Бог здесь был, но долго не задержался (сборник рассказов) (12)

Очередной раунд выпивки; Анна все улыбается; в баре становится заметно темнее. Ох, не надо бы, чтобы Берт очутился в Афинах,-- там на улицах полно танков, комендантский час; людей грабят, наставляя на жертву пистолет; солдаты нервничают, не понимают английских шуток из сказок. "Будь скорбно печальной -- любовь моя!"...

Наконец они покинули бар; перешли через мост. Река так медленно течет между замечательными памятниками; Париж -- истинная Библия, высеченная в камне; Виктор Гюго и все другие... Какой-то таксист чуть не сбил их с ног, облив потоком площадной брани.

-- Заткнись! -- рявкнул Гаррисон по-французски.

Вот уж совсем на него не похоже...

Анна по-прежнему улыбается.

-- Видите, как опасно на этих улицах! -- Гаррисон крепче сжал локоть Розмари,-- он явно взял на себя миссию оказывать ей всяческую поддержку.-Один малый, француз, мой знакомый, столкнулся на боковой улочке, возле Оперы, с другой машиной. Выскочил водитель и уложил моего приятеля на месте -- прямо на глазах у жены. А он ведь был знатоком каратэ или что-то в этом роде.

Анна не переставая улыбаться вставила:

-- В Варшаве еще хуже.

В Варшаве она сидела в тюрьме,-- правда, всего сорок восемь часов, но все равно -- в тюрьме.

В небольшом ресторанчике неподалеку от Елисейских полей у стойки бара они ожидали американца. Виски поступало периодически, но американца все не было. За столиками -- мужчины по одному у каждого в руках газета. На первой полосе -- фотография двух толстячков: пожилые джентльмены довольно робко тычут друг друга рапирами. Сегодня утром в Нейли, в одном парке, состоялась дуэль между двумя членами палаты депутатов; пролилась кровь -- совсем немного, пустячный укол в руку. Честь, таким образом, восстановлена. Ну что вы хотите? Франция...

-- Мне всего шестнадцать,-- рассказывала Анна.-- Приглашают меня на вечеринку -- один итальянский дипломат. Среди иностранцев я пользуюсь большим спросом из-за знания языков.-- Анна, по-видимому, большая любительница грамматического настоящего времени в рассказах о прошлом. Пью все еще только фруктовый сок. Потом всех присутствующих поляков арестовывают.

-- Encore trois whireys, Jean!1 -- крикнул Гаррисон бармену.

1 Еще три виски, Жан! (фр.).

-- Этот дипломат контрабандой вывозит из Польши произведения искусства -- продолжала Анна,-- большой любитель. Полиция допрашивает меня в течение десяти часов в маленькой тюремной камере. Хотят, чтобы я рассказала, как помогаю вывозить контрабандным путем произведения искусства и сколько мне за это платят. К тому же утверждают, что я шпионка. Что мне остается? Только расплакаться -- я ведь ничего не знаю. Приглашают меня на вечеринку -- иду на вечеринку. Говорю им, что хочу повидаться с мамой, а они -- что посадят меня под замок и будут держать здесь, в тюрьме, пока не заговорю. А до тех пор никто не узнает, где я нахожусь, никогда.-- Улыбнулась.-- Сажают ко мне в камеру двух других женщин -- проституток. Те разговаривают со мной очень грубо, смеются, когда я заливаюсь слезами. Они уже три месяца в тюрьме и не знают, когда их выпустят. Просто с ума сходят по мужчинам. "Три месяца без мужика -- это о-очень долго...". Из тряпок сооружают что-то...-- и заколебалась, не умея подобрать точное слово,-- похожее... на этот... предмет... ну, мужской половой орган.

-- Пенис,-- услужливо подсказал англичанин.

-- Ублажают им себя по очереди. Потом хотят опробовать и на мне. Я страшно визжу; в камеру входит надзиратель; они смеются. Говорят: месяца через три завизжу еще не так -- кричать стану, требовать, чтоб дали мне попользоваться этой штуковиной.-- Анна улыбалась потягивая виски.-- На следующий день вечером меня освобождают. Я не должна никому говорить, где была. Вот как я оказалась здесь, в Париже. Очень хочу выйти замуж за американца, уехать в Америку и жить там.

Словно по волшебству, стоило ей произнести "американца", "Америку",-- и этот американец вошел в ресторан. С ним -- какой-то молодой англичанин, белокурый с розовыми щечками, похожий на главного героя из кинофильма "Конец путешествия". Американца звали Кэррол; продолговатое, изможденное, загорелое лицо; кожаный пиджак, черный свитер.

Американец -- фотограф "Новостей дня", работает в каком-то крупном агентстве. Только что вернулся из командировки во Вьетнам; опоздание свое объяснил: долго ждал в конторе, когда проявят и напечатают его снимки,-- до сих пор не сделали. Англичанин, его приятель, имел какое-то отношение к Би-би-си и на вид казался очень робким молодым человеком. Американец поцеловал Анну,-- само собой, дружески: он не из тех, кого устроит фиктивный брак.

