5 (1)
[1] [2] [3] [4]Она покосилась на меня через стол:
– По вашему виду не скажешь.
– Старинные деньги. Наследство, – пояснил я. – В нашей семье не любят шика.
– Вы из старозаветной семьи?
– Как-нибудь расскажу, – уклончиво ответил я. Эвелин начала рассказывать о себе, хотя я ни о чем ее не расспрашивал. Объяснила, что она юрист, в Вашингтоне живет уже одиннадцать лет, работает в том отделе министерства юстиции, который величают «антитрестовским». Ее муж, морской офицер, оказался сущим скотом, и она развелась с ним. Детей нет, и заводить их она не собирается. Шеф, человек в общем милый, вот уже пять лет приударяет за ней, но она поставила целью своей жизни – быть избранной в конгресс. Все это рассказывалось неторопливо, низким мелодичным голосом, причем, стараясь занять меня, иногда она отвлекалась, указывая на некоторых из сидевших в ресторане, коротко и зло обрисовывала их.
Вон тот – сенатор, но даже в лифте ни одна девушка не может уберечься от его приставаний. А этот – второй секретарь посольства, торгует наркотиками, переправляя их с дипломатической почтой. Поглядите на того – это известный лоббист, у него в кармане целые гроздья конгрессменов из обеих палат. А вон тот, что сидит в углу, – из ЦРУ, он организовал целый ряд политических убийств в южноамериканских странах.
Я попросил ее заказывать все, что ей захочется, в том числе и вино, хотя лично я предпочитаю пиво.
– Позвольте мне, простому провинциалу, целиком положиться на ваш вкус, – галантно произнес я.
Я был в приподнятом настроении, меня радовало, что я сидел рядом с красивой женщиной и мог свободно, не заикаясь беседовать с ней. Новая, совершенно неизведанная жизнь, казалось, открывалась передо мной.
– Значит, такие мальчики, как вы, выходят из старозаветных, сказочно богатых семей?
– В основном – да, – пробормотал я. Она странно поглядела на меня:
– Вы подставной?
– Как вы сказали?
– Подставной. Из ЦРУ?
– Даже не слыхал о таких, – покачал я головой, улыбаясь.
– Ваш друг Хейл сказал, что вы были летчиком.
– Был когда-то.
Я удивился, когда она успела в суматохе приема расспросить Хейла обо мне. Такое настырное женское любопытство встревожило меня, и я почти решил, что после ужина посажу ее в такси и отправлю домой. Но затем я подумал, что не следует быть таким болезненно подозрительным и портить себе вечер.
– Не распить ли нам еще бутылочку? – предложил я.
– Разумеется, – кивнула она.
Ушли мы из ресторана в числе последних. Я не привык к вину и чувствовал приятное опьянение. Мы уселись в такси и ехали, не прикасаясь друг к другу. Когда такси остановилось перед ее домом, я попросил шофера подождать, пока я провожу свою спутницу.
– Нет, не надо, – перебила Эвелин. – Джентльмен зайдет ко мне пропустить еще стаканчик.
– О, это как раз то, что мне нужно, – немного заплетающимся языком пробормотал я.
Я не разобрал, какая у нее квартира, потому что она не включила свет. Как только мы вошли к ней, она обняла меня и поцеловала. Поцелуй был восхитительным.
– Вы беззащитны, и я соблазняю вас, – засмеялась она.
Посмеиваясь, она повела меня за руку через темную гостиную в спальню. Тонкой полоски света из приоткрытой двери в ванную было достаточно, чтобы разглядеть большой письменный стол с грудой бумаг, туалетный столик и длинные, во всю стену, книжные полки Она подвела меня к кровати, повернула кругом и подтолкнула, так что я упал на спину.
– Остальное – уж моя забота, – сказала она. Если Эвелин в министерстве была так же деятельна, как в постели, то правительство не зря держит ее на службе.
