничего не скажешь. Глаза на лоб лезут… (Осторожно ставит стакан на стол,) боюсь, барон, что еще один такой стакан — и мне конец.
Румата осушает свой стакан и сейчас же снова наполняет все стаканы.
РУМАТА. Угощайтесь, отец Будах. Угощайтесь, мой славный друг.
БУДАХ. Благодарю вас, мой друг. Дайте передохнуть.
ОКАНА. Неужели так крепко?
БУДАХ. Это только мы можем выдержать, очаровательница… (Пытается обнять Окану за талию, та увертывается.)
ОКАНА. Вы слишком нетерпеливы, отец Будах… Лучше ответьте мне на один вопрос.
БУДАХ. Хоть на сто, моя прелесть!
ОКАНА. Вы ведь поэт, не так ли? Скажите, как это сочиняют стихи?
БУДАХ. М-м? Вы слышите, дон Румата? Ее интересует, как сочиняют стихи! Нет уж, это не меня надо спрашивать. Спросите лучше барона. После того как он прочел мне несколько своих стихотворений, я не смею называться поэтом в его присутствии…
РУМАТА. Отец Будах, вы смущаете меня, друг мой.
БУДАХ (залпом осушает стакан.) Ер-рунда!
ОКАНА. Так вы тоже поэт, благородный Румата?
БУДАХ. И еще какой! Возьмите, например…
(Роняет голову на руки, бормочет.) Написать это и умереть…
ОКАНА. Восхитительно!
БУДАХ. Но и я кое-что могу! (Берет Окану за руку, проникновенно.) «Зачем увяли все цветы в саду таинственном любви?..» Ну и так далее. А?
ОКАНА. Очень мило…
БУДАХ (отпускает ее руку). Впрочем, разумеется, сильная сторона отца Будаха не в этом. Налейте, дон Румата.
Румата наполняет его стакан. Будах выпивает залпом.
БУДАХ. Отец Будах кое-что может. Только больше не хочет. Да! Потому что все получается навыворот. А кто виноват, что навыворот?
ОКАНА. Кто?
БУДАХ. Он! Гиена наша дон Рэба! Вот смастерил я одно дело. Проволока с колючками. Скотный двор от волков. Хорошо. Еще умнейшая штука — мясокрутка. Нежный мясной фары. Прекрасно. А дон Рэба… Колючка, грит? Колючка. От волков? От волков. Хорошо, грит, молодец ты, отец Будах. И оплел колючкой рудники, чтобы рабы с рудников не бегали… Мясокрутка… И мясокрутку мою забрал. В башню. И теперь из грамотеев и мужиков нежный фарш делает… Очень, говорят, способствует…
Он хватает бутылку и пьет прямо из горлышка.
ОКАНА (тихо Румате). Ваш друг упился, благородный дон, я покину вас с вашего разрешения…
РУМАТА. Ни в коем случае. Ведь вы пришли ко мне?
ОКАНА. Да, я хотела поговорить с вами…
РУМАТА. Я сейчас все устрою… (Будаху.) Отец Будах, мой друг, вам следует отдохнуть с дороги.
БУДАХ. Отдохнуть? Мне?
РУМАТА. Непременно.
БУДАХ. Оставить эту прекрасную даму, эту очаровательницу?
ОКАНА. Мы еще увидимся с вами, достопочтенный отец Будах.
[1] [2] [3]
Добавить комментарий
- Обязательные поля обозначены *.