Опять явились стаканчики с виски; Розмари вся сияла. Молодой англичанин все время вспыхивал, как только она перехватывала его взгляд, брошенный, на нее исподтишка. Куда лучше все же быть здесь, чем сидеть и мрачно размышлять неизвестно о чем в своем номере, с тусклыми лампочками -- настолько, что даже читать нельзя, чтобы убить время.

-- Тюрьма -- это вершина человеческого опыта,-- проговорил задумчиво Гаррисон, не сбиваясь с ритма своего расписания в отношении виски.

Рассказ Анны разбудил его воспоминания. Оказалось -- он пробыл три года в японском лагере для военнопленных.

-- Там твой характер подвергается истинному испытанию -- куда в большей степени, чем на поле боя.

Сидели уже за столиком в ресторане и приступили к закускам -разнообразием их был знаменит этот ресторан. Рядом со столиком поместились две тележки, уставленные тарелками: тунец, сардины, мелкий редис, сельдерей под соусом, яйца под майонезом, свежие грибы в масле, рагу из баклажанов, помидоров и кабачков, сосиски разных сортов, паштеты... Такими лакомствами можно накормить целую армию голодающих в Париже. Молодой англичанин сидел рядом с Розмари. Случайно коснувшись под столом ногой бедра Розмари, так поспешно убрал ее, будто это было не бедро, а острый штык. На смену виски плавно пришло вино -- божоле нового урожая. Бутылки с ярко-красными наклейками то появлялись на столе, то исчезали, уже пустые.

-- У охранников была одна невинная забава,-- рассказывал Гаррисон,-они курили, нарочито медленно затягиваясь, перед нами, а сотня военнопленных -- умиравших от голода, одетых в жалкие лохмотья -- жадно взирала на них, и каждый готов был отдать жизнь за одну сигарету. Я нисколько не преувеличиваю.

Стояла мертвая тишина; никто не двигался; все стояли молча, пожирая глазами коротышку с ружьем на плече, который спокойно покуривал, лишь изредка затягиваясь,-- сигарета бесцельно тлела у него в руке. Когда от нее оставалась половина, он бросал бычок на землю, растаптывал сапогом и отходил от нас на несколько ярдов. И в это самое мгновение сотня людей падала на колени; яростно толкали и били друг друга, царапались, ругались, отталкивали соседа, чтобы схватить мелкие крошки табака... А охранники, глядя на эту кучу-малу, от души потешались над нами.

-- Да, этот магический Восток...-- произнес Кэррол.-- Такие же примерно сцены я наблюдал во Вьетнаме.

Розмари надеялась, что он не станет приводить столь же тошнотворные детали. Такие аппетитные закуски, прекрасное вино, да и виски выпито немало,-- может быть, все это вновь сделает ее пребывание в Париже приятным и счастливым. К счастью, Кэррол оказался неразговорчивым, зря она опасалась. Он только полез в карман, извлек фотографию и положил на стол перед Розмари.

Одна из тех, что повсюду попадаются на глаза в эти дни. Старая, лет под восемьдесят женщина, вся в черном, сидит на корточках спиной к стене, протянув вперед руку для милостыни; рядом с ней маленькая, почти совсем голая, видно, умирающая от голода девочка с большими щенячьими глазами. Стройная евроазиатская девица, сильно накрашенная, с пышной, высокой прической, в шелковом платье с разрезами, демонстрирующими великолепные ноги, проходит мимо этой несчастной старухи, не обращая на него никакого внимания, словно ее не существует. На заднем плане -- стена, где кто-то написал мелом большими буквами: "Бог здесь был, но долго не задержался".

Я сделал этот снимок для своего редактора отдела религии,-- объяснил Кэрол, наливая себе вина.

Анна взяла в руки фотографию.

-- Какая девушка! -- восхитилась она.-- Будь я мужчиной, не стала бы и глядеть на белых женщин.-- И передала фотографию молодому англичанину.

Тот долго, внимательно ее разглядывал, потом вымолвил:

-- В Китае, насколько мне известно, больше нищих нет.-- Вдруг густо покраснел, словно сказал непристойность, и быстро положил фотографию на место.

Элдред Гаррисон, вскинув голову, словно проснувшаяся птица, посмотрел на нее.

-- Новое американское искусство -- граффити. Общение с помощью надписей на стенах.-- И улыбнулся своей шутке, хотя она ему самому, кажется, не очень понравилась.

Кэррол спрятал фотографию в карман.

-- Я не видел там женщины два с половиной года.-- Гаррисон, принялся за бифштекс.

Париж, однако, столица ошеломляющих бесед,-- взять хотя бы Флобера с его друзьями. Розмари стала вдруг придумывать более или менее подходящие предлоги, чтобы уйти не дожидаясь десерта. Молодой англичанин налил ей еще вина, наполнив почти до краев большой стакан.

-- Благодарю вас.

Чувствуя себя по-прежнему неловко, он отвернулся. него красивый, длинный, типично английский нос, белесые ресницы, немного втянутые розовые щеки и полные, как у девушки, губы. В кармане должна торчать "Алиса в стране чудес".
[1] [2] [3] [4]