– Сейчас, – пробормотала она, усевшись на меня сверху с раздвинутыми ногами и вставив мою трепещущую от вожделения плоть в свое лоно. Она стала раскачиваться взад-вперед, сперва медленно, потом все быстрее, запрокинув назад голову и опираясь сзади на вытянутые руки. В рассеянном лунном свете, отражавшемся от зеркала, ее пышные груди белели перед моими глазами бледными полутонами. Я обхватил руками, гладил и ласкал эти прекрасные груди, и она застонала. Потом всхлипнула, опять застонала, еще и еще, наконец громко, не в силах больше сдерживаться, закричала и блаженно обмякла.
Мгновение спустя я, словно со стороны, услышал собственный сдавленный стон невыразимого наслаждения. Эвелин обессилено скатилась с меня, растянулась на животе и затихла. Я вытянул руку и осторожно, почти бережно прикоснулся к влажному округлому плечу.
– Тебе не было больно?
– Дурачок, – фыркнула она. – Нет, конечно.
– Я боялся, вдруг…
– Неужто твои дамы молчат, когда ты их трахаешь?
– По-моему, да, – неуверенно промолвил я. И про себя подумал, что такие выражения они уж точно не употребляют. Должно быть, в министерстве юстиции принято называть все своими именами.
Она засмеялась, перевернулась на спину, потянулась к столику у кровати за сигаретами и закурила. Огонек спички осветил ее безмятежное лицо.
– Хочешь сигарету? – спросила она.
– Не курю.
– Долго проживешь. А сколько тебе сейчас?
– Тридцать три.
– Самый расцвет, – сказала она. – Чудесный возраст. Не вздумай уснуть. Давай поговорим. Выпить хочешь?
– А который час?
– Самое время промочить горло. – Она выбралась из постели и набросила халат. – Виски устроит?
– Вполне.
Она прошла в гостиную, шелестя халатом. Я взглянул на свои ручные часы. Раздевая меня, она сняла их и аккуратно положила на столик у кровати. Видно, очень аккуратная женщина. Светящийся циферблат показывал четвертый час ночи. Все в свое время, подумал я, сладко потянувшись в постели и вспомнив этот же час прошлой ночи: жужжание счетной машинки; пуленепробиваемое стекло конторки и сбежавшую по лестнице проститутку, просившую открыть ей парадную дверь.
Эвелин вернулась с двумя стаканчиками виски и села на краю постели. В полоске света, падавшей из ванной, резко очерчивался ее самоуверенный профиль. Помимо аккуратности, ей, как видно, было присуще и стремление к полноте ощущений.
– Очень хорошо, – выпив, сказала она. – И ты был хорош.
– Всегда оцениваешь своих любовников? – засмеялся я.
– Ты вовсе не мой любовник, Граймс. Я бы назвала тебя привлекательным молодым человеком с хорошими манерами. Вчера ты мне определенно понравился, и у тебя хватило мужества на короткое время заехать ко мне. Подчеркиваю, на короткое время.
– Понятно, – кивнул я.
– И тебе, наверное, неинтересно, да и я не собираюсь докучать тебе более подробными объяснениями.
– Ты ничего не должна объяснять мне. Вполне достаточно и того, что ночь была восхитительна.
– У тебя это не так часто случается?
– Откровенно говоря, нет, – рассмеялся я.
– Как на неоновой рекламе – ты, можно сказать, совсем не тот, на кого похож.
– На кого же я похож?
– Да на тех молодых людей, что играют злодеев в итальянских фильмах. Дерзких, порочных и бессовестных.
Ничего подобного во мне прежде не замечали. Наоборот, скорее указывали, что с виду я скромник. Или за эти дни я очень изменился, или же Эвелин Коутс смогла разглядеть мою скрытую сущность.
– Вскоре я вернусь в Вашингтон, – сказал я. – Позвонить тебе?
– Если у тебя не будет ничего лучшего.
– А ты захочешь увидеться со мной?
– Если у меня не будет ничего лучшего.
– Неужели ты такая жесткая, какой хочешь казаться?
[1] [2] [3] [4]